Когда в шестнадцатом веке иезуитский миссионер Маттео Риччи отправился в Китай, он взял с собой образцы религиозного искусства, чтобы наглядно представить историю христианства людям, которые никогда о ней не слышали. Китайцы с готовностью приняли изображения Девы Марии, держащей на руках своего ребенка, но когда он показал им изображения распятия и попытался объяснить, что Сын Божий прожил свою жизнь только для того, чтобы быть казненным, реакцией слушателей были отвращение и ужас. Они предпочли Деву и настаивали на поклонении ей более, нежели распятому Богу.

Когда я в очередной раз разбираю кипу своих рождественских открыток, я понимаю, что мы в христианских странах поступаем точно так же. Нам близок добрый семейный праздник, в котором нет ни малейшегонамека на скандал. Помимо этого, мы очищаем его от всех напоминаний о том, чем эта история, начавшаяся в Вифлееме, закончилась на Голгофе.

В Евангелиях от Луки и Матфея только один человек, кажется, понимает загадочную природу того, что привел в движение Господь: старец Симеон, который признал в младенце Мессию, подсознательно понимал, что конфликта не избежать. «Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий…», — сказал он и предсказал Марии, что ей самой оружие пройдет в душу. Симеон каким–то образом почувствовал, что хотя внешне мало что изменилось —диктатор Ирод все еще был у власти, римские войска все еще вешали патриотов, Иерусалим все еще был переполнен нищими, — на самом деле изменилось все. Появилась новая сила, способная подчинить себе все мировые силы.

Сначала Иисус не выказывал страха перед этими силами. Он родился во время правления цезаря Августа, в то время, когда Римская империя почувствовала дуновение надежды. От Августа более, чем от какого–либо другого правителя, ожидали того, что мог бы дать лидер и чего могло бы достичь общество.

Именно Август в действительности был тем человеком, который первым заимствовал из греческого слово «Евангелие», или «Благая весть», и сделал из него ярлык для нового мирового порядка, который представляло собой его правление. Империя провозгласила его богом и установила ритуал поклонения ему. Его просвещенный и стабильный режим будет, как верили многие, длиться вечно — окончательное решение проблемы правления.

Тем временем, в одном из захолустных углов Империи Августа рождение младенца по имени Иисус было упущено из виду летописцами той эпохи. Мы узнаем о нем в основном из четырех книг, написанных через много лет после его смерти, в период, когда менее одного процента римского населения слышало о его существовании. Биографы Иисуса также заимствуют слово евангелие, провозглашая некий абсолютно новый мировой порядок. Лишь однажды они упоминают имя Августа, мимоходом, чтобы засвидетельствовать факт переписи населения, подтверждавшей, что Иисус родился в Вифлееме.

Однако первые события в жизни Иисуса указывают на то, что невиданные беды еще впереди. Ирод Великий, царь иудейский, навязал римское правление на местах, и, по иронии истории, мы знаем имя Ирода благодаря избиению младенцев. Я никогда не видел ни одной рождественской открытки, на которой был бы изображен этот акт террора, поддержанный государством, однако это также было частью прихода Христа в мир. Хотя светская история не упоминает об этом зверстве, никто из знающих жизнь Ирода, не сомневается в этом. Он убил двух своих двоюродных братьев, свою жену Мариамну и двух своих сыновей. За пять дней до смерти он приказал арестовать многих горожан и повелел казнить их в день своей смерти, чтобы обеспечить надлежащую атмосферу траура в стране. Для такого деспота менее значительная процедура истребления в Вифлееме не представляла проблемы.

Действительно, в правление Ирода не проходило и дня без казни. Политическая обстановка во время рождения Иисуса напоминала Россию тридцатых годов двадцатого века под управлением Сталина. Горожане не имели права выступать на общественных собраниях. Повсюду были шпионы. В представлении Ирода, приказ вырезать младенцев, возможно, был актом предельного рационализма, превентивной мерой, призванной сохранить стабильность его царства от возможных претензий на престол со стороны другого.

В своей книге «Пока что» У. X. Оден предполагает, что могло происходить в сознании Ирода, когда он задумывал резню:

Сегодня был один из тех прекрасных зимних дней, холодных, сверкающих и абсолютно тихих, когда лай пастушьей собаки разносится на мили и величественные дикие горы подступают вплотную к городским стенам, и мысль необычайно свежа, в этот вечер, когда я стою высоко на башне у этого окна, во всей чарующей панораме равнины и гор ничто не указывает на то, что империя смертельно напугана опасностью более ужасной, чем вторжение татар на бегущих верблюдах или заговор преторианской гвардии… О Боже, почему этот несчастный младенец не мог родиться где–нибудь в другом месте?

Таким образом, Иисус Христос пришел в мир, в котором бушевали раздор и террор, и провел свое детство спрятанный в Египте, как в укрытии. Матфей отмечает, что местные политики даже определили то место, где рос Иисус. Когда умер Ирод великий, ангел возвестил Иосифу, что тот спокойно может вернуться в Израиль, только не в ту местность, где правил сын Ирода Архелай. Вместо этого Иосиф со своей семьей отправился на север страны в Назарет, где они жили под властью другого сына Ирода, Антипы, про которого Иисус говорил «эта лисица» и который обезглавил Иоанна Крестителя.