4. Декалог, или Десять Заповедей (20,2-17; Втор 5,6-21). По мнению большинства библеистов, Декалог есть главный документ Завета, восходящий непосредственно к Моисеевой эпохе. В нем не отражены условия земледельческого образа жизни, как в других частях Закона.

Декалог — важнейший источник для понимания веры Моисея и данного ему Откровения. В нынешнем своем виде он имеет краткие дополнения, различающиеся в Исходе и Второзаконии. Согласно Втор 4,13, Декалог включал десять изречений (буквально «десять слов»), записанных на двух каменных стелах, или досках (скрижалях). Разделение по заповедям в восточной церковной традиции несколько иное, чем в западной, поскольку бл. Августин отнес слова «не сотвори себе кумира» к заповеди «Да не будет у тебя других богов…»

Примечание. Какой алфавит мог быть использован для скрижалей? Ответ на этот вопрос может, вероятно, дать открытие Ф. Петри (1904–1905) так называемой Синайской письменности. Тексты относятся к XV веку до Р.Х., но возникла эта письменность, скорее всего, раньше. В ее основу положены египетские иероглифы, преобразованные для передачи семитского языка. Некоторые исследователи считают, что синайский алфавит, созданный семитами, работавшими на фараона, был прототипом финикийского алфавита, который впоследствии употребляли хананеи и евреи и который лег в основу греческого письма.

Существует мнение, что наиболее ранней формой Декалога были заповеди Исх 34,14–26. Но они тесно связаны с оседлым образом жизни и обнаруживают близкое знакомство с Ханааном. В частности, в Исх 34,26 запрещается варить козленка в молоке его матери. Открытия в Угарите объяснили этот загадочный текст. Стало известно, что магические ритуалы хананеев включали «варение козленка в молоке» (см. Мифологии древнего мира. Пер. с англ., М., 1977, с.202).

Само разделение заповедей на десять изречений в Исходе и Второзаконии не единственное. Так в Пс 14 перечислено 10 условий для того, кто достоин молиться в Доме Божием:

1) Тот, кто ходит непорочно и делает правду

2) и говорит истину в сердце своем;

3) кто не клевещет языком своим,

4) не делает искреннему своему зла,

5) и не принимает поношения на ближнего своего;

6) тот, в глазах которого призрен отверженный,

7) но который боящихся Господа славит;

8) кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет;

9) кто серебра своего не отдает в рост,

10) и не принимает даров против невинного.

Главной особенностью Декалога является его учение о Боге и служении Ему. Ничего подобного языческий мир не знал. Если в Египте мы находим нравственные заповеди, подобные Моисеевым (см. приложение 1), то они теряются в массе магических правил, заклинаний, в стремлении обмануть богов. В Декалоге единый Бог, творящий историю, требует от верных прежде всего соблюдения основных нравственных принципов:

а) Первая заповедь (20,2–3) возвещает о Боге-Спасителе, о Боге, Который не просто желает сохранить Свой народ, но, освободив его из рабства, вести в будущее. Здесь ядро всей библейской эсхатологии и библейского понимания истории. Он — не далекий и безличный, а Живой и Действующий. Он являет Свое присутствие в мире.

Декалог возвещает о Боге-Ревнителе, Который ждет от человека предельной верности. Он не «один из богов», пусть даже высший, а Бог единственный. Израильтяне, по-видимому, верили в существование языческих богов (напр., Суд 11,24), но эти боги рассматривались лишь как тварь. Только у поздних пророков мы находим ясно выраженную мысль, что боги язычников — «ничто» (Ис 41,23–24). Примечательно, что и в первохристианской Церкви не отрицалась реальность богов, которых именовали «демонами» (см. Тертуллиан. Апологетик, 23). Моисеев монотеизм был не философским, а «практическим» (прот. А. Князев). Богом — в подлинном смысле слова — для Моисея был только Ягве. Он стал Богом Израиля, но в то же время не есть бог какой-то одной стихии (или народа), а Владыка всей твари («ибо Моя вся земля»; 19,5). Ни боги язычников, ни земные соблазны не должны стоять между человеком и Творцом.

б) Вторая заповедь (20,4) запрещает изображения Сущего. Делая идолов, люди верили, что в них пребывает сила божества. Тем самым они как бы получали богов в собственное владение. Кумир был магическим талисманом города, страны, народа. Он делал зримым и осязаемым Высшее. Не таков Бог, открывшийся Моисею. Превосходя все земное, Он не может и не должен иметь изображения: связывать Его с чувственным образом значило бы посягать на Него, пытаться умалить Его запредельную тайну и мощь. Насколько твердо держалась ветхозаветная Церковь этого принципа, показывают раскопки. Нигде и никогда археологи не находили в Палестине чего-либо подобного идолу Ягве.

в) Третья заповедь (20,7) касается св. Имени Божия. Имя в библейские времена тесно связывалось с существом, его носящим. Поэтому, если Бог свят, то есть велик и непостижим, благоговение должно распространяться и на Его Имя (ср. евангельское «Да святится имя Твое»). Слово «лашав» (синод. пер. напрасно) имеет широкий смысл, включающий в себя и произнесение ложной клятвы и употребление св. Имени в суеверных целях (для ворожбы и т. д.). Позднее, около III века до Р.Х., благоговение к св. Имени вызвало запрет его произносить: его заменили словом Адонай — Господь.

г) Четвертая заповедь (20,8-11) касается субботнего дня. В этот день должны отдыхать все люди — свободные и рабы, и даже скот. Именно этот отдых от трудов имел в виду Господь Иисус, когда сказал: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк 2,27). В Новом Завете таким днем стал день Воскресный. Пояснение Элохиста к заповеди выводит ее из сказания о Шестодневе (см. §8,9), а Второзаконие связывает ее с исходом из Египта.