Работающих из меди и железа. Искусство кования металлов вообще делает честь изобретателю, потому что предполагает исследование и познание природы, и потому наипаче, что нужно к совершенству земледелия. Но в особенности кование меди показывает, что художник преступил уже за пределы необходимого.

Ноема. Для чего наименовал ее Моисей, из повествования не видно, если не кроется ее обличение в ее имени, которое означает прекрасную.

Слова Ламеха к женам его (23, 24) пересказываются как особенный случай, показывающий характер его, и как повествование вводное; и потому сия часть повествования не имеет ни видимой связи с предыдущим, ни совершенной полноты.

Иудеи, в изъяснение сего повествования, рассказывают, что Ламех слепой, по указанию вожатого, убил стрелою праотца своего Каина, сочтенного за зверя, и таким образом в седьмом роде совершил возвещенное Богом седмичное, как они силятся толковать, отмщение (15), которое относят они к самому Каину, а не к убийце Каина, и что потом, разгневавшись на отрока, виновника сего убийства, убил также и его. Против сей басни довольно заметить то, что в ней приписывается Ламеху двоякое убийство; но слова: по известному свойству еврейского языка, изображают одну мысль в двух видах.

Вот некоторые изложения темных слов Ламеховых, более благовидные: Я убил человека; могут ранить и меня, и отрока; могут ударить и меня; но если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха семьдесят раз всемеро. По сему изложению речь Ламехова заключает в себе признание в сделанном убийстве, но в сем виде и значении представляет она две несообразности: стихотворный вид первой половины ее несообразен с свойством исторической мысли, которая требует большей простоты и ясности в выражении; при соображении второй половины речи с первою не видно, почему большее отмщение полагается за Ламеха, нежели за Каина когда они оба убийцы.

Если бы я убил человека, и за то ранили бы меня или отрока, и за то ударили бы меня, то, когда за Каина отмстится всемеро, за Ламеха семьдесят раз всемеро. И в сем виде речь Ламехова не показывает, почему он полагает большее отмщение за себя, нежели за Каина.

Я тотчас убью человека, который ранит меня, и даже отрока, который ударит меня, ибо за Каина должно быть отмщено всемеро, а за Ламеха семьдесят раз всемеро. То есть «никто не дерзай оскорблять Ламеха. Сильный ли человек во гневе даст мне рану; слабый ли отрок по легкомыслию нанесет удар: за то и за другое я отмщу смертью. Ибо если тот, кто убьет Каина, виновного и осужденного, подвергается тяжкому отмщению, то жесточайшим образом отмстить должно тому, кто хотя только ранит или ударит Ламеха». Таким образом, Ламех кощунствует над определением Божиим об отмщении за Каина, выводя для себя из оного право личного мщения. Не изобретение ли меча Иовилом подало случай обрадованному тем отцу его к сей наглой и бесчеловечной угрозе? Впрочем, сему изъяснению можно противоположить то, что такая угроза совсем не касается до жен Ламеховых: по какому же случаю или приличию обращается он к ним, и притом с таким сильным внушением?

Убил ли (Ό может означать и вопрошение, Исаии XXXVI. 19) я человека, чтобы кто мог ранить меня, или отрока, чтобы ударить меня? Ибо за Каина и проч. Определенное значение сей речи может быть выведено из того, что она в повествовании следует за описанием Ламехова многоженства с плодами его и с сильным внушением, как нечто собственно для них важное. По сему соображению, вероятно, что речь Ламехова была оправданием в многоженстве: «Ада и Селла! Жены Ламеховы! Я знаю, что иным двоякое супружество мое кажется странным и противным закону и что меня сравнивают с Каином, как изобретателя нового преступления, но вы не смущайтесь таковыми суждениями и не опасайтесь ничего; послушайте слов моих, вслушайтесь в речь мою: убил ли я человека, как сделал Каин, или отрока, чтобы можно было мстить мне раною или хотя ударом? Ибо если Каин–братоубийца безопасен, то Ламех–многоженец, конечно, еще безопаснее и проч. Так обыкновенно плотоугодник и сластолюбец оправдывает и обеспечивает себя тем, что он не злодей и не убийца.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ CEMEHИ БЛАГОСЛОВЕННОГО. Б. IV. 25, 26

25. И еще познал Адам жену свою, и она родила сына, и нарекла ему имя Сиф; потому что, говорила она, Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин. 26. У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя Энос; тогда начали называться по имени Господа.

От племени Каина Моисей переходит к новой линии потомства Адамова, в кратком описании которой не видно ничего более, как примеры благочестия. Из сего видно, что, изобразив семя змия, он теперь указует на семя жены.

И нарекла ему имя Сиф. Имя сие, по производству от слова ТР\У положить, может значить основание. Давая сие имя своему сыну, Ева предполагает и надеется, что он будет основанием нового племени, несмотря на то, что в то же время имеет в мыслях Авеля, коего пример доказывает, по–видимому, неизвестность таковой надежды. Она утверждает что сие основание нового племени полагает сам Боги что Сиф не будет подобен Каину, а будет вместо Авеля, коего цену если не при рождении его, то в жизни и смерти, она, конечно, узнала. Все сие показывает, что в Сифе надеется она восстановления и сохранения благословенного семени и нарекает ему имя в духе веры и прозрения в будущее.