Бессознательное проявляется также в симптомах; не только в симптомах аффекта, расщепленной личности, в забывчивости или оговорках, не только в психологических симптомах, когда нет никаких показаний в органике, ни признака, ни следа, ни логической причины. Более того, существуют симптомы, которые проявляются в органике, но называются психогенными. Последние, конечно, вызываются не сознательно, не волевым усилием, а бессознательной личностью.

Утверждение, что такие симптомы могут привести к обнаружению души, уже не вызывает удивления. Я не имею в виду чудеса, описываемые популярным журналом «Ридерс Дайджест» в статьях типа: «Как моя головная боль привела меня к Богу». Однако продолжительное внимание к страданиям, к своему воплощению в плоти, страдающему без какой-либо видимой причины, подобно Иову, несмотря на старания сохранить божественный облик, является смиряющим, пробуждающим душу переживанием. Симптомы смиряют; они релятивизируют Эго, низводят его с его пьедестала. Устранение симптомов может только вернуть Эго его прежнее господствующее положение. Усмирение с помощью симптомов — лишь один из способов привести нас к смирению. Мы много говорим о смирении и мало — о том, как оно достигается. Смирение не возникает произвольным образом, так как оно не поступок Эго. Существует, однако, такое явление, как положительное унижение, которое нельзя назвать отклонением, проявлением мазохизма или сломленности личности, но которое может оказаться максимально приближенным к религиозному смирению.

Поскольку симптомы ведут к душе, их устранение может сопровождаться потерей души; мы можем оказаться без того, что только начинает проявляться, того, что вначале измучено и молит о помощи, покое, любви, но представляет собой больную душу, которая хочет быть услышанной, пытается повлиять на не поддающийся, упрямый разум, на этого бессильного мула, настойчиво и упрямо шагающего своей дорогой. Правильной реакцией на симптом будут не жалобы и требования лекарств, а его принятие, ибо симптом — это первый гонец, возвещающий о пробуждении психического, которое не согласно более терпеть оскорбления. Посредством симптома оно требует внимания, что означает заботливое отношение, нежность, а также необходимость подождать, остановиться, прислушаться. Требуются время и терпение. Каждому симптому необходимы именно время, нежная забота и внимание. Такое же отношение требуется душе; необходимо, чтобы ее почувствовали и услышали. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что иногда необходим слом, настоящая болезнь, чтобы человек пережил нечто чрезвычайное, например, приобрел новое ощущение времени, способность терпеть и ждать, а говоря языком религиозных переживаний, дошел до центральной точки, обрел себя, освободился от всего мешавшего и вернулся обратно.

У алхимиков существовал прекрасный образ для наглядного представления трансформации страданий и симптомов в сокровище души. Целью алхимиков было получение ценной жемчужины. Жемчужина начинается с песчинки, невротического симптома или жалобы, беспокоящего раздражителя плоти, от которого невозможно защититься с помощью раковины. Песчинка постепенно, день за днем, покрывается оболочкой, пока однажды не становится жемчужиной; однако еще предстоит выловить ее из глубин и извлечь из раковины с большим трудом. И только после этого ее начинают носить. Ее надо носить на теплой коже, чтобы она не потеряла своего блеска: спасенный комплекс, который некогда причинял страдания, демонстрируется как достижение. Эзотерическое сокровище, добытое в процессе оккультной работы, становится общедоступным. Избавиться от симптома означает избавиться от шанса обрести то, что однажды окажется величайшей ценностью, хотя вначале может восприниматься как непереносимый скрытый раздражитель.

Однако основным путем, идя по которому мы сталкиваемся с бессознательным, столбовой дорогой, о которой говорил Фрейд, является сновидение. Само по себе оно есть символ; оно объединяет в себе сознательное и бессознательное, сводя воедино несоизмеримые противоположности. С одной стороны, природа: естественные, спонтанные, непреднамеренные, объективные психические процессы и содержания психического. С другой стороны, разум: слова, образы, чувства, паттерны и структуры. Бессмысленный порядок или структурированный беспорядок. Каждую ночь бессознательная сторона психического перебрасывает этот мост. Каждое утро, еще погруженные в сновидение, мы одно-два мгновения проживаем символ, проживаем в нем, объединенные в экзистенциальной реальности, верные правде жизни. Это состояние трудно сохранить. Давление дня уводит Эго. Сознательная часть психики отпускает свой конец моста. Часто мы встречаемся со своими сновидениями просто для того, чтобы их отбросить.

Классическую юнговскую установку в отношении сновидений очень хорошо выражает термин, который я бы позаимствовал в экзистенциальном анализе. (Экзистенциалисты умеют обращаться со словами и часто могут посмотреть на то, что все аналитики делали в течение десятилетий, под таким углом, который позволяет обнаружить нечто новое.) Этот термин можно выразить словами «наладить дружеские отношения» со сновидением. Участвовать в нем, проникнуться его образами и настроениями, хотеть больше узнать о нем, понимать его, играть, жить с ним, узнать его, сблизиться с ним, как с другом. Сближаясь со своими сновидениями, я сближаюсь со своим внутренним миром. Кто живет во мне? Какие внутренние ландшафты принадлежат мне? Что повторяется и поэтому возвращается, чтобы остаться во мне? Это люди и животные, места и заботы, которые ждут моего внимания, хотят, чтобы я сблизился и подружился с ними. Они хотят, чтобы я знал их, как друзей. Они хотят, чтобы я заботился о них, ухаживал за ними. Через некоторое время такая близость создает у человека впечатление, что он дома, что он объединен с внутренней семьей, а это не что иное, как общность и родство с самим собой, глубинный уровень того, что может быть названо «кровной душой» («blood soul»). Иными словами, внутренняя связь с бессознательным вновь приводит к ощущению души, к переживанию внутренней жизни, то есть приводит туда, где обитает смысл. По мере того как ранее разрозненные частички связываются воедино, углубляются и расширяются, начинают выстраиваться условия для религиозной жизни, о которых мы говорили ранее.

Привычка всматриваться в собственные сны, которая делает привычным для нас наш внутренний мир, может формироваться непосредственно в семье. За завтраком, говоря о школьных делах или беседуя по телефону, можно обсудить и какой-либо образ сновидения, какой-нибудь его фрагмент; тем самым открыто и просто бессознательному предоставляется место в семье. Не следует интерпретировать сон ребенка или объяснять, почему человеку приснился тот или иной сон. Достаточно того, что сновидение войдет в соприкосновение с повседневной жизнью, что субъективная реальность сновидения будет принята и получит оценку в объективном мире семьи. Интерпретация и объяснения слишком часто чрезмерно рациональны; зачем заставлять ребенка стыдиться своих снов из-за того, что они безумны, фантастичны, греховны?

Значения, вырастающие из сновидения, не совпадают с теми, которые им приписывает разумное Эго. Если бы сновидение не содержало ничего, кроме разумного объяснения, не было бы никакого роста значений, увеличивал ось бы только Эго, появился бы только новый римский мир, которому должны подчиняться все иные, чуждые ему элементы. Применительно к интерпретации сновидений весьма уместно старинное речение «опасно малое знание». Это инстинктивно понимают пасторы-консультанты, не устающие вновь и вновь повторять, что они «не касаются сновидений», как будто те слишком глубоки и сложны, а их интерпретация требует специальных знаний и подготовки. Это, разумеется, справедливо; но если священник — ДУХОВНЫЙ пастырь, то как он может игнорировать исходящий из души голос, считая его посланием, предназначенным только для понимания фрейдистами, психиатрами или экспертами-юнгианцами? Поэтому мы должны подойти к сновидениям с другой стороны — использовать методы, пригодные не только для экспертов, простые методы, применимые за обеденным столом и в работе с прихожанами.

Заметим вначале, что мы не будем пользоваться терминологией Фрейда: где было Оно, там должно быть Эго. Произведя замену Оно на Эго, мы придадим сну рациональное значение. Тогда интерпретация сновидений превращается в своего рода перенесение всего материала с одной стороны моста на другую. Это установка на потребление бессознательного, на использование его для получения информации, силы, энергии, на эксплуатацию его в пользу Эго: сделай это моим достоянием, сделай это моим. Такая установка расщепляет символ, соединяющий эти две стороны психического. Она переводит сновидение в нечто известное, в знак или ярлык. (Это замена матери; это животное — твое половое влечение; те холмы и долины — экран с изображением дома твоего детства и инфантильных желаний.) Такие рациональные интерпретации, в которых делается попытка заменить Оно на Эго, фактически направлены на истощение бессознательного, на уменьшение его размеров, на его опустошение — а это враждебные действия. Они не позволяют «сдружиться» со сновидением. При расщеплении сновидения на иррациональное содержание и рациональное значение происходит расщепление психического. Сновидение, которое каждое утро дает возможность восстановить наш разделенный дом, подвергается насилию, и наши раны остаются открытыми; постоянно новый дольний беспорядок внизу, постоянно новый горний порядок наверху. Тогда бессознательное становится моим врагом, над которым надо работать: необходимо «умиротворить» его методами анализа, наблюдать или следить за ним с надежных позиций. Однако прежде всего необходимо лишить его силы. Существуют такие ситуации, которые будут отражаться в сновидениях в виде заросшего болота, паники среди животных, шторма на море, грязи на кухне, когда необходимы рациональное объяснение и ясная голова. Однако важнейшую роль играет само отношение человека к сновидению, частично обусловленное установкой к нему.

В дружбе эта связь сохраняется открытой, поддерживается постоянно. В этом случае, отказываясь от интерпретации сновидения, мы терпеливо предоставляем ему время; не торопимся делать выводы, принимать решения. Дружеские отношения со сновидением начинаются с простой попытки прислушаться к нему, записать на бумаге или в специальный дневник то, о чем оно рассказало. Отмечают тон сновидения, настроение после пробуждения, эмоциональные реакции спящего в процессе сна, радость, страх или удивление. Дружба — чувственный подход к сновидению; чувства, вызываемые сном, сравнимы с чувством к человеку, с которым у нас начинают складываться дружеские отношения. Следует записывать сказанное другом, запоминать, о ком он говорит, где все происходит. Сцены сновидений ограничиваются обычно несколькими фигурами, часто четырьмя, следовательно, передается только данное, специальное сообщение. Если в течение нескольких ночей в моих сновидениях появляются преимущественно мужчины, то я знаю, что нечто происходит с моей мужской стороной, что все появляющиеся мужские фигуры представляют различные способы быть мужчиной, что каждый мужчина в сновидении воплощает особый набор характеристик, какую-либо черту моей личности. Один крайне честолюбив, другой — выдающийся футболист с могучим телом, третий невыразителен и косоглаз. Это все открытые для меня возможности, мои составляющие, принадлежащие мне комплексы, влияющие на мое поведение. В сновидениях я могу оказаться среди представителей высшего класса, в аэропорту, готовым в любой момент к отлету, в безличных гостиничных номерах в неизвестном месте; они могут перенести меня в горы, где я скольжу, румяный и замерзший, по горным склонам. Сновидение всегда говорит: «Посмотри, где ты находишься и с кем». Частое повторение мотивов, мест, людей означает, что сновидение настойчиво взывает о внимании к себе. Разве человек может игнорировать друга?

И сама история, которую рассказывает друг, имеет начало, середину и приходит к концу, как все истории и драмы. Я всматриваюсь в то место, откуда начинается сновидение, так как там коренятся истоки происходящего в сновидении, подобно тому как в театральной программке указываются время и место действия: детство, утро; ночь, в офисе, после того как все ушли, остались только я и офис; моя супружеская спальня. Я замечаю также способ, который сновидение использует для достижения кульминации, обозначаемой иногда словом «внезапно»; затем оно где-то заканчивается, резко или постепенно, или я просыпаюсь.

Для того чтобы выстроить доверительные отношения со сновидением и научиться истолковывать его так же, как это может делать искусный специалист, могут понадобиться годы, но чтобы «подружиться» со сновидением, не требуются ни большой ум, ни специальные знания. Мы всегда можем позволить этому другу болтать о пустяках, продолжать плести сюжет; а затем наблюдатель тоже может поболтать о пустяках, вводя ассоциации и дополнения, вспоминая происшествия, играя словами, опираясь на параллели из Библии, мифов или кинофильмов. Я поз-золяю ему говорить и разговариваю с ним сам, не анализируя и не интерпретируя его. Разговаривая со сновидением, человек обращается к его настроению и образам, побуждая его продолжать рассказ. Здесь необходимо постоянно соблюдать осторожность, уважительно относясь к атмосфере сновидения; чтобы образы из сна сохраняли достоверность и уважительное к себе отношение, необходимо мужественно на него реагировать, подобно тому как мы реагируем на своего друга. Побуждая сон продолжать рассказ, я даю ему шанс передать его истинное послание, его мифическую тему, приблизившись тем самым к мифам, действующим во мне, к моей реальной истории, к истории моей жизни, рассказанной изнутри, а не увиденной со стороны. Я становлюсь сочинителем собственных мифов, то есть рассказчиком.

Таким способом пастор-консультант, проводя свою работу, может начать слушать рассказы о сновидениях, а также о других событиях. Сновидение представляет собой просто внутренний аспект внешней истории. Выслушивая рассказы о сновидениях, пастор приобретает определенные навыки обостренного восприятия, так же как профессиональный рассказчик или шутник. Таким же образом слушали Иосиф и Даниил; однако пастор может слушать лучше, если он не уподобится указанным библейским толкователям снов, то есть не поддастся искушению и не будет давать безапелляционных толкований.

Такой подход — это не дилетантская психология, ибо сновидения относятся не только к области психологии. Некогда их толкование доверяли святым мужам. Сновидения в равной мере принадлежат священнослужителям и психологам, ибо они являются «забытым языком Бога», как их назвал преподобный Джон Сэнфорд в книге с тем же названием. Дилетантизмом был бы подход к сновидениям с психологическими инструментами, которыми человек не овладел. Дилетантизмом была бы попытка аналитической интерпретации без той преданности сновидениям, без той ответственности перед бессознательным и того знания относящегося к символам объективного материала, который является контекстом формирования сновидений и научной основой искусства их толкования. В связи с тем, что сновидения широко признавались важными посланиями, иногда даже имеющими божественное происхождение, их толкователь должен был быть человеком особенным, умеющим обращаться с высвобожденными силами. Это требование сохранилось, несмотря на серьезное научное изучение сновидений. Обычный близкий контакт со сновидением еще не гарантирует раскрытия их темного языка и разрешения всех сомнений. Они продолжают предсказывать судьбу, порой роковой исход, и объяснению поддается лишь небольшая их часть. Но. несмотря на все загадки, в игре с формой сновидений