Слова Аврама: дабы мне хорошо было, изъясняются следующими словами: дабы сохранилась жизнь моя. Не видам корысти жертвует он своею супругою, но желает употребить ее орудием к сохранению своей жизни.

Когда Аврам надеется сохранить свою жизнь чрез Сару, то из сего нельзя еще вывести, будто он имеет намерение, противное целомудрию ее. Он мог думать, что, назвав ее своею супругою, он подвергнет себя и ее коварству или даже насилию египтян и что, напротив того, почитая ее только сестрою его, они не будут иметь причины прибегать к сим крайностям, но будут открытым образом домогаться ее супружества и чрез то дадут ему способ продлить время и удалиться. То, что она после взята была в дом Фараонов, могло случиться нечаянно и непредвиденно для Аврама.

Одно то, по–видимому, предосудительно для него, что он не предал судьбы своей просто в руки Божии, а хотел привести себя в безопасность собственным искусством и хитростью. Но представим себе, что он уверен был в необходимости сохранения жизни своей, поелику был уверен в истине обетования Божия о своем потомстве; что между тем не имел в виду обыкновенного способа к сохранению оныя и не хотел искушать Бога прошением откровения, тогда собственная хитрость его представится следствием желания исполнить волю Божию.

Вельможи Фараоновы. Вероятно, это были правители пограничных с Палестиною городов и областей, которым поручено было наблюдать за приходящими в Египет с сей стороны, с коей одной Египет открыт был опасным нашествиям иноплеменных народов.

Имя Фараона в Св. Писании есть общее царей египетских, до времен Иезекииля (XXXII. 2). Имя Фараонов, по мнению Кирхера (Aegyp. edi p. L. I с. 76.) значит свободного; а по Бохарту (Hieroz, p. II. LV, с. 181) крокодила, к чему приспособляет, по–видимому, и Иезекииль свое описание Фараона. Флавий (Antig. L. VIII, с. 21), во времена коего предлагаем уже был вопрос о происхождении сего имени, говорит, что оно значит царя. Клерк (in Comm. in Gen.), не противореча Флавию, полагает, что оно значит превознесенного (У*1)Э summum tenuit).

Тяжкими ударами поразил. Моисей не говорит о роде сих казней, так как и о том, как узнал Фараон вину своих бедствий. Дом Авимелеха в подобном случае наказан был нерожданием, и Авимелех имел о сем откровение во сне (Быт. XX. 18. 3). Флавий (Antig. L. I, с. 8) пишет, что Фараон вразумлен был болезнью и возмущением, коих причину истолковали ему жрецы. Не ближе ли он мог получить сие истолкование or самой Сары?

Что принадлежит до преступления Фараонова — оно состояло в преобладании чувственности, которое тем достойнее наказания в царе, чем сильнее пример его в народе. Дом Фараонов, конечно, также страдал не безвинно. Нетрудно судить, каков долженствовал быть двор, коего вельможи поставляли обязанностью служить низким страстям своего владыки.

Впрочем, без сомнения, должно полагать, что Фараон пострадал не за соделанное, но за преднамереваемое преступление; и что Бог его бедствиями предварил и отвратил несчастие Сары. Сие ясно утверждает Псалмопевец (CIV. 13–15).

Что ты это сделал надо мною? и проч. На сей, по–видимому, справедливый упрек в сказании Моисея нет ответа Аврамова. Но Аврам и в сем случае невинен, если предположим, что Сара взята была во двор только еще для почести и для приготовления ко браку, которое могло продолжаться несколько месяцев, подобно как впоследствии было в обычае при дворе персидском (Есф. И. 12); что Аврам, поручив своей супруге или решась сам открыть свою тайну в случае крайней опасности, ожидал между тем воли Божией о своем спасении, которая вскоре и открылась действительно чрез казни над Фараоном.

И приказал Фараон некоторым людям, чтобы проводили его. Страх казней столько подействовал на Фараона, что он не только отпускает Аврама в безопасности, но и провождает как неприкосновенного.

* * *

Путешествие Аврама в Египет есть продолжение очистительных его искушений.

После обитания в стране Халдейской плодоносной и в Харране, где он умножил свое имущество, едва вступает он в землю обетования, как изгоняется из нее гладом. В каком мраке в сие время должны были представиться обетования Божии, и как трудно было сохраниться от преткновения самой твердой вере!

Оставляя на время землю, поражаемую вышнею рукою, Аврам впадает в руки человеческие. Опасность его становится час от часу видимее, а избавление представляется час от часу менее удобным. Уже супругу, от которой должен был надеяться благословенного плода, он видит в позорном плену иноплеменника.