Я#ды1й мою2 пло1ть, и3 пiz1й мою2 кро1вь, во мнЁ пребыва1етъ, и3 а3зъ въ не1мъ, рече1 гдcь.

Кроме того, небезынтересно следующее литургическое наблюдение, в очередной раз свидетельствующее о чуткости и тонком соответствии церковного богослужения к нюансам новозаветного Предания. Если наши полные, т. е. содержащие Евхаристический канон Литургии (святителей Иоанна Златоуста или Василия Великого) базируются на Синоптической традиции с известными установительными словами, то Литургия Преждеосвященных даров, в которой нет Евхаристического канона, использует Иоанново предание. В одной из ее молитв читаем:

Да чи1стою со1вэстiю, непосра1мленнымъ лице1мъ, просвэще1ннымъ се1рдцемъ бж7е1ственныхъ си1хъ причаща1ющесz ст7ынь и3 t ни1хъ w3животворz1еми, соедини1мсz самомнY хрcтY твоемY, и4стинному бг7у на1шему, ре1кшему: я3ды1й пло1ть мою2, и3 пiz1й кро1вь мою2, во мнЁ пребыва1етъ, и3 а3зъ въ не1мъ:

Эти слова не являются установительной евхаристической формулой, они лишь напоминают о смысле ожидаемого Причастия уже освященных Даров. Абсолютно так же, как в Ин., откуда и взяты эти слова, они звучат не на Тайной Вечере, а на временном и ситуативном удалении от нее.

Слова о хлебе, который есть данная для вкушения Плоть Христова, не могут не вызывать смущения, а то и возмущения. Евангелист Иоанн не упустил случая описать такую реакцию:

41 Возроптали на Него Иудеи за то, что Он сказал: Я есм. хлеб, сшедший с небес. 42 И говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: я сшел с небес?.. 52 Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою?.. 60 Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?.. 66 С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним (Ин. 6, 41-42. 52. 60. 66).

Все это служит яркой иллюстрацией трудности пути ко Христу — в частности, процесса воцерковления. Необходима своя последовательность, прохождение через этапы принятия веры, так что познание таинственных вещей возможно лишь тогда, когда обнаруживается согласие веры оглашаемого с верой Церкви. Как видим, в наибольшей степени насыщенное такими тайнами Евангелие от Иоанна содержит красноречивое свидетельство этого рода.

Так обнаруживает себя кризис, критическая точка веры, момент выбора: «какие странные слова! кто может это слушать?» (6, 60) или «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (6, 68).

Кризис как острейшее противостояние веры и неверия всякий раз становится финалом очередного общения (беседы, спора) Иисуса со слушателями. Иудеи хватаются за камни, чтобы побить Его, но Иисус таинственно скрывается (8, 58-59) до тех пор, пока не наступил Его час.

Мы намеренно употребили слово «кризис», взятое из греческого текста Ин. без перевода, хотя в русском языке это греческое слово стало иметь несколько иное значение. Kri/sij по-гречески — «суд». Вместе с глаголом «судить» (kri/nw) они также составляют важную часть терминологии Ин. (3, 17-19; 5, 22. 24. 27. 30; 8, 15-16. 26. 50; 9, 39; 12, 31. 47-48; 16, 8. 11). Явление Иисуса и есть суд (суждение, выявление), который происходит здесь и сейчас, ибо открывается четкая разница между верой и неверием. Такой суд подобен свету, который возжигают, чтобы увидеть вещи такими, какими они являются на самом деле:

Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (Ин. 3, 19).

Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5, 22).

На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы (Ин. 9, 39).

Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон (12, 31).