«Так забудьте о благоразумии, — говорит Проповедник. — Ешьте, пейте, хватайте мимолетное счастье. Какой еще смысл можно обрести в жизни? Человек работает изо всех сил, а плоды его труда пожинают другие. Человек старается быть хорошим и праведным — и превращается в пыль под ногами дурных. Копит деньги — их унаследуют глупцы; ищет удовольствий — они оставляют кислый привкус во рту. И в любом случае всех нас — богатых и бедных, хороших и дурных — ждет один конец: все мы умрем. Смерть, постоянно нависая над нами, опровергает робкие попытки утверждать, будто человек рожден для счастья. Одно лишь слово точно описывает эту жизнь: «суета»!

Одно дело — прочесть нечто подобное у Альбера Камю, но в Библии?!

Интересно, оценили ли современные экзистенциалисты тонкую иронию Екклесиаста 1:9–10, где сказано: «Нет ничего нового под солнцем», «ничего, о чем можно было бы сказать: «Смотри, вот это новое». Оказывается, то, что казалось в 1960–е годы отважным ниспровержением всех идолов, было попросту осуществлением усталых пророчеств древнего Проповедника, за три тысячи лет предвидевшего весь объем человеческого опыта. Поражало другое: почему этот текст включен в Библию? И в это же время музыкальная группа «Бёрдз» выпустила пластинку с названием, заимствованным из Екклесиаста 3: «Всему свое время». Складывалось впечатление, что книга Екклесиаста и впрямь годится на все времена, и я решил, что пора попытаться как–то постичь этот текст.

После того как я преодолел первое изумление, эта книга заставила меня искать ответы на еще несколько вопросов. Одна проблема возникла сразу же, поскольку я читал книги Ветхого Завета подряд. Как эта книга сочетается с непосредственно примыкающим к ней текстом Притч? Трудно представить себе две более противоречащие друг другу книги. Стоит их сопоставить, и возникает впечатление, что книга Екклесиаста — это издевательское опровержение притч.

Притчи предлагают нам разумную упорядоченную жизнь: изучай мудрость, будь благоразумен, следуй правилам — и будешь жить долго и счастливо. Эта интонация мирского оптимизма напоминает мне афоризмы Бенджамена Франклина. Даже сегодня в нашей стране производятся настенные коврики в раннеамериканском стиле с вышитыми на них изречениями из Притчей. Однако мне нигде не попадались коврики с цитатами из Екклесиста, который убеждает нас, что в этом мире притчи неприменимы. Этот уверенный, деловитый тон — я–де разобрался в жизни, а тебе остается лишь следовать моим разумным наставлениям — исчезает, сменившись тоской и цинизмом. Честные и бережливые страдают и умирают наравне со всеми, дурные процветают и богатеют, сколько бы притчи ни твердили нам об обратном.

«Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это — суета!»

Чтобы ощутить поразительный контраст между Притчами и книгой Екклесиаста, достаточно сопоставить, как в этих текстах употребляется слово «мудрость». Притчи превозносят мудрость, они персонифицируют ее, здесь даже чувствуются некоторые мессианские интонации. Что думает о мудрости проповедник?

«Потому что во многой мудрости много печали;

и кто умножает познания, умножает скорбь»

(1:18).

Проповедник признает, что мудрость имеет определенное преимущество перед глупостью. Но что в этом толку? Обоих постигнет одна и та же судьба (см. 2:13–14). «Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?» (6:12).