«Например, по догадке св. Иринея, звериное число 666[1139] образуется из сложения цифрового значения букв имени «Латеинос» или «Тетиан». Некоторые находили звериное число в имени Юлиана Отступника; позднее — в титуле Римского папы — «Викариус Филии Деи» («Наместник Сына Божия»), в имени Наполеона и т. д. Наши раскольники пытались вывести число 666 из имени патриарха Никона... Если исследовать слова, то, по мнению св. Ипполита, можно найти множество имен, и собственных и нарицательных, соответствующих этому числу»[1140].

Итак, за числом зверя в Откр. 13, 18 стоит лишь одна конкретная историческая личность — Нерон, или, шире, римский император. Его имел в виду св. Иоанн и он имел прямое отношение к историческому моменту, когда было написано Откр. Любое другое конкретное отождествление не может быть признано обоснованным. В то же время символику звериного числа следует понимать как общее указание на богоборческую суть любой тоталитарной (прежде всего государственной) власти, посягающей на религиозную свободу Церкви и требующей служения себе в культовом, т. е. религиозном смысле. В таком «зверином» качестве тоталитаризм проявляет себя, конечно, прежде всего в открытых религиозных преследованиях тех, кто отказывается отрекаться от истинной веры и исповедовать государственную идеологию как свою религию.

По своему же содержательному смыслу число 666 может быть истолковано как символ порока (несовершенства) в превосходной степени, если 6 (повторенное трижды) понимать как 7 (число совершенства)-1[1141]:

«Число 666, состоящее из трех шестериц: сотен, десятков и единиц, иначе говоря, три раза свидетельствующее об отрицании седмерицы, было, несомненно, задумано как символ Антихриста. Это подтверждается тем, что в Сивиллиных книгах мы встречаемся с гематрией имени «Иисус», написанного по-гречески: 888[1142]. Восемь, как семь плюс единица, есть преизобилующая полнота. Для древних христианских писателей «восемь» было символом вечности»[1143].

Апокалиптическое «число зверя», имеющее, как мы видели, единственное конкретное исторически обусловленное решение — один из многих примеров, показывающих, что все апокалиптические образы Откр. ни в коем случае нельзя понимать как зашифрованное указание на конкретные события или личности, относящиеся к другим (например, современной) историческим эпохам.

Все, что мы читаем в Откр., описывает (конечно, на символическом, загадочном, зачастую не сразу понятном для нас сейчас языке) реалии, современные автору книги. Но за этими реалиями он видел тот непреходящий смысл, которые актуален и для нас. Так, число 666 имеет в виду конкретно не Сталина или Наполеона (к примеру), даже если кому-то удастся поставить их имена в подходящие буквосочетания, так что получится «нужная» сумма, а только Нерона и никого более. В то же время сам Нерон выступает как личность-символ богоборческого тоталитаризма (антихрист), на ниве которого трудились Сталин и другие тираны.

«Было бы большой ошибкой видеть во всех этих образах Откровения вневременные символы. Они взяты из исторического контекста, и они сообразны историческому контексту Апокалипсиса как конкретного послания конкретным семи церквам Асии. Все эти образы и символы надо понять в специфической ситуации первых читателей книги, в их социальной, политической, культурной, религиозной ситуации. Только так, поняв эту книгу для того времени, мы можем использовать ее смысл и значение для нашего времени.

Да, образы Откровения — не вневременные символы, они имеют отношение к «реальному» миру того времени. Но нам следует избегать и противоположной ошибки считать их буквальными описаниями «реального» мира и предсказаниями неких событий в этом «реальном» мире. Они — не просто система кодов, которые следует раскодировать, чтобы увидеть в них образы реальных людей и событий... Они должны быть прочитаны ради их богословского значения и ради их способности вызывать экзистенциальную, т. е. жизненную реакцию и ответ»[1144].

В гл. 14-й говорится о торжестве и победе Агнца и с Ним ста сорока четырех тысяч. Это все, кто остался верен Агнцу и Богу в гонениях, и потому они искуплены, они — первенцы Богу и Агнцу (14, 4). О Вавилоне же, т. е. о Риме, великом городе, напоившем все народы «яростным вином блуда своего», возвещается, что он пал.

Тема падения Вавилона и торжества Агнца и Его свидетелей (Церкви) продолжается в дальнейших главах. «Победившие зверя» поют песнь Моисея (Откр. 15, 3-4), как после перехода через Чермное море в Ветхом Завете (см. Исх. 15, 1-18).

Семь язв и семь чаш в глл. 15–16 симметрично соответствуют семи печатям и семи трубам в глл. 7–11. Это суд над теми, кто изменил Богу и Агнцу и поклонился зверю.

В гл. 17 дается описание Вавилонской блудницы, олицетворяющей Рим, тогдашнюю мировую столицу, перед которой трепещут и преклоняются все цари и народы:

3 ... и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. 4 И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее (Откр. 17, 3-4).