Роман Владимирович Жолудь

Биография имеет характерные топосы: «родители его, люди благородные, довольно богатые, были христиане; то и он воспитан был похристиански, и в детстве рос у родителей, не зная ничего иного, кроме их и своего дома. Когда же стал отроком и преспевал уже возрастом, не захотел учиться грамоте, ни сближаться с другими отроками...» (гл. 1). Афанасий вряд ли обладал точной информацией о детстве великого аскета и поэтому использовал традиционные формулировки. В то же время «Житие Антония» – еще и аскетический труд; эту тему задают, в основном, проповеди самого Антония, которые пересказывает автор. Здесь один из центральных мотивов– борьба монаха с искушениями: «Они [демоны] коварный готовы во все превращаться, принимать на себя всякие виды. Нередко, будучи сами невидимы, представляются они поющими псалмы, припоминают изречения из Писания... Иногда, приняв на себя монашеской образ, представляются благоговейными собеседниками, чтобы обмануть подобием образа, и обольщенных ими вовлечь уже, во что хотят... Подвижничество представляют они бесполезным, возбуждают в людях отвращение от монашеской жизни, как самой тяжкой и обременительной, и препятствуют вести этот, противный им, образ жизни» (гл. 25). Здесь же есть и проповедь против ересей. Антоний (или автор его устами) показывает, что люди, соблазняющие других еретическими рассуждениями, делают это по дьявольскому наущению. Впрочем, автор более определенно высказывается об отношении героя к еретическим учениям: «Никогда не имел общения с отщепенцами мелетианами, зная давнее их лукавство и отступничество; не беседовал дружески с манихеями или с другими еретиками, разве только для вразумления, чтобы обратились к благочестию. И сам так думал, и другим внушал, что дружба и беседа с еретиками – вред и погибель душе. Гнушался также и арианскою ересью, и всякому давал заповедь не сближаться с арианами и не иметь их зловерия. Когда приходили к нему некоторые из ариан, то, испытав и изведав, что они нечествуют, прогонял с горы, говоря, что речи их хуже змеиного яда» (гл. 68). Есть в житии проповедь против язычества: Антоний осуждает прорицателей, считая, что «делают же это демоны не по заботливости о внимающих им, но чтобы возбудить в них веру к себе, и потом, подчинив уже их себе, погубить» (гл. 31). Так в тексте появляется еще одна – апологетическая – тема.

Сам Антоний показывается как победитель демонов, не поддавшийся ни угрозам, ни искушениям, ни даже физическим нападениям. Житие содержит большое количество рассказов о торжестве монаха над нечистой силой, которые также характерны для этого жанра. Например: «...Потом, чрез несколько дней, когда занимался он работой (ибо любил быть в труде), ктото, ставу двери, потянул к себе, что плел тогда Антоний; делал же он корзины и отдавал их приходящим за приносимое ему. Антоний встал и видит зверя, который до чресл походит на человека, а голени и ноги у него подобны ослиным. Антоний запечатлел только себя знамением креста, и сказал: "я – раб Христов; если послан ты на меня, то вот я перед тобой". Зверь с бывшими в нем демонами побежал так быстро, что от скорости пал и издох. Смерть этого зверя означала падение демонов, которые прилагали все старания, чтобы удалить Антония из пустыни, и не возмогли» (гл. 53). Любопытно отметить, что рассказ о явлении чудовища сопровождается готовой интерпретацией.

Звучит в житии и проповедь идеалов христианской жизни: «Всякому приходящему к нему иноку давал он постоянно такую заповедь: "веруй в Господа и люби Его, храни себя от нечистых помыслов и плотских удовольствий ...бегай тщеславия, молись непрестанно, пой псалмы перед сном и после сна, тверди заповеди, данные тебе в Писании, содержи в памяти деяния святых, чтобы памятующая заповеди душа твоя имела ревность святых образцом для себя..."» (гл. 55).

Естественно, это и похвала, энкомий св. Антонию. При нем «монастыри в горах подобны были скиниям, наполненным божественными ликами псалмопевцев, любителей учения, постников, молитвенников, которых радовало упование будущих благ и которые занимались рукоделиями для подаяния милостыни, имели между собою взаимную любовь и согласие. Подлинно представлялась там как бы особая некая область богочестия и правды. Не было там ни притеснителя, ни притесненного; не было укоризн от сборщика податей; подвижников было много, но у всех одна мысль – подвизаться в добродетели» (гл. 43).

Такая полифония обусловлена, на наш взгляд, исключительно практическими нелитературными соображениями: житие – есть форма и метод проповеди христианства. Само слово, которым назывались древнехристианские мученики, имеет дословное значение «свидетель», что перекликается с заключительными словами из Евангелия от Иоанна: «Сей ученик и свидетельствует о сем... и знаем, что истинно свидетельство его» (Ин. 21, 24). Таким образом, мученик – это свидетель непоколебимой веры в Христа; он свидетельствует об этом своей жизнью и смертью.

Житие, описывая биографию и христианские подвиги конкретного человека, одновременно делает его (не без помощи агиографических топосов) причастником всего лика святых, одним из многих христианских подвижников, показывает общий путь христианского самосовершенствования. Здесь мы сталкиваемся с явлением портретной типизации, характерной для публицистики. По существу, житие приближается к художественнопублицистическим жанрам.

Христианство очень сильно повлияло на развитие жанра автобиографии. Под автобиографией здесь мы понимаем, конечно, не просто документальную фиксацию событий, произошедших с автором. Это и рефлексия, самоанализ, обращение к своему внутреннему миру, и оценка, переживание внешних событий, и – что очень важно – своеобразная исповедь перед аудиторией, отдание себя на суд читателя.