Государыня, между тем, продолжала:

"Я не понимаю этих людей... Они враждебны к епископу Варнаве, называют его огородником... Но это и хорошо: народу нужны пастыри, которые бы понимали его и имели общий язык с ним... Сановники народу не нужны... Между тем наши епископы стремятся не в народ, а великокняжеские салоны и великосветские гостиные... Но салоны и гостиные – не Россия.

Россия – это наш серый, заброшенный, темный, неграмотный народ, жаждущий хорошего пастыря и хорошего учителя, но не имеющий ни того, ни другого... Вместо того, чтобы идти в толщу народную, епископы только и думают о Патриархе... Но, что же даст Патриарх, приблизит ли он пастыря к пастве, даст ли народу то, что нужно?.. Прибавится лишь число митрополитов, и больше ничего; а расстояние между пастырем и народом, между Церковью и государством, еще более увеличится... Как Вы думаете?!"

"Я тоже не связываю с патриаршеством никаких последствий, способных урегулировать общецерковные недочеты, – ответил я, – и, притом, мне кажется очень подозрительным, что за патриаршеством гонятся обе стороны, и правые, и левые, и друзья, и враги Церкви... Идея власти чужда Православию... Наша Церковь была сильна не тогда, когда стремилась к господству над государством, а когда возвышалась над ним своим смирением и чистотою. Идея патриаршества не имеет и канонической почвы. Главою Церкви был ее Создатель, Господь Иисус Христос... Однако, после Своего вознесения на небо, Господь не передал главенства над Церковью ни одному из Апостолов, а послал вместо Себя Духа Святаго и этим, как бы, предопределил соборное начало управления церковью на земле, под Своим главенством. Эта точка зрения усвоена и "Книгою Правил", т.е. собранием постановлений Апостольских и Вселенских Соборов, установивших принцип равенства власти епископов. Отсюда вытекает и требование о созыве, два раза в год, поместных соборов, которые объединяли бы деятельность епископов. Идея же Синода, под председательством Патриарха, так же далека от канонической почвы, как и организация Синода в его нынешнем виде... Учреждение митрополичьих округов, поместные соборы епископов, без участия мирян, под председательством митрополита того или иного округа, два раза в год, в указанные "Книгою Правил" сроки, затем всероссийские соборы митрополитов, в случае надобности, – несомненно вернули бы Церкви ее каноническое устройство... При этом нынешний Синод неизбежно бы остался, но видоизменил бы только свои функции и занял бы в отношении к Церкви такое же положение, какое Государственная Канцелярия занимает в отношении государства... Область непосредственно церковная, распределенная между поместными и всероссийскими соборами, отошла бы от него, а область церковно-государственная не только бы осталась, но, в некотором отношении, даже расширилась бы... Так, совершенно необходимо было бы учредить при Синоде самостоятельный Кодификационный Отдел и создать писаное законодательство... Теперь его вовсе нет, и этот пробел даст Думе повод для всевозможных нападок и обвинений... Детали, конечно, выработала бы сама жизнь; но мне думается, что вне намечаемого пути нет другого для согласования церковного устройства с каноническими требованиями... Если же Церковь сойдет с указанного пути и объединится в лице единоличной власти патриарха, то поставит себя в очень рискованное положение перед своими врагами, ибо справиться с одним патриархом будет легче, чем с собором епископов... Отсюда могут произойти расколы и разделения, и нестроения внутри церковной ограды"... С неослабевающим вниманием слушала меня Императрица и, когда я кончил, неожиданно спросила меня:

"Скажите Мне, отчего Вы не служите в Синоде? Я вижу, что Вы близко знаете церковные дела и так ясно понимаете, что нужно"...

Я не хотел излагать Ея Величеству подробности своих служебных мытарств и кратко ответил:

"Раньше я делал многие попытки поступить на службу в Синод и обращался к каждому Обер-Прокурору; но все мои попытки оканчивались неудачно... Тогда, оставаясь в Государственной Канцелярии, я занялся изданием книг о Святителе Иоасафе... Сейчас я состою в должности помощника Статс-Секретаря Государственного Совета и не стремлюсь уже более в Синод, тем более, что Государственный Секретарь С.Е.Крыжановский, признавая всю важность церковного законодательства, возложил на меня труд составления сборника церковных законов, и этой работой я сейчас занят"...

"Нет, нет, – возразила Императрица, – Вы должны служить в Синоде, и это будет. Нельзя отдаваться служению Церкви между делом, урывками. Вы это дело знаете и должны посвятить себя специальной службе в Синоде. Волжин, кажется, хороший человек. Вы его знаете?" – спросила меня Императрица.

"Да, Ваше Величество, он верующий и мне очень нравится, хотя встречался я с ним только несколько раз и мало его знаю", – ответил я.

"Я хотела бы еще раз видеть Вас, – сказала Императрица, – так много бы нужно было еще сказать Вам и посоветоваться; так много дела, а везде все так запущено, так мало дружной работы, все работают врозь и смотрят в разные стороны... Мне нужно еще поговорить с Вами", – сказала Императрица в заключение, любезно протягивая мне руку и стараясь улыбнуться...

И улыбка этой святой женщины превратилась в гримасу... Бедная, Она отвыкла от радостей: Ей так редко приходилось улыбаться...

Бесконечно тронутый лаской и вниманием Императрицы, я поцеловал протянутую руку и откланялся Ея Величеству.

Дорого, бесконечно дорого было для меня это внимание, эта чарующая простота, эта нежная приветливость, такая чистая, такая искренняя; но еще дороже было то доверие, каким наградила меня Императрица, и какое я увез с собою, с готовностью оправдать его ценою какой угодно жертвы...

Выходя из кабинета Ея Величества, я был похож на того, кто только что блестяще выдержал трудный экзамен... Я чувствовал, что духовно сроднился с Императрицей, что Ее мысли – мои мысли; я глубоко понимал Ее психологию и Ее точки зрения и вытекавшие из них взгляды и искренно разделял их. Однако, я не был уверен в том, какое впечатление вынесла Императрица из беседы со мною. Мне казалось, что многое было сказано, но еще больше оставалось недосказанным; что, хотя роль Думы и была отмечена верно, но что нужно было развить свои мысли настолько, чтобы установить взгляд на не как на тормоз для каких-либо начинаний, а, наоборот, как на толчок к этим начинаниям. Мне казалось, что интересы Думы настолько резко расходятся с государственными интересами, что война никогда не кончится, доколе деятельность Думы и ее многоразличных разветвлений, в образе всевозможных комитетов, обществ и союзов, не будет в корне пресечена, что вся деятельность Думы только опирается на войну, как на явление, оправдывающее ее преступные замыслы. При этих условиях, откладывать ликвидацию Думы до окончания войны казалось мне равносильным закреплению ее позиций, коими она завладела, передав прогрессивной общественности узурпированные ею функции государственной власти...