Можно взять для примера ещё две области — Якутию и Аляску. Святейший Патриарх часто спрашивает: «А как с Евангелием на якутском языке?», потому что там сейчас возрождается язычество. К сожалению, с Евангелием на якутском языке мы опоздали как минимум лет на 150. Сегодня почти все там говорят по-русски. Вот если бы в своё время миссионеры перевели Евангелие, местные жители усвоили бы его и, может быть, позднее, как и пермяки, перешли на русский. Но их крестили, а Слово Божие в руки не дали и вообще о Боге даже не заговорили.

Совершенно иная ситуация на Аляске. Она уже давно относится не к России, а к протестантским Соединённым Штатам, и никто здесь не знает по-русски. Тем не менее, в каждой деревне есть православный храм. Да, местные жители совершают богослужение, читают Священное Писание на английском языке, но все они православные, хотя живут в протестантской стране. Почему они не отказались от православия? Потому что миссионеры, пришедшие на Аляску, начали, опять же, с того, что изучили язык здешних жителей.

Святитель Иннокентий, будущий митрополит Московский, ещё молодым человеком начал работать в Америке, освоил алеутский язык, составил словарь, грамматику, перевёл Евангелие, другие священные книги и уже после этого как епископ начал строить и освящать храмы, устраивать воскресные Школы и т. д.

И то же самое делали его продолжатели, среди которых был святитель Тихон, будущий Патриарх Московский и Всея Руси. Не случайно на московской кафедре оказались два епископа, которые довольно долгое время трудились на Аляске. Причём православные американцы ещё в брежневские времена потребовали от нашей Церкви, чтобы мы признали святителя Иннокентия святым. Он (позднее и святитель Тихон) был канонизирован, хотя этого очень не хотелось нашим властям, и церковным в том числе: святые, говорили они, давно умерли, как это вдруг — новый святой?

Святитель Иннокентий понял, насколько бесперспективно жить по принципу «не давайте святыни псам». Надо понять, что язычники такие же люди, как мы, может, даже лучше, — и потом, перейдя на их язык, объяснить им всё, что касается Бога, объяснить не «псам» и «свиньям», а своим братьям и сестрам.

Вот о чём говорят эти слова, которые, повторяю, нам сохранило только Евангелие от Матфея. И они, такие странные и жёсткие на первый взгляд, становятся замечательными, спасительными, полными Божией любви, когда они «разбухнут» в нашем сердце.

Особенности Евангелия от Марка

Когда начинаешь сравнивать Евангелие от Марка с другими евангельскими текстами, то обнаруживаешь, что повествование Марка — самое краткое: практически всё, о чём он говорит, уже рассказано Матфеем, Лукой и Иоанном. Вот почему в первые века христианства Марк был назван словом abbreviator — «сократитель». Со святоотеческой точки зрения, Евангелие от Марка — это сокращённый текст Евангелия от Матфея. Такое мнение существует уже почти 1700 лет и связано с традиционной датировкой Евангелия от Марка. Оно занимает в каноне второе место — тем самым как бы подтверждается, что написано оно после Евангелия от Матфея.

Все византийские писатели так или иначе согласны с тем, что Марк младше Матфея. Но если внимательно вчитываться в текст Евангелия от Марка и сравнивать, как описаны те или иные эпизоды у него и у каждого из трёх других евангелистов, то становится ясно, что не Марк сократил Матфея, а как раз наоборот: Матфей использовал текст Марка.

Скажем, у Марка говорится про Спасителя: «И не мог совершить там никакого чуда… И дивился неверию их» (Мк 6:56). У Матфея о том же сказано: «И не совершил там многих чудес по неверию их» (Мф 13:58). Мы видим, что у Матфея текст смягчён: «не мог» заменено на более нейтральное — «не совершил»; Марк говорит прямо — «никакого чуда», Матфей — «не совершил многих чудес». Таких примеров немало. «Исцелил многих», — говорит Марк (1:34). «Исцелил всех», — говорит Матфей (8:16). Таким образом, «острые углы», которые сохранены в Евангелии от Марка, в Евангелии от Матфея сглажены. Можно привести и другие доказательства того, что Евангелие от Марка написано раньше Евангелия от Матфея.

Но важно заметить и другое: когда речь идёт о конкретных событиях, Марк, несмотря на свою поразительную краткость, описывает их гораздо подробнее, чем Матфей. Я уже не раз говорил о феномене Марка: этот евангелист помогает нам увидеть собственными глазами то, о чём он рассказывает.

Вот слепой по имени Вартимей подбегает к Иисусу, чтобы исцелиться. Марк добавляет: «сбросил с себя верхнюю одежду» (10:50). И мы видим это движение: слепой Вартимей сбрасывает плащ и в одном хитоне подбегает к Иисусу.

Богатый юноша приходит к Спасителю с вопросом: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Этот эпизод есть и у Матфея, и у Марка, и у Луки. Но только у Марка сказано: «пал пред Ним на колени и спросил…» (10:17). Это замечание — «пал пред Ним на колени» — не меняет ни смысла рассказа, ни даже стиля его, но оно помогает нам увидеть сцену своими глазами.

Или женщина, которая с алавастровым сосудом драгоценного мира пришла к Иисусу. У Марка и Матфея сказано, что она возлила его на голову Иисуса; у Луки и Иоанна она проливает миро Ему на ноги и отирает их своими волосами. И только у Марка зафиксирована такая деталь: женщина, «разбивши сосуд (выделено мной. — Г.Ч.), возлила Ему на голову» (14:3).