Наконец, буря на море Галилейском. Иисус спит. Евангелист Марк подчёркивает — «на корме на возглавии» (4:38), то есть на высокой части кормы. И опять: замечание это, не вносящее в смысл рассказа абсолютно ничего нового, сделано ради одного — чтобы создать зрительный образ происходящего.

Можно привести много других примеров, когда евангелист Марк помогает нам как бы своими глазами увидеть сюжеты, которые мы хорошо знаем из текстов Матфея и Луки. И если Евангелие от Матфея адресовано прежде всего нашему уму, то Евангелие от Марка — благодаря тому, что оно ориентирует на зрительные образы, — подключает нашу эмоциональную сферу.

Это довольно интересная особенность. Дело в том, что Марк — очень плохой писатель. Трудно найти другой текст на греческом языке, который был бы так несовершенен. Но помните, как восклицают апостолы Пётр и Иоанн: «Мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (Деян 4:20)? Да, Пётр с Иоанном тоже не проповедники, не ораторы, они не умеют говорить публично, не получается это у них — но они не могут не говорить о том, свидетелями чего они были. Проповедь Спасителя до такой степени переполняет их, что они просто не в силах молчать.

Так же и евангелист Марк. Он никогда не учился искусству рассказа. Он совершенно не умеет рассказывать так, как прекрасный писатель Лука или старательный, молитвенно настроенный Матфей. Но Марк, тем не менее, делает то, что в его силах, потому что его переполняет Благая Весть и он не может не делиться ею с людьми, его окружающими.

Марк почти не использует прошедшего времени — у него всегда время настоящее. Это ещё одна яркая отличительная черта в его совершенно особом стиле повествования. Кроме того, он часто начинает предложение с союза «и». Можно насчитать у Марка до сорока таких предложений подряд. И ещё он любит два слова: тотчас ивновь. За такие вещи учительница литературы снижает ученику оценку. Но Марк не может по-другому. И в силу этого Евангелие от Марка становится абсолютно уникальным свидетельством о Спасителе. Именно литературное несовершенство делает это Евангелие удивительным свидетельством несомненной подлинности.

Описывая, например, умножение хлебов, евангелист Марк говорит, что люди были рассажены апостолами на лужайке, как овощи на грядке. Он употребляет слово прасиай — по-гречески «грядки». (Это слово встречается у Гомера примерно в таком контексте: «Саду границей служили красивые грядки, с которых овощ и вкусная зелень весь год собирались обильно».) Для того чтобы показать, как были рассажены люди, евангелист вспоминает об овощах, которые растут на грядках. Выражение настолько неожиданное, что переводчик даже не сумел это прасиай передать средствами русского языка и написал «рядами» (Мк 6:40). А на самом деле речь идёт не о рядах вообще, а именно о рядах в огороде.

Рассказывая о преображении Иисуса (кажется, нет более мистической сцены во всём Евангелии), Марк, подыскивая подходящие слова, вдруг вспоминает о белильщике, который выбеливает полотно, и говорит так: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» (9:3).

And so on every page there is something that betrays in Mark a very bad man of letters, and at the same time confirms the authenticity of his Gospel in a special way.

Both Mark (9:17-27), Matthew (17:14-18), and Luke (9:38-42) describe the healing of an epileptic boy. In the Gospel of Mark, the father, having come to Jesus, asks to heal his son, describing in detail the attacks in the child: "Wherever he seizes him, he throws him to the ground, and he foams and gnashes his teeth and becomes numb." Then there is a dialogue that is found only in the Gospel of Mark: "And Jesus asked his father, How long ago was this done to him? He said, "From childhood; and many times the spirit threw him into fire and water to destroy him; but if you can, have pity on us and help us. Jesus said to him, "If you can believe a little, all things are possible to him who believes." And immediately the father of the lad cried out with tears: "I believe, O Lord! help my unbelief" (9:21-24).

We all know that last phrase. For many, it has become a personal prayer, because often our faith—in its depths—is just a poorly disguised unbelief. And from this unbelief of ours we break through to true faith, repeating after the boy's father: "I believe, Lord! help my unbelief!" His account of the healing of the boy is not as concise as Matthew's, nor is it as literary perfection as Luke's. But precisely because of its artlessness and authenticity, it has preserved a phrase that both Matthew and Luke have lost: "I believe, O Lord! help my unbelief."

Let's recall another episode. The Savior and his disciples come to the walls of Jerusalem... Jesus triumphantly rides into Jerusalem on a donkey, as if fulfilling the prophecy of Zechariah. And the apostles found this donkey "tied at the gate in the street" (Mark 11:4). In three words, an exhaustive description is given: at the gate of the house, but not inside the yard, but behind the fence, outside. From the point of view of what the Savior wants to convey to us, it makes no difference where exactly the donkey was - outside or inside, on the street or in the alley, at the gate or at the window. But these details in the Gospel of Mark involve not only our hearts, but also our eyes, which is not always the case in the texts.

One more example. Jesus heals the daughter of a Syrophoenician (or Canaanite) woman, the same woman who, in response to the Savior's words that "it is not good to take bread from the children and throw it to the dogs," exclaims: "But even the dogs under the table eat the crumbs of the children" (Mark 7:28). After healing the girl, Jesus sends the mother home. "And when she came to her house, she found that the demon had gone out, and that her daughter was lying on the bed" (Mark 7:30). It is as if we enter her house together with this woman and see a girl lying on the bed... Matthew's account of this event is much more detailed than Mark's, but the episode ends more neutrally: "And her daughter was healed in that hour" (Matthew 15:28).

Mark very often gives complete information for our eyes. Here is Jesus, together with the apostles, going in the direction of Jerusalem; Mark notes, "Jesus went ahead of them" (10:32). Again, it would seem, a remark, theologically insignificant, but it helps to see how they are walking: Jesus is in front, and behind Him, a little farther away, are the apostles. Christ is always ahead. We're always lagging behind Him.

Mark, unlike the other Evangelists, has quite a few Aramaic words: "tapitha 'kumi'" (5:41), Jesus says to the daughter of Jairus ("Virgin, I say to you, arise") and "ephathah" (7:35), that is, "Be opened!" to the deaf and tongue-tied who is being healed. The blind Bartimaeus addresses Jesus also in Aramaic: 'Rabbi'" (10:51). The Synodal translation, unlike the one made under the editorship of Bishop Cassian, did not preserve this Aramaic address and gave the version: "Teacher."