Более того, фактически они предлагают Иову с Богом никаких особенно близких отношений не иметь. То есть вера и религия друзей – это религия внешнего авторитета, она для падшего человека очень удобна, потому что она не накладывает на него никакой личной ответственности [см. 42, с. 128]. Вот есть такие правила, я по ним живу, и все. Я все, что положено от меня Богу, сделал, и Бог тоже, что мне положено, мне в ответ дает. Мы квиты. Никакой любви тут не требуется, никакого дерзновения, никакой дружбы с Богом. Такое вот автоматическое благочестие.

Однако Иов – пророк. Он знает Бога и не может принять тот ложный образ, который предлагают ему друзья. Именно его он хулит, а вовсе не Бога, как может показаться сначала. Иов не понимает, что произошло, но он не хочет отступить от отношений доверия и близости, существовавших прежде. И это – подвиг веры. В одной проповеди архимандрита Тавриона (Батозского) есть такие слова: «Почему у людей бывает неверие? А потому, что они своего бога выдумывают. Никто своим умом не измеряй Бога!» [13, с. 198].

По слову святителя Василия Великого, принятие ложного образа есть идолопоклонство: «…ибо идол есть также и всякое напечатлеваемое в душе представление понимаемого ложно – о Боге ли то, или о чем‑нибудь познаваемом. И доколе не уразумеваются действия или явления истины, дотоле каждый чтит собственные свои кумиры.<…>Почему и те, которые имеют в себе ложные понятия о Боге, идолотворя в себе какое‑то мысленное идолослужение, несуществующее почитают существующим, и они делаются повинными клятве: проклят, кто сделает изваянный или литый кумир, мерзость пред Господом, произведение рук художника, и поставит его в тайном месте! (Втор. 27: 15)» [12, ч. 2, с. 104–105].

Таким образом, «Иов восстает против лживого подобия истинного Бога, против искажения Его царственности, преломленной в господстве князя мира сего, против этой глумливой карикатуры: праведный отказывался признать в ней Лицо Того Господа, Которого жаждал увидеть» [47, с. 589–590].

Подтвердить эту мысль можно следующим способом. В истории Иова можно увидеть параллель искушениям Христа в пустыне [ср. 42, с. 109–114].

Первое искушение было самое грубое – когда у Иова отнято все имущество. Он благословил Бога, несмотря на потерю материальных благ.

Второе искушение заключается не в потере здоровья, но в словах жены, предлагавшей похулить Бога, искусить Его, действительно ли Иов Ему дорог? «И здесь напоследок [диавол] приводит к праведнику жену, как сильнейшее из предпринятых средств… Чтобы яснее видеть осадное орудие, подведенное к этой несокрушимой стене, выслушаем самые слова» [29, т. 12, кн. 3, с. 1034, 1038]. Но Иов отказывается искушать Творца.

Если продолжать сопоставление, то в третьем искушении Иову должно быть предложено поклониться диаволу, признать его власть и тем обрести благополучие. Но именно это и предлагают друзья. Ведь страдания Иова – дело рук сатаны. Следовательно, признать справедливость происходящего – это значит признать его власть, поклониться ему. Так же как сатана предлагал во время искушений Спасителю. Прозревая это, Иов говорит Елифазу: «Будет ли конец ветреным словам? и что побудило тебя так отвечать?» (Иов. 16: 3). Вилдаду: «Кому ты говорил эти слова, и чей дух исходил из тебя?» (Иов. 26: 4).

После искушений Христа в пустыне говорится, что отошел от Него сатана до времени (Лк. 4: 13). И на Голгофе слышится тот же голос искусителя: «других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27: 42), то есть отказ от Креста есть то самое искушение, которое претерпевает и Иов тоже, потому что именно это ему предлагают друзья. Мы с вами уже говорили, что нет другого пути в Царствие Божие, кроме Креста, через который идут все праведники и шли все праведники и сейчас, и прежде, еще до того, как этот Крест был воздвигнут на Голгофе, через сострадание Христу. Иов демонстрирует это более чем наглядно.

В речах друзей Иова нас сразу удивляют жесткость и агрессия. Откуда они происходят? По–видимому, Иов, если так можно выразиться, является исключением, не вписывающимся в их стройную и удобную религию. А раз так, то либо воззрения должны быть пересмотрены, либо факт упразднен. В этом смысле друзья Иова также являются предтечами фарисеев, которые на слова: «Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи» (Ин. 5: 11), отвечали: «кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» (Ин. 5: 12), а также устроили целое следствие с целью доказать, что Иисус не исцелял слепорожденного: «воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот – грешник» (Ин. 9: 24).

Третий выделенный нами пункт – вера Авраамова. Говоря в свое время об Аврааме, мы выяснили, что его вера была не только всецелым доверием, но и имела вполне определенное содержание. Это была вера в Бога воплотившегося, распятого и воскресшего. Иов соблюл именно «веру Авраама». В его речах мы видим несколько выражений, которые могут нам это подтвердить. «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов. 9: 33). «И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних!» (Иов. 16: 19); «Заступись, поручись Сам за меня пред Собою!» (Иов. 17: 3). И затем в 19–й главе: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов. 19: 25–27). Он восходит от идеи посредника к необходимости искупителя [см. 28, с. 7]. Святитель Иоанн Златоуст делает из приведенных слов Иова вывод: «Следовательно, он знал, мне думается, о воскресении тела, если не скажет кто‑нибудь, что воскресение есть освобождение от угнетавших его бедствий» [29, т. 12, кн. 3, с. 1068].

Забегая несколько вперед, в связи с учением о воскресении можно обратить внимание на то, что Бог воздал Иову всего вдвое по сравнению с тем, что у него было, кроме детей. А детей ему дал столько же, сколько было, что, несомненно, тоже говорит о том, что Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, поскольку дети Иова хотя и погибли, но в воскресении мертвых Иов получит их всех: и тех, что были, и тех, что были ему снова даны. Так объясняет эту подробность святитель Иоанн Златоуст.

Были ли речи Иова с самого начала безупречны? Судя по ответу Бога – нет. Почему? Иов, как вы помните, говорит: я принимал от Бога всякое благо, неужели зло от Него я не приму? То есть Иов не видит и не знает о намерениях и действиях сатаны. Как не видят и не знают о них его друзья. Тезис друзей о благополучном устроении мира Иов оспаривает, хотя и оспаривает его тоже с чисто человеческих позиций, поэтому его аргументация и не заслуживает одобрения. Бог не отвечает на вопросы Иову потому, что эти вопросы поставлены в такой безысходной, чисто человеческой перспективе, в которой они и не могут быть разрешены. Бог зла не творил, Бог смерти не творил, это происходит по некоторой другой причине, и как раз эта причина открывается Иову в обращенной к нему речи Бога.

Вспомним ту часть речи Господа, в которой Он говорит Иову о бегемоте и левиафане. Иногда в современных толкованиях приводится рассуждение о том, что это просто два страшных зверя, с которыми человек не может справиться, а если так, то как же он пытается противостать Богу?