Вот мнения Апостолов и Отцов Церкви о клятве и присяге. К сожалению, мнения эти не только не согласуются между собой, но даже явно противоречат друг другу. Как же тут быть? Каким мнением руководствоваться, когда от нас будут требовать клятвы или присяги?

Конечно, мы должны в этом отношении следовать указаниям Православной Церкви, допускающей присягу по требованию государственной власти. Но так как это допущение не согласуется с буквальным смыслом заповеди о клятве, то попытаемся объяснить, на чем оно основано.

Если бы Господь не в Нагорной проповеди Своей, а просто на вопрос, например, фарисеев, — позволительно ли клясться, — сказал — не клянитесь вовсе, — то такая заповедь Его имела бы безусловно обязательную силу и не допускала бы никаких исключений. Но мы знаем, что эта заповедь дана Им в Нагорной проповеди и притом тогда, когда Он уже высказал, как грешные люди должны перевоспитывать себя, чтобы исполнение новых заповедей не показалось им трудным. В так называемых девяти заповедях блаженства Господь научил нас, какие усилия мы должны употребить над собой, чтобы подготовить себя к исполнению Его заповедей. Он говорил, что мы должны сознать свое нравственное ничтожество в сравнении с Образцом доступного нам совершенства; что, дойдя до такого сознания, мы захотим исправиться, изменить образ своей жизни, отстать от своих греховных привычек, победить свои страсти; — будем оплакивать прошлую, безумно прожитую, жизнь; дадим себе слово жить не так, как хочется, а как Бог велит, то есть по правде Божией; будем винить во всем самих себя, будем строги к себе и снисходительны к другим, и потому не будем гневаться ни на кого, не будем раздражаться, словом, станем кроткими, милостивыми; — будем считать грехом не только поступки свои, противные воле Божией, но даже и помыслы, и через это достигнем той степени совершенства, какая называется чистотой сердца; кроткие, милостивые и чистые сердцем, мы будем вносить с собой мир всюду, где только покажемся, будем мирить враждующих; и тогда мы настолько свыкнемся с новой, обновленной жизнью, что уже не захотим вернуться к прежней греховной и готовы будем перенести всякие гонения за правду и за Вестника этой правды, Христа.

Вот к такому-то обновленному, возрожденному к новой жизни человеку и обращается Господь со Своими заповедями: «Не гневайся ни на кого! Мирись скорее с тем, кто имеет что-либо против тебя! Не нарушай святости брака даже мысленной готовностью изменить жене или мужу! Будь правдивым всегда и во всем, чтобы тебе верили все без особых с твоей стороны подтверждений истинности твоих слов!» И когда ты достигнешь этой степени совершенства, то все, зная твою правдивость, будут верить тебе без всяких клятв; и потому не клянись вовсе.

Итак, следует признать, что требование не клянись вовсе есть лишь необходимое следствие одной из основных заповедей Господних «о правдивости», которую можно выразить словами «будь правдив». Разница между основной и зависимой заповедью заключается в том, что требования основной заповеди не допускают никаких отступлений; в исполнении этого требования заповеди зависимой могут быть сделаны исключения. Это доказал нам Сам Христос. Когда на суде синедриона первосвященник Каиафа спросил Его: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? (Мф. 26, 63), то Господь ответил ему: Ты сказал (по сказанию же Евангелиста Марка, Господь ответил: Я). Вопрос Каиафы был облечен в обычную форму клятвы, и если Господь дал на него ответ, то, значит, Он подтвердил этот ответ клятвой, хотя и не Им произнесенной. Следовательно, Господь в данном случае отступил от данной Им заповеди и тем самым как бы разрешил клятву в исключительных случаях. Обсуждая ответ Господа Каиафе, мы прекрасно понимаем, почему Христос вынужден был отступить от Своей заповеди. На протяжении более трех лет Своего служения Он много раз говорил книжникам и фарисеям о Своем равенстве Отцу, о том, что Он в Отце и Отец в Нем, — словом, о Своем Божестве, о том, что Он — Сын Божий. Но то были частные разговоры с представителями враждебной Ему партии, и от них они могли впоследствии отречься и утверждать, что о божественном происхождении Иисуса ничего не знали. Вот почему надлежало Иисусу официально, перед судом иудейским, объявить Себя Христом, Сыном Божиим. Поэтому, в таком исключительном случае Он и отступил от Своей заповеди. И отступил Он не для Своей выгоды; нет, Он знал, что после такого именно признания с Его стороны Ему будет немедленно объявлен смертный приговор.

Основы учения православной церкви о клятве

Основываясь на таком отступлении от заповеди о клятве, допущенной Господом, Православная Церковь, со своей стороны, допускает присягу по требованию государственной власти, но считает клятву грехом во взаимных отношениях людей между собой. В присяге судебной допускается много исключений: от нее освобождаются те свидетели, от которых, судя по их отношениям к сторонам, трудно ожидать правдивых показаний. Следовательно, здесь применяется совет святителя Иоанна Златоуста: «если думаешь, что человек лжив, не заставляй его совершать клятвопреступление». Желательно, чтобы поскорее был принят и другой совет его: «а если веришь, что этот человек правдив, не налагай на него обязательства клятвы».

Всякая присяга, в том числе и судебная, имеет значение только для истинного Христианина; но он и без присяги скажет правду. А для человека только именующегося христианином, живущего же по-язычески, присяга — простой обряд. Кто часто бывает при разборе судебных дел, тот знает, что свидетели нередко дают явно лживые показания и под присягой; и такое лжесвидетельство стало столь заурядным явлением, что против клятвопреступников лишь в исключительных случаях возбуждают уголовное преследование. Присяга не нужна и самим судьям, потому что они оценивают силу доказательств по своему внутреннему убеждению, а не по клятвенным уверениям свидетелей. Суд может не поверить ста свидетельским показаниям, данным под присягой, и поверить одному, не закрепленному присягой. Судебная присяга — пережиток прежнего времени, когда закон не доверял судьям и требовал от них установления формальной правды, а формальной правдой считал, между прочим, показания двух свидетелей, подкрепленные присягой. Но эти времена давно прошли, и теперь нет никакого смысла оставлять в силе судебную присягу. Отступление от обязательности государственной присяги сделано уже и по отношению к законодательным установлениям: члены их не присягают, а дают только обещание работать в известном направлении, и обещание это удостоверяют своими подписями.

Вообще, государственной властью сделан уже шаг к ограничению в случае отступления от заповеди Господней о клятве. Желательно, чтобы она не остановилась на этом и продолжала бы отменять не вызываемые крайней необходимостью требования клятвы.

О непротивлении злому

Продолжая сравнение Своих заповедей с ветхозаветными, Христос сказал: Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

В испорченной природе человека и теперь еще таится чувство мести, то есть желание и готовность отомстить обидчику, своим судом разделаться за обиду, и притом отомстить так сильно, чтобы обидчик восчувствовал и чтобы его страданиями вполне удовлетворился мститель. В древности же месть была освящена обычаем и служила почти единственным средством, сдерживавшим посягательства на личную неприкосновенность. Обычай разделываться с обидчиком мщением существовал и у евреев, и они, по-видимому, настолько широко пользовались им, что Моисей признал необходимым оградить от мщения тех, которые совершали убийства неумышленно. Так, он повелел, по вступлении в обетованную землю, отвести шесть городов, куда мог бы убежать убийца, убивший человека неумышленно; и будут у вас города сии убежищем от мстителя (за кровь), чтобы не был умерщвлен убивший, прежде нежели он предстанет пред общество на суд (Числ. 35, 10-12). По другому, по-видимому, позднейшему закону, города эти должны были служить убежищем всякому убийце... дабы мститель за кровь в горячности сердца своего не погнался за убийцею... и не убил его, между тем как он не подлежит осуждению на смерть (Втор. 19, 3, 6). Тот же закон вменял в обязанность старейшинам города взять из убежища совершившего убийство умышленно и предать его в руки мстителя за кровь, чтоб он умер (Втор. 19, 12). Но, дабы положить предел произволу мстителя, Моисей, в законе, повторенном в трех его книгах, предоставлял мстителю причинить отданному ему на мщение такой же вред, какой им был причинен, но не более. Отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб (Исх. 21, 23—25). Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб (Лев. 24, 19—20). Да не пощадит [его] глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. [Какой кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить ему] (Втор. 19, 21). Этот закон применялся и судом при определении наказания.

Эти ветхозаветные законы Моисея, устанавливая внешнее равновесие между преступлением и возмездием за него и тем обуздывая произвол и жестокость мстителей, не узаконивали, однако, месть и не предписывали обиженному или его родным мстить за обиду во что бы то ни стало. Зная жестокосердие евреев, готовых воздать сторицей за причиненный вред, Моисей внушал им, что если они не возвысились еще до любви к ближним и потому не могут воздержаться от мщения, то должны, по крайней мере, быть справедливыми в воздаянии и не поддаваться злобному чувству мести. Таким образом, ветхозаветный закон снисходительно терпел укоренившийся обычай родовой мести и стремился лишь ослабить последствия применения его. И исполнявшие такой закон считали себя праведными.

Любовь к ближним была заповедана и ветхозаветным евреям; но ближними-то своими они считали только евреев, сынов народа своего, и опирались в этом на буквальный смысл закона: Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19, 18). Оставляя без исполнения повеление не мстить сынам народа своего, жестокосердные евреи считали всякого нееврея своим врагом и, признавая таким образом, что любить надо только евреев, они из этого заключили, что всех неевреев надо ненавидеть (хотя прямого закона о ненависти к врагам не было).