5. Иерусалим — святой град народа Божия (2 Цар 5,6-16; 6–7). Особое внимание 2 Кн. Царств уделяет основанию новой столицы. Давид устроил ее не на территории одного из колен, а выбрал пограничный город Иерусалим. Его главная крепость Сион находилась в руках ханаанского племени иевусеев (почему и город в те дни назывался Иевусом). Иевусеи не желали добровольно подчиниться Давиду. Существовало поверие, что Сион никто не в силах взять приступом; даже слепые и хромые смогут отогнать врагов от его стен. Тем не менее Давиду удалось захватить цитадель, и около 1000 года он провозглашает Иерусалим своей столицей. С помощью финикийских мастеров, присланных Хирамом I, он построил себе в Иерусалиме дворец, в котором расположилась его большая семья, телохранители и гвардейцы.

Кроме того, Давид решил сделать Иерусалим религиозным центром Израиля. Для этого он велел перенести туда Ковчег Завета и сам — в священной пляске — возглавил торжественную процессию. Отныне Слава Ягве, сопровождавшая народ Божий в пустыне, будет пребывать в граде Давидовом.

Библия учит, что эта таинственная Слава являет себя во всем мироздании. Но есть и избранные места Теофаний, где Бог пребывает особым образом, открывая Себя людям. Такими местами были горы Синай и Феман, города Сихем и Силом. Водворение Ковчега в граде Давидовом означало, что его столица приобрела теперь значение святого города.

Позднее, по велению пророка Гада, Давид соорудил жертвенник на участке, принадлежавшем иевусею Орне. Орна хотел отдать его царю в дар, но Давид предпочел купить землю у Орны, чтобы и это приобретение рассматривалось как жертва Богу.

С тех пор как был разрушен храм в Силоме, Ковчег находился в частных домах или в шатре. Давид задумал воздвигнуть для него новый Храм, «Дом Божий». Пророк Нафан, духовный наставник царя, сначала одобрил этот замысел, но потом получил откровение, что Давид, проливший слишком много крови в войнах, недостоин быть строителем Храма (1 Пар 22,8–9) и честь эта уготована его сыну.

Ковчег на Сионе знаменовал, казалось, осуществление обетования. Он окружил град Давида ореолом святости. Но еще в Ветхом Завете родилось предчувствие, что царство Давида — не предел домостроительства Божия. Образ святого града постепенно отделялся от своего исторического прототипа. В Книге Исайи это уже — «новый Иерусалим», воздвигнутый не Давидом, а Самим Сущим. Трагическая судьба израильской столицы укрепляла веру именно в этот грядущий Град Господень. Последняя книга Библии учит о мистическом Иерусалиме, «сходящем с неба», который есть «скиния Бога с человеками», где «Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их» (Откр 21,2–3).

Уже современнику Давида пророку Нафану было открыто, что истинное владычество Господа нельзя отождествлять с державой сына Иессеева. Давид лишь полагает основание роду, из которого выйдет Мессия Ягве. Он избран для этой роли потому, что внимал гласу Божию и уповал на Сущего. Завет с домом Давидовым был возвещен через пророка Нафана:

Будет непоколебим дом твой, и царство твое на век пред лицем Моим, и престол твой устоит вовеки. 7,16

Но должны будут пройти столетия, прежде чем люди поймут, что это царство не уподобится земным империям и что «Сын Давидов» придет не как воин и монарх. Природу Его духовного владычества постигнут — и то лишь отчасти — великие пророки. Им откроется, что святая Отрасль корня Давидова возрастет только тогда, когда будет срублено древо династии (Ис 11,1–9). Ветхозаветная Церковь пройдет долгий путь, отделяющий Давида от Избранницы, Которая услышит слова Благовестника: «И вот зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя Иисус; Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего; и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца» (Лк 1,31–33).

6. Грех Давида и его последствия (2 Цар 11–23). Мессианская вера Ветхого Завета формировалась при сопоставлении реальной истории и идеала Помазанника. Через помазанника-царя, по словам С. Трубецкого, «осуществляется на земле Божия правда и сила, — сила и слава Израиля; он праведен, благочестив и могуществен по своему сану и званию. И чем более выказывается несоответствие отдельных царей этому помазанию… тем более идеальное значение получает образ «истинного» Мессии, освободителя народа, царя правды и мира, которого ожидают все плененные и угнетенные, все плачущие и обиженные, вдовы и сироты, притесняемые сильными, верные, томящиеся под игом язычников» (Учение о Логосе, с.203).

Это несоответствие реальных царей с идеалом видно уже в истории Давида. Чем выше его призвание, тем больше ответственность.

Поступок Давида, который отнял жену у своего военачальника, отправив его на верную смерть, прошел бы незамеченным для любого летописца Востока. Такие вещи считались нормой. Но библейский взгляд совершенно иной: о грехе Давида повествуется куда подробнее, чем о его победах. Нравственное падение помазанника есть измена заветам Божиим. Он обязан помнить, что истинная власть принадлежит Сущему, Который сурово судит за грех.

И Давид сознает это. Он смиренно выслушивает обличение пророка Нафана, а смерть сына и все дальнейшие бедствия принимает как заслуженную кару.

На жестокую борьбу между наследниками престола, восстание Авессалома и других мятежников св. писатель смотрит как на результат вины Давида. Когда престарелый царь, спасаясь от собственного сына, вынужден бежать из столицы, он отчетливо понимает, что постигшее его несчастье — не случайность. На пути родственник Саула Семей «злословит и бросает камни на Давида», называя его кровопийцей. И Давид запрещает наказывать Семея: «Оставьте его, пусть злословит, ибо Господь повелел ему». Покаяние Давида было сильнее чувства царского достоинства. После битвы с повстанцами, когда Авессалом, вопреки воле отца, был убит, царь предается неутешному горю. Он знает, что наказан за отступление от заповедей Господних.