Мой друг Гарольд Фиккетт имеет обыкновение удаляться порой на несколько дней в монастырь. Устав многих монашеских орденов предписывает повторять псалмы вслух утром, днем и во время вечерней службы. За несколько недель монахи проходят весь цикл, вновь возвращаясь к первому псалму[3]. Гарольд говорил мне, что порой, когда уста его твердили о том, как он «входит во врата Господа с благодарением», сам он продолжал вспоминать вчерашнюю обиду или прикидывал, скоро ли рассеется туман над заливом Сан–Франциско. Но постепенно, день за днем, он покорялся ритму псалмов. Не все в них подходило к его душевному состоянию, но понемногу он проникался той реальностью, которая нашла выражение в псалмах, и не пытался приспособить текст к своим мирским соображениям.

Вспоминая время, проведенное с монахами, Гарольд писал:

«Псалмы вооружили меня теми словами, с которыми я должен был и хотел обратиться к моему Богу, словами, которые прославляют реальность Его присутствия — «Полны небеса и земля славы Твоей»; словами, которые признают Его вмешательство в нашу жизнь — «Ты обратил нашу печаль в ликование»; словами, которые выражают всю глубину моей зависимости — «В утробе матери соткал Ты меня»; словами, которые передают надежду на встречу и близость с Ним — «Только об одном я мечтаю, чтобы мне войти в дом Господень навеки». Псалмы наставляют мою душу в любви к Богу».

Звуки хвалы

Псалмы также учат нас, как поклоняться Богу и восхвалять его. Заметим, что американцы делают это крайне неуклюже. Мы не сохранили традиции британцев, кланяющихся королеве и не смеющих ее перебивать. Мы предпочитаем превращать своих руководителей в персонажей телевизионного фарса.

Откровенно говоря, трудно представить себе, что Богу и впрямь хочется, чтобы мы все сели в ряд и начали говорить о Нем что–нибудь хорошее. Зачем вообще Богу наша хвала? Сомерсет Моэм рассказывал о своем благочестивом родственнике, который прилежно вычеркнул все восхваления из молитвенника. «Любой нормальный человек смутится, если начать хвалить его в лицо, каково же слушать все это Богу?» — так рассуждал этот человек. Клайв Льюис в «Размышлениях о псалмах» сказал примерно то же: «Мне не нужно, чтобы мой пес пытался лаем выразить восторг от моих книг». Так почему же Бог хочет услышать хвалу?

Льюис предлагает сравнить эту хвалу с непосредственной реакцией на произведение искусства, на некую прекрасную гармонию, вообще на что–либо необычайно красивое. Самой первой и естественной реакцией будет замереть и попытаться впитать в себя эту неземную красоту, склониться перед ней. А затем мы спешим разделить это чувство с другими людьми. Эта потребность разделить удовольствие проявляется на всех уровнях от «Огромный серый кит проплыл рядом с нашей яхтой — я чуть было не дотронулась до него» и «О, если бы ты был тут и видел, как падает снег, — все кажется словно заколдованным» до «Ну, наши ребята показали класс во вчерашнем матче!»

Каждый раз, когда я прихожу на стадион, я наблюдаю этот восторг, близкий к поклонению. Мне повезло, я жил в Чикаго, когда восходила звезда Майкла Джордана. Я много раз бывал на играх «Чикаго Буллз». За несколько часов до матча на пронзительном ветру фанаты уже собираются возле площадки, отведенной для машин игроков, чтобы хоть на миг увидеть знаменитого спортсмена. Вот появляется из–за угла его автомобиль. Поклонники вопят, подпрыгивают, выкликают имя своего кумира, рвутся вперед, чтобы получить автограф, пытаются прикоснуться к нему, обменяться хоть словом, как–то сблизиться с Величайшим. Вот странная цивилизация — люди с готовностью преклоняются перед Майклом Джорданом и даже перед Деннисом Родманом или Мадонной, но не понимают, как надо восхвалять Господа.

Хвала — это та же естественная реакция разделенной радости (разве в человеческих силах утаить от друзей хороший анекдот или собственную помолвку?), только эта радость подымается еще на несколько ступеней выше. «Поведай мне старую, старую историю о Невидимом в вышине», — поется в одной христианской песне. Как футбольные болельщики, ветераны военных компаний и выпускники одной школы готовы вновь и вновь вспоминать все те же истории, так и хвала отчасти звучит ностальгически.

Флэннери О'Коннор в очерке о своих павлинах написала, как реагировали люди при виде их раскрытых веером, переливающихся всеми цветами радуги хвостов. Водитель грузовика резко затормозил, вскрикнул: «Ну и дела!», иные люди просто не находили слов. Но больше всего ее растрогала старая негритянка, провозгласившая: «Аминь! Аминь!». Эта старуха понимала толк в хвале.

Хвала — это радостное признание тварным существом блага, истины и красоты, которые исходят от Творца вселенной. Это признание важно для нас самих, поскольку оно устанавливает наше истинное положение перед Богом. Я обнаружил, что общение с детьми помогает научиться правильно воздавать хвалу: дети могут в любой момент разразиться радостными и благодарными воплями, когда что–то поразит их. Вероятно, все дело в том, что у них нет претензий на более высокий статус — они просто дети.

Авторы псалмов и в особенности Давид были ближе к источнику хвалы, поскольку еще не были нарушены их связи с миром природы. Давид в юности был пастухом. Потом он много лет прятался от Саула в безлюдной горной местности. Ничего удивительного нет в том, что его стихи полны огромной любви и, можно сказать, почтения к миру природы. Этот мир представляется гармоничным целым, а личностный Бог оберегает и удерживает все воедино.