«Видите, как много написал я вам своею рукою. Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться…» (Видите, колицеми книгами писах вам моею рукою. Елицы хотят хвалитися по плоти, сии нудят вы обрезатися) (ст. 11, 12). Подумай, какая великая скорбь объемлет эту блаженную душу. Как пораженные какою–либо скорбью, или лишившиеся кого–нибудь из родных, или потерпевшие какое–либо неожиданное несчастие не имеют покоя ни днем, ни ночью, по причине удручающей их душу скорби, — так и блаженный Павел, сказав немного о нравственности, опять возвращается к прежнему, что более всего возмущало его душу, и говорит так: «Видите, как много написал я вам своею рукою» (видите, колицеми книгами писах вам моею рукою).

Здесь он указывает только на то, что все это послание написал он сам, а это служило свидетельством его великой близости. Другие послания сам он только диктовал, а писал другой, как это видно из послания к римлянам, в конце которого сказано: «Приветствую вас… и я, Тертий, писавший сие послание» (целую вы и аз Тертий, написавый послание сие) (Рим. 16:22); в настоящем же случае написал все послание сам. Сделал же это он теперь и по необходимости, не только из любви к ним, но вместе и для отвращения худого подозрения. Так как на него возводили обвинение в таких делах, в которых он не принимал никакого участия, и говорили, что он проповедует обрезание и только притворяется не проповедующим, то ввиду этого он и вынужден был собственноручно написать это послание, чтобы представить о себе письменное свидетельство. Словом же «много» (колицеми), по моему мнению, он указывает не на обширность послания, а на недостаточную красоту почерка, как бы так говоря: «Хотя я не умею красиво писать, однако же, принужден написать это послание собственноручно, чтобы заградить уста клеветникам».

«Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов, ибо и сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, дабы похвалиться в вашей плоти» (Елицы хотят хвалитися по плоти, сии нудят вы обрезатися, точию да не креста ради Христова гоними будут. Ни бо обрезающиися сами закон хранят, но хотят вам обрезатися, да в вашей плоти похвалятся) (ст. 12, 13). Здесь (апостол), показывая, что они не сами собою впали в это заблуждение, а по принуждению, тем самым представляет им случай оставить таковое, а, почти оправдывая их, тем убеждает скорее отстать от лжеучителей. Но что значит — «хвалиться по плоти»? Заслуживать похвалу от людей. «Так как (лжеучители) сами терпели поношение от иудеев за оставление отеческих обычаев, то, чтобы избегнуть этого поношения, — говорит он, — они хотят совратить вас, чтобы самим оправдаться перед теми вашею плотию». Сказал же это он для того, чтобы показать, что лжеучители делали это не для Бога, говоря как бы так: «Это происходит не от благочестия, а все делается из одного человеческого честолюбия, ради угождения неверным — тем, что верные обрезываются, и предпочитают оскорбить Бога, чтобы только угодить людям». Это именно значат слова — «хвалиться по плоти». Затем, желая показать, что лжеучители и с другой стороны недостойны прощения, он еще обличает их и в том, что они повелевают обрезываться не только из угождения другим, но и для собственного тщеславия. Поэтому он и прибавил: «дабы похвалиться в вашей плоти» (да в вашей плоти похвалятся), — как будто они действительно имеют учеников, а сами учители. Но откуда это видно? «Ибо и сами… не соблюдают закона» (Ни бо сами закон хранят), — говорит он. Впрочем, если бы и соблюдали, то и в таком случае были бы достойны величайшего осуждения, а теперь и самое намерение их преступно. «А я не желаю хвалиться, — говорит, — разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа) (ст. 14). Конечно, это считается позорным, но только в мире и у неверных, а на небесах и у верных это величайшая слава. Так и бедность для других постыдна, для нас же она — похвала; и терпеть поругания для многих кажется смешным, а мы этим хвалимся. Точно так же и крест есть наша похвала. И не сказал он: «я же не хвалюсь», или: «я же не хочу хвалиться», но — «мне же да не будет», как бы отвращаясь чего, как безрассудного, и прося у Бога помощи, чтобы ему избежать этого. В чем же состоит похвала о кресте? В том, что Христос ради меня принял зрак раба, и ради меня претерпел страдания, — ради меня, бывшего рабом, врагом и неблагодарным, и так возлюбил меня, что предал и Себя (на смерть). Что еще можно найти равное этому? Если рабы, получая только похвалу от своих господ, которые, будучи притом одного естества с ними, хвалятся этим, то как же не хвалиться нам, когда Владыка, истинный Бог, не постыдился претерпеть за нас крестную смерть? Поэтому и мы не будем стыдиться Его неизреченного милосердия к нам. Он не устыдился быть распятым за тебя, а ты стыдишься исповедывать Его бесконечное милосердие? В таком случае ты подобен тому узнику, который прежде не стыдился своего царя, а когда последний, придя к нему в темницу, снял с него оковы своими руками, стал из–за этого стыдиться его. Это было бы крайним безумием, так как этим особенно и надобно хвалиться.

4. «…Которым для меня мир распят, и я для мира» (Имже мне мир распяся, и аз миру). Миром он называет здесь не небо и землю, но дела житейские — похвалу от людей, почет, славу, богатство и все подобное, что кажется обыкновенно блистательным. «Все это, — говорит, — стало для меня мертво». Таков должен быть христианин, и эти слова он должен постоянно иметь на устах своих. Но (апостол) еще не был доволен только первым видом умерщвления, но присовокупил и другой, сказав: «и я для мира» (и аз миру), указывая этим на двойное умерщвление, и как бы так говоря: «и это для меня мертво, и я, с другой стороны, мертв для этого; это не может овладеть мною или пленить меня, потому что раз и навсегда умерло для меня; и я не могу быть одержимым желанием его, так как и я мертв для этого». Нет ничего блаженнее подобного умерщвления, так как оно служит основанием блаженной жизни.

«Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь. Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию» (Ни обрезание бо что может, ни не обрезание, но нова тварь. И елицы правилом сим жительствуют, мир на них и милость, и на Израили Божии) (ст. 15, 16). Видишь ли, на какую высоту вознесла (апостола) сила креста? Она не только все мирское сделала мертвым для него, но и поставила его несравненно выше прежней жизни. Какая сила может равняться этой силе (креста)? В самом деле, кто раньше подвергался смерти и других умерщвлял за обрезание, того крест научил, вменив обрезание наравне с необрезанием, искать дел новых, дивных и превышенебесных. Новою тварью он называет нашу жизнь, — как в отношении к совершившемуся, так и в отношении к имеющему еще совершиться. В отношении к совершившемуся — потому, что душа наша, состарившаяся во грехе, чрез крещение вдруг обновилась, как бы созданная вновь, почему и требуется от нас также и образ жизни новый и небесный; в отношении же к будущему — потому, что небо, и земля, и вся наконец тварь вместе с нашими телами должны перейти в состояние нетления. «Итак, не говори мне, — говорит (апостол), — об обрезании, которое теперь не имеет уже силы; да и как, в самом деле, оно может оставаться теперь, когда все так изменилось? Ищи новых дел благодати. Только стремящиеся к этим делам насладятся миром и милостию Божией и могут быть названы в собственном смысле Израилем, — тогда как те, которые мыслят противное этому, хотя бы они родились и от Израиля и носили имя его, лишились всего этого, и сродства с ним, и самого наименования. Только исполняющие это правило, оставивши древнее и следуя учению благодати, могут назваться истинными израильтянами».

«…Впрочем, никто не отягощай меня» (Прочее, труды да никтоже ми дает) (ст. 17). Здесь он говорит это не как утомленный или отчаявшийся. Как, в самом деле, мог ослабеть или упасть духом тот, кто решился ради учеников все сделать и претерпеть, — кто говорит: «настой во время и не во время» (настой благовременне и безвременне) (2 Тим. 4:2), и еще: «не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети диавола» (еда како даст им Бог познание истины, и возникнут от диавольския сети) (2 Тим. 2:25, 26)? Для чего же он говорит это? Для того, чтобы возбудить их недеятельный ум, привести их в больший страх, утвердить предписанные им правила, и предостеречь их впредь от подобных смятений.

«…Ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Аз бо язвы Господа Иисуса Христа на теле моем ношу). Не сказал — «имею», а — «ношу», точно кто–нибудь гордящийся своими трофеями или царскими знаками отличия. Хотя носить язвы считается также признаком бесчестия, но он хвалится язвами; и подобно тому как радуются воины, носящие знамена, так радуется и он, носящий язвы. Но для чего он говорит это? «Для того, — говорит, — что эти язвы оправдывают меня лучше всякого слова, лучше всякого голоса. Они издают голос сильнее всякой трубы против тех, которые противоборствуют мне и говорят, то я учу притворно и говорю иногда в угождение людям. Если бы кто увидел окровавленного и покрытого бесчисленными ранами воина, вышедшего из строя, тот, конечно, не мог бы обвинять его в трусости и предательстве, так как он на самом теле своем носит доказательство своего мужества. Так же, — говорит, — должно судить и обо мне. И если кто хочет слышать мое оправдание и узнать мой образ мыслей, тот пусть смотрит на мои раны, которые представляют доказательство сильнее этих слов и этого писания». В начале послания он ясно доказал свое непритворство внезапным своим обращением, в конце же его доказывает это своими страданиями. А чтобы кто–нибудь не сказал, что он обратился с искренним сердцем, но после не устоял в том же самом расположении, для этого он и приводит свои труды, страдания и язвы в свидетели того, что он также и устоял. Наконец, достаточно оправдавшись во всех отношениях, и уверив, что ничего не сказал по гневу или по нерасположению, а питает к ним неизменную любовь, он снова подтверждает то же самое, заключая свое слово молитвою, исполненною бесчисленных благ, и говоря: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братия. Аминь» (ст. 18). Этими последними словами он наложил печать на все сказанное прежде. В самом деле, он не сказал просто — «с вами», как говорит в других посланиях, но — «со духом вашим», отклоняя их от плотского, и везде указывая на благодеяния Божии, и напоминая о благодати, которую они получили и которая достаточна была для того, чтобы избавить их от всякого иудейского заблуждения. Как принятие Духа зависело не от немощного закона, но от оправдания чрез веру, так и удержание его после принятия зависело не от обрезания, а от благодати. Поэтому он и заключил увещание молитвою, напомнил о благодати и духе и назвал их братьями, и, призвав Бога, чтобы они постоянно наслаждались этими дарами, оградил их двойною оградою, так как сказанное им есть и молитва, и вместе всецелое наставление, и потому служит для них вместо двойной стены. В самом деле, и наставление, напоминающее им, каких благ они удостоены, весьма сильно могло удерживать их в догматах Церкви, и молитва, призывающая благодать и умоляющая ее неотлучно пребывать в них, не попускала духу отступить от них. Когда же (Дух) будет пребывать в них, тогда всякое ложное учение исчезнет как пыль, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава с Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Любовь по Богу — дело достойное Бога

НИ в каком слове невозможно по достоинству прославить любовь, эту небесную лестницу. Любовь сопрестольна Отцу, любовь сочетает земное с небесным; для достойной похвалы ее не достанет ни языка, ни находчивости ума; само же дело показывает, что любовь — начальница лучшей жизни. Она облекает творение Божие совершенным благолепием, она — воспитательница многих в единении, устроительница сонмов человеческих в виде ангелов и людей, наподобие единой и святой красоты. Будучи единым образом, она дает образ всей разумной твари для уподобления Богу; Он (Бог) почивает не в чуждых Его, но в имеющих родиться от Него и соединенных (с Ним). При множестве своем, они все, достигшие единого согласия, выражают через самих себя прекраснейшую и усладительную гармонию. Так многия и различные действия Святого Духа, своим сочетанием в единое и благое согласие, выражают богоподобную и богодостойную красоту, драгоценнейшую пред Богом и достойную благой радости Зиждителя. По этой любви к людям сошел Бог на землю и жил с людьми; не тайно и вдали, как раньше, когда Ему покланялись (чрез посредство) жертвы; но сошел как сожитель с людьми, для уподобления и общения с нами, чтобы, возводя всех в родство единому Духу, сделать из нас как бы одно тело и один дух. Как служительница Господа и помощница Духа, божественная любовь разделенное соединяет и отчуждившееся водворяет. О, удивительное дело Христово — эта любовь! О, спасительная для мира тайна! По любви посылает Отец и Бог своего единородного Сына в мир: «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Христос возлюби церковь, и себе предаде за ню) (Еф. 5:25). Любовь охотно несет труды за своего ближнего; нам велено быть рабами друг другу по любви: «любовью служите друг другу» (любовию работайте друг другу) (Гал. 5:13). Любовь достояние каждого в отдельности делает общим для всех; любовь указывает тебе на ближнего твоего, как бы на тебя самого, и переносит грехи (других) будто свои собственные. В малом разгневаешься, зато во многом будешь снисходить. Чрез любовь возрастает стадо Христово; любовь смиряет дух кровожадный, притупляет вражеское оружие, забывает всех врагов и вводит в мир мирную жизнь Христову: «не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (не возмет язык на язык меча, и не навыкнут ктому ратоватися) (Ис. 2:4). Вследствие этого «во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна» (возсияет во днех его правда и множество мира, дондеже отъимется луна) (Пс. 71:7). Светел также образ мирной жизни. О, любовь, предводительница блаженного мира! Она изгоняет от людей враждебного демона; из–за нее при мире людей стенает диавол, ангелы же тогда радуются, видя среди людей образ их собственного мира; мы приветливы друг к другу; для брата выше всякой радости, что он видит брата. Павел говорит, что он утешается в горестях своих пришествием Тита (2 Кор. 7:6), и когда его нет вблизи, он не спокоен душою. Любовь к Богу и любовь к братьям — две неразлучных (любви). «И эта заповедь у нас от Бога, — говорит Иоанн, — чтобы, кто любит Бога, любил также брата своего». Это же сказал (Господь) также Петру: «Если ты любишь меня, паси овец Моих» (овцы моя) (Ин. 21:16), то есть: «Покажи свою любовь к пастырю усердным попечением об овцах». Насколько несокрушима стена, укрепленная связями из огромных камней и защищающая от вражеских приступов, настолько несокрушим союз святых, гармонированный узами любви и отражающий искушения диавола. Ведь как красивы растения, насажденные по порядку, или хорошо построенное войско, когда оно выступает чинно и красивыми рядами! Это доставляет удовольствие; но приятнее и усладительнее всего — благолепие взаимно соединившихся в любви, наподобие естественного союза; в очах Божиих оно важно и ценно. Послушай Давида, или лучше, благодать Святого Духа: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» Ничто другое, ничто иное из земного, но «жить братьям вместе» (Се что добро, или что красно? Но еже жити братии вкупе) (Пс. 132:1); (это) как бы миро, возлитое на главу. Хоры ангельские окружают наши хоры, и радуются за нас, что мы подражаем им в образе жизни. Если, по слову Господа, бывает радость на небе об одном кающемся грешнике, то намного больше и таком множестве спасающихся. Уже отсюда открывается радость будущего века, для диавола печаль, демонов рассеяние, когда мы составляем взаимные хоры, чтобы в единодушном и единомысленном славословии Бога подражать всестройному и славному херувимскому пению. Как они поют Трисвятую песнь, чередуясь друг за другом, так и мы, по образу их, составив два хора и вторя друг другу, поем духовную песнь. У внешних зарождается удивление, у зрителей желание, у слушателей любовь, и мы испытываем божественное, полезное чувство, чрез которое замечаем в себе, что у всех нас искореняются причины к злонравию и разделению все, кто видит небесную жизнь на земле, из–за нас славят Бога. Поэтому Павел учит, чтобы все мы одно мудрствовали и тоже самое говорили (Флп. 2:2) — из–за этого Христос и отправляет апостолов по два, во время посольства; даже женщинам (Павел) предлагает единомыслие, чтобы и собору дев не лишиться участия в этом ангельском подобии. Поэтому, он говорит: «Умоляю Еводию, умоляю Синтихию мыслить то же о Господе» (Еводию молю, и Синтихию, тожде мудрствовати о Господе) (Флп. 4:2). Превосходящих друг друга он побуждает блюсти за собою, чтобы не разделяться им по любочестию, особенно по тщеславию, но быть во взаимном единении и союзе, поступаясь своею честью для ближнего. Итак, то, что относится к священной и божественной любви, почтенно у нас и поистине красиво. Посмотрим также наставления закона. И они учат полезному. «Не презирай, — говорится, — нуждающегося, уделяй часть угнетаемому; пусть вкусит плодов твоих бедный, и остатки жатвы и виноградного сбора пусть возьмет он себе в пищу; в седьмой год да отпустится на свободу раб, а в пятидесятый весь долг да простится; и продавшие свое имение пусть снова его возьмут себе, без выкупа. Процента не требуй, не бери в залог мельницы, ни жернова, ни одежды от бедного, и даже по принуждению не иди, чтобы взять залог. Не покидай в опасности рабочего скота своего ближнего, даже в случае вражды (ближнего); но, став слугою (для него), как бы для друга, отведи к нему блуждающее животное, и прекрати вражду, если представился к тому повод». Все эти заветы не из чего иного, но из священной и многожеланной пред Богом любви, и евангельские заветы направлены к тому же. Сказав многое, что дополняет закон, (Господь) прибавил: «Благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть) (Мф. 5:44). «Всюду вражду прекращайте, и любовь насаждайте. Любовь друг к другу пусть будет у вас долгом, никогда неисполнимым». Павел говорит: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви» (ни единому же ничимже должни бывайте, точию еже любити друг друга) (Рим. 13:8). Как ежедневно мы требуем себе пищи, и минувшим насыщением не освобождаемся от ежедневного требования ее, но, вынуждаясь своею природою, отбываем это как бы долг, так и в любви будем блюсти тот же самый образ: «не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием» (не насытится око зрети, ни исполнится ухо слышания) (Ек. 1:8). Приятен свет для глаз, и ничей глаз не утомляется зрением, ничьи уши слышанием; так неленостно нам нужно совершать и желанное дело любви, и никогда не насыщаться. Проливной дождь не сможет погасить любовь; «а теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь» (пребывают три сия, вера, надежда, любы) (1 Кор. 13:13). Как от начала она была, так и во веки сохранится. Да будет, чтобы мы, последовав ей, достигли вечных благ во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

На слова: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз», и: «…Берет Его диавол на весьма высокую гору» (Мф. 4:6, 8), и прочее

СОЛНЦЕ, приподнявшись над землею, и совершая к нам путь с востока, прогоняет ночь, будит спящих и вызывает к делам; свет богопознания будит душу, освещает помыслы и вызывает к добродетели; и этого нам нужно желать больше, чем солнечного блеска. Иной и не глядящий на солнце будет жить, — ведь слепой живет, зная о солнце по слуху, — а души, лишенные солнца богопознания, мертвы, хотя бы и думалось им, что они живут; о них именно Господь говорит: «оставьте мертвых погребать своих мертвецов» (Мф. 8:22). Но победитель виновника смерти освободил нас от той и другой смерти. У нас двоякая смерть. Одна свойственна смертной природе, другая зарождается чрез потерю знания; неведение о Боге подобно мертвенной бесчувственности. Виновник обеих — диавол. Христос, сокрушив его, освободил природу от той и другой смерти: душу восставил животворным учением, а смертное снискал себе воскресением. Если гонитель пал, то гонимое встанет. И картина этой борьбы оставлена (нам) для жизни, чтобы, взирая на нее, укрепляться. Где же картина? Посмотри на пустыню: там благодать воскресила нас образом, гибельным для тирана, и преследует тирана в пустыне. Местом борьбы мы видим пустыню, диавол же — рука, изображающая голод Господа; три нападения, три ответа; (таков) закон борьбы, что она состоит из трех частей. И считай три части этой борьбы. «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут) (Мф. 4:3). Этим начал борьбу диавол с Господом. Христос же ему: «не хлебом одним будет жить человек» (не о хлебе едином жив будет человек) (ст. 4). Господь остался невредимым. «Если Ты Сын Божий, бросься вниз» (Аще Сын еси Божий, верзися низу) (ст. 6). Это второе нападение демона. «Не искушай Господа Бога твоего» (Не искусиши Господа Бога твоего) (ст. 7). Этим изречением прекращено испытание. «Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Сия вся тебе дам, аще пад поклонишимися) (ст. 9). Вот начало третьего состязания, в котором Господь, подобно некоему атлету, отбросил диавола за поприще, как сварливого противника. «Отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Иди за мною, сатано, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися, и тому единому послужиши) (ст. 10). Увидев борьбу, научись бороться; сделайся из созерцателя борьбы учеником. Первая борьба Господа с диаволом учит тебя борьбе против удовольствий. Голод был началом состязаний; голод — это неограниченная страсть; голод — это главное в удовольствиях. Желание пищи — стремление необузданное; желудок видит неотвратимое удовольствие; и многие, не будучи в состоянии исцелиться от этого, уклоняются обычно к отрицанию промысла, будто нет Бога, попечителя о голодных. Диавол и Христа на это наталкивает, задумав поколебать Его, как человека, мучимого голодом; он не знал о сочетании в Нем божества: иначе не подошел бы к божеству, будто голодающему. Зная о собственной природе, что она не может голодать, он и не говорил бы о пище, узнав Бога. Но глядя, как на человека, как человеку говорит: «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами». Он, ненужный исследователь усыновления, попечитель о пище, опаснейшей голода, с самого начала внушил обожение от древа, теперь от сильного желания — указывает на пустыню, где нет ничего, кроме камней, чтобы голодное место, усилив отчаяние из–за пищи, стало для души как бы толчком к неверию, и уничтожило бы сыновство. Но поглядим на искусителя и вникнем в коварство слов его. «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами». «Ты назывался, — говорит, — Сыном недавно, при крещении, и я слышал слова голоса: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (сей есть Сын мой возлюбленный, о немже благоволих) (Мф. 3:17). Смеялся я над этим приветствием, дутостью его, над этой многозначительной шуткой, над честью, в действительности пустою; а Тебе, может быть, эта речь была в угоду, и веришь, что истинно любим, смел, будто на небе поставлен, и рад, будто для Бога очень желанен. Какой отец не печется о голодном сыне? Какой покровитель не питает своего просителя? А Ты 40 дней изнываешь от голода, и Отец не печется о Тебе голодном, пренебрегает многодневным голодом. Какой чадолюбивый отец с радостью не дает хлеба дитяти? Хорошо ли голодному сыну, если он не кормится отцом? Пусть Он покажет Свою любовь охотным дарованием хлеба; пусть накормит Сына, голодающего в пустыне. Он может камни обратить в хлебы; проси от голода об этом; пусть бы Он оказал благодать, чтобы Ты оставался в красе Сына; но прежде, чем получить это, не шути с Своим названием». О, человеколюбие ненавистника людей! О, сострадание человекоубийцы! О, гибельная заботливость! О, сладкий яд! Падший побуждает к неверию и вызывает к требованию пищи, — не с тем, чтобы напитать голодного, но, соблазнив на требование, столкнуть его, как неверного, с Богом. Обратись к Богу, Которым Ты обманываешься, (что) «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Что же (на это) Господь Христос? Он не открывает сокрытого Бога, чтобы не отогнать от Себя добычу, но отвечает, как простой человек: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (писано есть: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем изо уст Божиих). Не изумляет Меня, — говорит, — недостаток пищи, не смущает голодание в пустыне, не требую приготовления хлебов из камней; много путей божественного попечения и разнообразно покровительство. Он предоставил людям питаться пищею; пища — хитрость плоти; но Божественное писание учит Меня, что Бог переступает границы природы. Я помню божественный голос к людям, чтобы они не боялись голода, когда печется Бог. Не жалей голодного, и не указывай на пустыню в отчаянии; пусть заботится Бог, хотя подле и не будет хлеба. Есть животворящий Бог и без питания, и плоть будет жива без пищи, если повелевает ей жить Бог. Так написано, и Я смело верую в божественное изречение, и не жду жизни только от питания». На этом споткнулся Адам; Христос примиряет. Так как Адам пал по неверию и из–за пищи (он был отвергнут, когда не поверил Богу и вкусил), то пришедший и воскресивший нас Христос начинает воздержанием и верою. Итак, диавол вступает наконец в борьбу самолично. «Пред рождением, — говорит, — я замышлял против Младенца чрез подозрение в прелюбодействе; потеряв надежду (в этом), я ошибся (также), гоняясь чрез Ирода за рожденным; оставаясь всегда побежденным, я теперь буду бороться сам». О, сварливый слепец! Побежден Младенцем, и с возмужавшим вступает в борьбу! Подойди, и отведай, диавол, возмужавшего; узнай Его силу еще раз. Уже он был поражен, когда подошел к голодному (вы слышали, как он пал); но, рассчитав одержать победу, Он удваивает свою дерзость. Так как он обманулся в первой хитрости и голодного не обольстил, то прибегает ко второму коварству. «Безуспешно, — говорит, — мое старое средство; расстаюсь с хитростью, низвергшею Адама; оставляю обольщение пищи; этот, по–видимому, царь над удовольствием. Он не может расслабляться удовольствием от пищи, давно не ищет хлеба. Нисколько не повинуется голоду; Его нельзя взять бранью плоти. Задумал я другую уловку борьбы; у меня есть одна удочка еще слаще — (это) слава, усладительная для души. Приятна петля тщеславия; не только приятна, но и вдвое скручена; рядом с тщеславием стоит безумие. Кто полюбил славу, ужасен в хвастовстве; а у Него есть предлог к этой страсти. Может быть, Он очень много думает о Себе, как многодневный постник. Пощекочу хвастливость; подошедши, как к праведнику, напыщу псаломским изречением, будто для Него раньше сказанным, обольщу лукавым вопросом. Пусть будет обрыв местом моего вопроса; потащу с собою на крыло (Храма), и на высоте предложу: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (аще Сын еси Божий, верзися низу, писано бо есть, яко ангелом свои заповесть о тебе, и на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою). Он, конечно, или примет к Себе это изречение, или убежит. Если примет, то, как праведник, поспешно согласится на предложение упасть, сам бросится с высоты; а я посмеюсь над мертвым, если, упав, Он умрет; живым я ранил (Его) страстью тщеславия, убедив в доказательство мне броситься вниз. Если увижу, что (Он) отказывается, то поссорю Его с Богом, как Иова, такою клеветою на дар сыновства. Я прочитал Ему Тобою написанное изречение, сказал об обетовании Твоего спасения, — и Он не решился броситься в глубину; ясно, что Он не тверд в том, что Ты обещал. Как столь неверного Ты приветствовал Сыном?» Господь узнал его замысел, и дает увлечь Себя, как человек следует за человеком. Когда (Он) взошел, предлагает (Ему) свой замысел: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз». На диавольское предложение мы отвечаем. Если ты считаешь Бога Отцом настолько овладевшего Собою мужа, чтобы оставаться невредимым при вреде, то у тебя уже есть доказательство того, что ты предлагаешь; это самое, диавол, есть показатель сыновства, что стоящего с тобою рядом ты не толкаешь в крутизну, хотя давно стараешься низвергнуть Его. Это значит ни что иное, как то, что, побуждая, он как бы говорит: «Ты невольно не падаешь, низвергнись по воле: бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею», — потому что и это показывает и уясняет (Его), как Бога. Если бы противник узнал (в Нем) Бога, то не предложил бы Ему пасть с высоты; он раньше знал, что Богу не опасны высота и широта, но поднимается Он до высокого и наполняет широкое; он раньше знал, что Божество свободно от преткновений; спотыкаться свойственно ногам человеческим, но не Божиим. Что он говорил не как с Богом, свидетельствуют слова диавола. Вникнем в смысл его слов. «Недавно Ты говорил: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». И я похвалил Твою веру в Бога. Но так как есть другое изречение Божие, что Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею, то покажи, что веруешь слову Божию: чтобы, низвергшись, упасть без вреда, воспользуйся этой стремниной, (как) судьею Твоего сыновства, воспользуйся падением, (как) доказательством божественного попечения. Если, упав отсюда, встанешь невредимым, то название сыновства, высказанное Тебе, истинно: именно Тебе было обещано Богом раньше, что Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Пс. 90:11). Ты, диавол, возобновил старую историю: изливаешь миро из пахучего сосуда. Сампсоном был убит лев, во рту которого был сотовый мед; он (лев), зловонный, был брошен (потом); и ты, львовидный, источаешь изо рта мед Писания, а окажешься повергнутым от ответа Господа: «написано также: не искушай Господа Бога твоего» (писано есть: не искусиши Господа Бога твоего). Он ни отказался броситься, ни согласился. Отказавшись броситься, Он дал бы диаволу довод, что Он не тверд в Боге; согласившись с предложением пасть, показался бы хвастливым и скорым на доказательство. Ни соглашения, ни отрицания нет в «не искушай Господа Бога твоего». Этим Он говорит диаволу: «Меня, твоего Господа, не искусишь». Поняв это, он не мог бы потом обещать, как человеку: «все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне». — «Псаломские слова, что предстательство есть у обещавшего Бога, Я принимаю, как истинные; знаю, что Он заповедует ангелам о людях, но не тогда, когда они будут кидаться в стремнины, когда будут умирать по своей воле, когда без нужды станут искушать». Так диавол пал вторично, (и) поднимается для третьего искушения. Но сущность третьего искушения есть долг, и у всех вас есть рукопись этого долга. Эта рукопись сладка, и только для диавола горька, потому что уплата заключается в падении его. Итак, я убежден, что (это пока) два платежа по рукописи обещания; остается долг больше; думаю, он затруднительнее всего для уплаты. Остальной долг — это третье коварство диавола; третье по порядку, по величине первое; оно — последний по счету обман, но первый по коварному искусству. Сначала он был терпим во всяком лукавстве; он не требовал прямо отступничества от Бога, но, злоупотребляя памятью о Боге, и обращаясь к Нему: «если Ты Сын Божий», придал благочестивый вид своей богоборной хитрости. В третьем искушении в наготе низкая ярость, выглядывает непокрытое зло; он требовал поклонения от Поклоняемого, вообразив себе поклонение на основании того, что он (диавол) слышал (от Господа). Так как он увидел, что Господь всюду говорит с верою, и сказал, что Бога не нужно искушать, то он подумал, что Господь легко доступен вере, и не будет много хлопотать об испытании ее. И подходит с величественным видом, чтобы изумить зрелищем: «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их» (поят его диавол на гору высоку зело, и показа ему вся царствия мира и славу их). Нарисовав в воздухе тенью, выдумал воздушные формы, составив грубое изображение мира и изготовив красоты лженачертанного царства, он надеялся блеском вымысла завлечь Господа, удободоступного в отношении веры. Но он теперь не чувствует, что спорит против себя и спешит к падению. Чтобы не пасть, обещает дары мира: «все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне». Кто не верит Павлу, что корыстолюбец — идолопоклонник, тот пусть послушает отца идолов, соглашающегося с словами Павла. «Поклоняющемуся мне, — говорит, — дам чужое». Итак, снискатель чужого — под покровительством диавола. Он сам обещает дать чужое, дарами вредит, и дает то, что крадет. И в отношении Господа у него та любочестивая мысль, чтобы незаметно повергнуть обещанием даров. «Этот, — говорит, — не слаб к удовольствию пищи, не пленяется страстью тщеславия. Он сразу сломал моих две стрелы, удобных к борьбе; нужно поискать иную крепкую стрелу; у всех есть страсть любоначалия; искать выгоды не противно никому; корыстолюбием все, так сказать, ранены; вынув эту (стрелу) из своего колчана, пущу. Но где буду стрелять? Какое место мне поможет? О, если бы Он пошел со мною на высокую гору! Высота удобна для зрелища; я показал бы с высоты плодородные страны; ко взору приблизил бы сокровища царей; представил бы для созерцания знаменитый блеск жизни, одно в действительности показывая, а другое воображая через хитрость. Человеческая природа очень податлива на корысть. Если Он увидит светлости земли, то устремится к приобретению, примет тень за истину, сейчас поверит показываемому, потому что Он всюду обнаруживает в Себе веру. Я сказал: «Требуй хлеба!» — и Он пропустил это мимо Себя, веруя, что Бог питает и без хлеба. Я сказал: «Низвергнись!» — и это слово Он отверг, говоря, что не должно искушать Бога. Итак, подойду к Нему с величественным видом. Он поверит моему обману, так как привык припадать к Богу; поверит, так как не пытлив; а когда поверит, я, насмеявшись, уйду». Зная эти мысли, Христос взошел с ним на высокую гору; и диавол начал свою хитрость: представил глазам разрисованный вымысел. Господь хитрости не обличил, но созерцает, будто не зная коварства. А ему думалось, что Он побежден хитрым вымыслом, и охвачен красотою явления; с этим предположением морочит, наконец, чудовищно властными словами: «Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне». «Не видишь, — говорит, — человек, величия мира? Не созерцаешь богатства его? Не изумляешься множеству в нем царств? Владыка этого — я. Эти дары у меня распределяются между людьми, каждому по моему решению. Но Ты у меня предпочтительнее всех, и только Ты вправе царствовать на земле; получи же от меня всемирную власть, и за это воздай поклонением: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне». Наполовину ты пророчествуешь невольно, диавол: ты отдашь мир, который поработил злу, но не за поклонение, а бичевание. Не думаешь ли, что с Адамом ты говоришь? Адама он обольстил, убедил, что он будет богом, и, убедив, низверг. И Христу теперь обещает всевластие, рассчитывая, что Он падет на высоте надежды. Но услышал достойный ответ: «Отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (иди за мною сатано, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися, и тому единому послужиши). «Отойди, сатана!» — кстати здесь он прибавляет имя сатаны; подобно некоему владыке, называет скрывающегося раба по имени, показывая, что он (для Него) очевиден. «Отойди!» (Иди) — грозна, думаю, кротость этого слова, — как гневающегося на него Господа. «Ты устал, лицемеря, и открыл свое притворство; отчаялся в победе, и льстишь мне дарами; уже ты хлопочешь о продаже Меня; уже ты приготовляешь Мне, что согласно с делом (Моего) предателя. Преждевременно позаботился, диавол, о продаже, обожди товарища своего, Иуду. Иди теперь: Я ожидаю креста; иди теперь: не купишь Меня; теперь иди: сбереги дары свои предателю; теперь Я говорю тебе только: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Не делись ты с Богом людьми, потому что только пред Ним они должники». «Тогда оставляет Его диавол» (Тогда остави его диавол). Велика победа над последним обманом. Как какой–нибудь благородный атлет, подняв противника на высоту, низвергает (его) сверху, так Господь Христос, подняв диавола на гору и исполнив мечтательными надеждами, низверг (его) с высоты надежды. Чудо победы, изумившее ангелов, составило (из них) охрану для победителя: «и се, Ангелы приступили и служили Ему» (се ангели приступиша, и служаху ему). Подобно ангелам, предадимся и мы в рабство Господу; будем угождать небу, исполняя ангельское служение на земле; отдадим душу свою в непобедимые руки; возлюбим исправителя падшей природы; обнимем Того, Кто обессилил общего врага; прославив победу, будем представлять себя копьеносцами; опозорим падшего диавола; и, срывая бесстыдную голову, воскликнем полною грудью: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

О предательстве Иуды и о страстях Господа нашего Иисуса Христа

В великий пяток