Стих девяносто седьмой

«Коль возлюбих закон Твой, Господи, весь день поучение мое есть».

«Коль возлюбих закон Твой, Господи», то есть как любезен мне закон Твой! Так взывает душа, испытавшая благотворные действия жизни по заповедям Божиим. Приступающий к исполнению заповедей может приступать к сему по страху наказаний, по стыду порока пред людьми, по убеждению ума, что так должно, еще не чувствуя влечения к ним, не зная, какой вкус сокрыт в них; тут он ведется, как ведомый, и трудится, как подъяремное животное. Но потом мало–помалу начинает ощущать благо от такого образа жизни и входить во вкус ее, и чем дальше, тем больше; наконец, удостоверяется, что ничего нет блаженнее, как удаляться от зла и творить благое, поучаясь в законе Господнем день и ночь. Тут уже прилежит он закону не по сознанию долга или другому какому–либо побуждению, а по сердечной любви к нему, ибо благого нельзя не любить. Блаженный Феодорит пишет: «Не всякий исполняющий закон Божий исполняет его по любви, но иные исполняют его из боязни и страха наказания, а иные — домогаясь славы от людей; искренние же любители добродетели стараются исполнять Божий повеления из расположения к добру».

Святой ИлариЙ говорит: «Можно бы сказать: как точно исполняю я закон Твой! Но так как больше цены, когда кто делает что любя, а не страшась, то пророк и говорит: «коль возлюбих закон Твой!» Последование воле Божией по любви далеко отстоит от исполнения долга по страху. Пророк и свидетельствует, что его покорность закону происходит от преданности и любви, а не от чего–либо другого. Многие соблюдают пост потому только, что боятся укора за то от пастырей; иные подают бедным потому только, чтобы не подвергнуться обличению в скупости; другие ходят в церковь из–за того лишь, чтобы избежать стыда, когда сделают им замечание за такое нерадение. Все такие делают не потому, что любят. В любви качествует самоохотное усердие к делу, делаемому с радостию и удовольствием. Кто что любит, тот того охотно и желает».

Кто что любит, тот о том непрестанно и помышляет. И пророк, возлюбивший закон, поучался в нем весь день; поучался при всяком деле, чтоб дело его было Богу угодно, не оскорбляло Его; поучался и на свободе от дел, заготовляя образчики для дел, чтобы при встрече с ними не затрудняться, как поступить; поучался и по тому одному, что такое поучение питает душу небесными Божественными стихиями помышлений добрых и чувств благих. Последний образ поучения чаще может иметь место, да он и удобоисполнимее. Есть в правилах отцов — с утра читать слово Божие с углублением, пока нападешь на такое место, которое падет на сердце. Такое место будет потом занимать тебя целый день, как ключ какой, заводящий играющую машинку. Иные для того, чтоб ум был занят весь день Божественным, советуют заучивать псалмы на память и потом перечитывать их. Иные, посильнее умом, утвердив с утра ум в богомыслии, не отходят помышлением от Бога весь день. Все это, хоть и разное занятие, но одинаковое исполнение того, что говорит пророк: «весь день поучение мое есть».

Для того, кто так поступает, и ночь как день или, лучше, для него нет ночи, а все день. Потому–то, может быть, и сказал пророк: «весь день», не поминая о ночи, как делал в первом псалме: «в законе Господни поучится день и нощь». Святой Афанасий пишет: «У преуспевающего день — когда живет он по закону, и ночь — когда не поучается в нем всем сердцем своим и не делает того, что должно делать по закону. А для преуспевших, которые соделались святыми, нет уже ночи, а все день». То же говорит и святой Иларий: «Что возлюбил пророк, тем и занят непрестанно: возлюбил закон, и поучается в нем беспрерывно весь день. Не отвлекают его другие занятия и не наводят забвения заботы и суеты века сего. Всегда он один и тот же, и всегда в одном и том же. Весь он в поучении в возлюбленном ему законе, что и делает из всей жизни его один непрерывный день».

Стих девяносто восьмой

«Паче враг моих умудрил мя еси заповедию Твоею, яко в век моя есть».

Пророк начинает объяснять то, как преданность его заповедям отогнала слепоту от очей ума его. Враги нашего спасения чрез обаяние прелестей мира или чрез смятение помышлений, всеваемых ими, часто омрачают ум, так что он, как слепой, ничего не видит и действует наобум. Враги же в эту пору направляют его на худое; он и падает. Пророк уверяет, что он избавлен был от таких бед заповедию Божиею. Она умудряла его, раскрывая козни врагов и делая безуспешными все покушения их погубить его или сделать ему какую–нибудь пакость.

Кто знает заповеди, у того сама собою воображается в голове одна общая норма жизни. Она освещает все пути жизни и все соплетения обстоятельств. Недоумения не смущают его, и вопрос — как же быть, не ждет разрешения: все решается сразу. Но само собою разумеется, что не одному знанию принадлежит такое благо, а знанию, утверждающемуся на жизни. Умудрил, говорит, Ты меня, Господи, заповедию Твоею, то есть тем, что научил, как ходить в заповедях, предписав и дав мне силы исполнять их. Опыты жизни по заповеди умудрили меня, и врагам не удастся более обмануть меня: я стал мудрее их; не столько они хитры в устроении зла, сколько я мудр в делании добра, по воле Твоей.

Блаженный Феодорит пишет: «Пророк, исповедав, что пламенно любит закон Божий, приписывает все Божией благодати и говорит: от Тебя прияв премудрость и ведение, возлюбил я закон Твой, потому что Ты дал мне познание большее, нежели врагам моим».

Одна из хитростей вражеских состоит в том, чтобы внушить: однажды только согреши, а там, покаявшись, опять примешься за добрые дела. Против этого пророк выставляет нераскаянную решимость, высказанную однажды навсегда: ни за что не отступать от заповеди Божией; хоть умереть, а заповеди Божией не нарушить. Это и выражает он словами: «яко в век моя есть». Такая решимость держит мысль всегда нераздвоенною, не допускающею раздумывания — уж не послабить ли себе? Такие пагубные внушения всячески старается всеять враг; но в том, кто держит на сердце: «в век моя есть» заповедь, они не оставляют следа, а как приходят, так и отходят.

Решимость такая: «в век моя есть», — не иначе возможна, как при готовности и на смерть, если б без нее невозможно было остаться верным заповеди. Отсюда и сила ее непоколебимая. Кто обрек себя на смерть, того что уже может поколебать? А кто выступает на дело с саможалением, тот сам в себе носит изменника, который в час битвы предаст его врагам. Такой уж не перехитрит врагов своих, а бывает в руках их, как мячик, который они перебрасывают куда и как им угодно, на забаву себе и посмеяние ему. Святой Исаак говорит о таких: «Поелику в самом начале не решились они предать себя на смерть, то во всех бранях оказываются последними и немужественными. Такие боязливы и более всего щадят свое тело. И враг, как бурею, гонит их, ибо не видит в них силы душевной, какую обык видеть во святых».

Стих девяносто девятый