Косвенно конфликт между сторонниками Петра и Павла отразился в каноническом Втором послании Петра. Оно написано относительно поздно — не раньше начала II в., так как в нем видно знакомство с евангелиями и содержится прямая ссылка на послания Павла. Упоминание Павла появляется в контексте несколько неожиданно: «И долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости написал вам. Как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2 Петр. 3. 15–16). Итак, с одной стороны, Павел — «возлюбленный брат», а с другой — в его посланиях есть нечто «неудобовразумительное», что дает основания превратно толковать христианское учение. Сущность этих расхождений из Второго послания Петра неясна, но вполне возможно, что она касалась отношения к иудаизму (иудео–христиане, как указывалось, не признавали Павла).

Снижен образ Петра и в Евангелии от Фомы из Наг–Хаммади, в котором, естественно, самым близким учеником является Фома. Так, согласно этому евангелию, Иисус спросил учеников, кому он подобен. В ответ Петр сравнивает его с ангелом, Матфей — с философом [115], и только Фома говорит: «Мои уста никак не примут сказать, на кого Ты похож» (14). Интересно, что в Евангелии от Матфея на аналогичный вопрос именно Петр отвечает: «Ты, Христос, Сын Бога живого» (16. 15–16); в Евангелии же Фомы Петр не понимает истинной природы Иисуса. Там же Петр требует, чтобы Мария Магдалина покинула их: «Ибо женщины недостойны жизни» (118); в ответ на это Иисус произносит слова о том, что Мария станет духом живым, подобно мужчинам: «Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в царствие небесное». Эта сентенция отражает чисто гностическое представление о преодолении и соединении противоположностей в «царствии Отца», однако вряд ли случайно, что требование изгнать Марию, обличающее непонимание сущности гносиса, вложено в уста Петра. Против Марии Магдалины Петр выступает и в Евангелии Марии из Наг–Хаммади: гностики, по–видимому, не признавали традиции, возвеличивающей его роль в распространении христианства.

Однако в результате деятельности проповедников римской общины в более поздней апокрифической литературе — в «Деяниях Петра», в легендах, связанных с пребыванием Петра в Риме, — развивалась в основном апологетическая традиция [116], смягчались противоречия между Павлом и Петром.

Почитание, которым пользовался Петр в среде первых последователей христианства, естественно, должно было привести к появлению книг, передающих традицию, связанную с его именем. Между тем в Новый завет включены только два послания, авторство которых приписано Петру и в которых не содержится рассказов о его участии в проповеди учения Иисуса. По христианским преданиям, евангелист Марк являлся учеником Петра. Тем самым предполагается, что Марк передал рассказы Петра. Но для такой фигуры, как Петр, этого явно недостаточно. И действительно, еще до находок в Египте было известно о существовании не признанных церковью книг, написанных непосредственно от имени апостола Петра.

Упоминания Евангелия от Петра имеются у Оригена [117] и в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Ориген, обсуждая проблему упомянутых в евангелиях братьев Иисуса (Мк. 6. 3; Мф. 13. 55), говорит, что представление об этих братьях как о сыновьях Иосифа от первой жены восходит к евангелию, написанному от Петра, и Книге Иакова [118]. Ориген поддерживает эту версию, не отвергая тем самым и Евангелие от Петра. Более подробно об этом евангелии рассказывает Евсевий. Он говорит о Серапионе (ок. 200 г.), епископе в Рососе (Киликия), который руководил также христианскими общинами Сирии. Согласно Евсевию, Серапион обнаружил, что его паства пользуется Евангелием от Петра. Сначала он это разрешил, но затем, ознакомившись с содержанием, направил верующим по поводу этого евангелия специальное послание. Серапион указал, что этим евангелием пользовались докеты, «преемники тех, от кого оно ведет начало». Далее епископ пишет, что многое в нем «согласно с истинным учением Спасителя, некоторые же заповеди прибавлены, что мы и отмечаем для вас» (НЕ. VI. 12). Еще в двух местах «Церковной истории» Евсевий упоминает Евангелие от Петра в числе подложных писаний (111. 3,25).

Итак, согласно этой версии, Евангелие от Петра было создано какими–то предшественниками секты докетов, чье учение было распространено в Сирии во II в. Название этой секты происходит от греческого слова ????? — казаться; согласно докетам, пребывание Христа на земле было лишь кажущимся, нереальным, они отрицали человеческую природу Иисуса.

Однако христианские писатели связывали Евангелие от Петра не только с докетами, но и с иудеохристианами. Так, Феодорит (IV–V вв.) писал: «Назореи являются иудеями, чтящими Христа как справедливого человека и пользующимися так называемым Евангелием от Петра» [119]. Версия Феодорита противоречит учению докетов и отражает одно из самых ранних иудео–христианских представлений о Христе, о котором говорилось выше. Может ли анализ содержания дошедшего до нас фрагмента объяснить эти противоречивые сведения христианских писателей? В известной мере может, но, к сожалению, отрывок невелик и не дает полного представления о содержании всего евангелия.

Судя по замечанию Оригена, в Евангелии от Петра описывалось рождение Иисуса, поскольку в нем речь шла о сыновьях Иосифа от первого брака. Проповедь Иисуса не дошла совсем, но, если верить словам Серапиона, в ней многое совпадало с писаниями, принятыми ортодоксальными епископами. В сохранившемся отрывке описывается суд над Иисусом, его казнь, воскресение и поведение учеников, иудейских старейшин, Пилата, народа. Омовение рук Пилатом, глумление над Иисусом перед казнью, обращение к нему как царю, распятие между двумя разбойниками, деление одежд по жребию — все эти детали можно найти и в канонических евангелиях. Иначе, чем там, у Петра описан суд над Иисусом: он происходит не перед народом, а, вероятно, в претории (или во дворце Ирода). Главную роль в осуждении Иисуса играет Ирод Антипа [120]. О том, что версия об участии Ирода в суде над Иисусом была распространена в христианской традиции, свидетельствуют слова из «Деяний апостолов» (4. 27). В Евангелии от Луки есть рассказ о том, как Пилат, узнав, что Иисус — галилеянин, отправил его к находившемуся в то время в Иерусалиме правителю (тетрарху) Галилеи Ироду Антипе. Ирод подверг Иисуса допросу, но тот хранил молчание. Тогда «…Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату» (Лк. 23. 11). Затем следует соответствующий другим каноническим евангелиям рассказ о том, как Пилат хотел отпустить Иисуса (у Луки в уста Пилата вложена фраза о том, что и Ирод не нашел его «достойным» смерти), но народ потребовал его казни. Создается впечатление, что у Луки произошло дублирование эпизодов суда и объединение разных традиций — той, которая отражена в других новозаветных евангелиях, и той, которая нашла отражение в Евангелии от Петра, а также в упоминании Ирода среди судей в «Деяниях апостолов».

Насколько появление Ирода в числе судей связано с реальной исторической ситуацией казни проповедника Иисуса, сказать сейчас трудно; привлечение Ирода к суду Пилатом, который, возможно, не хотел ввязываться в очередной религиозный конфликт, кажется вероятным, поскольку Иисус происходил из области, находившейся под управлением Ирода. Еще более вероятным представляется, что об участии Ирода в осуждении Иисуса говорилось уже в ранней иудео–христианской традиции. Его отец — царь Ирод вызвал острую ненависть многих слоев иудейского общества своей проримской политикой, жестокими преследованиями всех недовольных. Ненависть к Ироду разделяли и первые христиане; ее отражением явилось новозаветное предание о том, что Ирод приказал перебить всех младенцев мужского пола, узнав, что в Вифлееме родился будущий царь иудейский. Его сын также обрисован в Новом завете черными красками: Ирод Антипа приказал бросить в темницу Иоанна Крестителя [121], но из страха перед народом не решался казнить его. Тогда на пиру дочь его жены (и сестры) Иродиады попросила у Ирода голову Иоанна — и тетрарх приказал казнить его (Мф. 14. 3–11). Таким образом, виновность Ирода, казнившего Иоанна Предтечу, в гибели Иисуса должна была казаться первым христианам очевидной; рассказ об Ироде в Евангелии от Петра, с нашей точки зрения, отражает достаточно рано возникшую традицию.

В описании мучений, которым подвергли Иисуса после осуждения, имеются отдельные детали, которые расходятся с новозаветными рассказами, хотя в целом автор апокрифа следует общей с ними линии повествования. Расхождение заключается в том, например, что в Евангелии от Петра Иисуса сажают на судейское место и обращаются к нему со словами: «Суди праведно, царь Израильский»; в новозаветных евангелиях Иисуса приветствуют как царя иудейского, но о том, что Иисуса посадили на судейское место, не указано (у Иоанна также употребляется слово ???? — судейское место, но на него садится Пилат, а не Иисус. — 19. 13). Деталь эта важна для нас, потому что ее упоминает Юстин в своей «Апологии» (1. 35). Фразеология Юстина близка к фразеологии апокрифа: по–видимому, он знал и почитал Евангелие от Петра.

В новозаветных евангелиях над Иисусом глумятся воины, в то время как у Петра это делают неопределенные «они», под которыми, судя по контексту, подразумеваются и иудеи–враги Иисуса, и римские воины. Стилистика евангелия такова, что автор не разделяет иудеев и римлян: только из их действий можно определить, о ком, собственно, идет речь — приказали не перебивать голеней разбойнику, естественно, начальники римской стражи, напоили Иисуса уксусом с желчью также стражники; «они», которые беспокоились, не наступил ли день субботний, «они», побежавшие к Пилату, — иудеи.

В то же время при этом обобщенном образе «они — враги» в Евангелии от Петра ясно видно противопоставление народа и верхушки иудеев — старейшины, жрецы, книжники, фарисеи выведены как главные противники Иисуса. Иногда они названы общим термином «иудеи», однако из контекста явствует, что «иудеи» — это не весь народ (он обозначен греческим словом ????), а собирательное название для иудейских врагов Иисуса (см., например: 12. 50). После смерти Иисуса народ начинает роптать и бить себя в грудь, уверовав в праведность казненного. Старейшины, книжники и фарисеи просят Пилата дать охрану для могилы, чтобы ученики не украли тела, и народ не поверил бы, что он воскрес (8. 28. 29). Наконец, убедившись, что Иисус действительно воскрес, они умоляют Пилата приказать воинам молчать об увиденном (11. 48). Такое противопоставление народа иудейским старейшинам вписывается в контекст отрывка — ведь народ не принимал участия в осуждении Иисуса; его известность среди народа подчеркнута и тем, что после его погребения из Иерусалима и окрестностей к запечатанной гробнице стекается толпа. Нельзя сказать, что такая трактовка целиком принадлежит автору Евангелия от Петра: и в Евангелии от Матфея иудейские старейшины просят Пилата: «Итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого» (27. 64). Здесь, как и в Евангелии Петра, приводится версия, которая распространялась ортодоксальными иудеями, о том, что ученики украли тело Иисуса [122]. В скрытой форме присутствует и страх перед народом, который может поверить в воскресение Иисуса: «последний обман» (т. е. обман народа) хуже первого (т. е. кражи тела); хотя в данном случае опасение старейшин не вполне вяжется с активным требованием казни Иисуса именно со стороны иудейского народа («И отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших». — Мф. 27. 25). Но в Евангелии от Матфея нет столь ярко выраженного вторичного заявления старейшин, которые, уже будучи свидетелями воскресения, все–таки предпочитают обмануть народ и совершить «величайший грех», но не быть побитыми камнями народом, который (подразумевается) сочтет их главными виновниками содеянного.

В Евангелии от Луки также говорится о горе и раскаянии народа. Там рассказывается, что за Иисусом, когда его вели на казнь, шло «великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (23. 27). После же казни, согласно этому евангелию, весь народ «возвращался, бия себя в грудь» (23. 48). В одном из ранних латинских переводов Евангелия от Луки в рассказе о раскаянии народа есть слова о грядущем возмездии Иерусалиму [123], что соответствует описанию Евангелия от Петра. Описание раскаяния народа со словами: «О, горе Иерусалиму» — знал (возможно, именно по Евангелию от Петра или по более развернутой версии Евангелия от Луки) Татиан, поскольку аналогичный рассказ приведен в его Диатессароне.

Такое противопоставление народа и жречества могло восходить к иудео–христианам и даже к более ранним иудейским сектантским группам, например кумранитам, которые резко отрицательно относились к иудейским первосвященникам и к самому Иерусалимскому храму [124]. В этой связи следует сказать, что точка зрения, высказывавшаяся в научной литературе [125] об антииудейской тенденции Евангелия от Петра, представляется необоснованной: обвинение ненавистного Ирода и иудейской верхушки, а не всего народа скорее отражает острые споры внутри иудаизма, чем противопоставление иудеев и христиан.