«Законоположи, научи», напечатлей в совести, определенно укажи, что я должен делать, дабы не теряться в домышлениях и догадках, а все видеть ясно. В других псалмах говорит пророк: «законоположи ми, Господи, в пути Твоем» (Пс.26,11), «настави мя, Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей» (Пс.85,11). Темнота и неопределенность несносны. Блаженный Феодорит пишет: «Всегда, говорит пророк, имею нужду в озарении и законоположении Твоем, чтобы знать путь оправданий Твоих и шествовать по нему беспрепятственно».

Но, может быть, замечает Беллярмин, пророк выражает этим желание не столько того, чтобы сказан был ему закон, сколько того, чтобы закон был воспринят внутрь всеми силами существа, чтоб он стал законом для всех сил души, был преобладателем образа деятельности, и вообще, и по частям.

Когда дано будет такое яснозрение закона, а тем более такая власть ему внутри, тогда ищущему богоугождения естественно не искать более ничего, как только исполнения его во всякое время и во всех случаях, где только откроется возможность приложить его. Пророк и прилагает: и «взыщу и выну»; только у меня и заботы и усилий будет, чтоб удовлетворять закону. «Одного, говорит Ориген, просит у Бога, а другое обещает привнесть от себя. Ты, говорит, Господи, законоположи мне путь оправданий Твоих; а я все время жизни моей посвящу на то, чтобы взыскивать его».

Весьма изобразительно представляет это законоположение Божие святой Амвросий. «Воины, находящиеся в походе, не сами распоряжаются своим ходом, но получают от царя–вождя расписание, куда и как идти, и строго его соблюдают. Только при этом находят они все готовым на пути. Если же кто из них пойдет другим путем, то ни провианта не получит, ни квартиры не найдет. Все это царь повелевает заготовить на определенном им пути, и только для тех, которые следуют его указанию, не уклоняясь ни направо, ни налево. Он же распределяет и стоянки: три дня, например, идти, а четвертый отдыхать. Кроме того, избираются города, обилующие водою и всяким продовольствием, в которых полагается стоять по три, по четыре дня и более. Таким образом, путь совершается без крайнего утомления, пока достигнут города, в котором потрудившимся воинам дается полное успокоение. Знай же, что таким образом и Христос, Вождь святых, законополагает им путь для шествия ко граду Божию. Прообраз этого видим на переходе израильтян из Египта в землю обетованную. Станы этого шествия описаны Моисеем по повелению Божию. Но вникни, кто распоряжался этими станами, равно как и всем путем? Бог предшествовал им днем в столпе облачном, прохлаждая шествующих, а ночью— в столпе огненном, разгоняя тьму и освещая путь. Столп, то огненный, то облачный, был законоположителем пути; из стол па говорил к ним Бог. Где надлежало отдыхать народу от труда путевого, там останавливался столп и далее не двигался. Когда же надлежало идти, столп поднимался и шел туда, куда следовало направляться народу. Этот столп был прообразом Господа Иисуса, имевшего прийти (и пришедшего) на «облаце легце», как сказал Исайя (Ис.19,1), то есть чрез воплощение в Деве Марии, которая была легка, по причине непорочности девства, и осенения от Духа Святого. Предадим же и мы путь свой водительству Господа Иисуса; да будут заповеди Его законоположением пути нашего. Кто следует путем повелений Его, тот почивает в сени Христовой. Об этом и невеста воспела в песнях: «под сень Его восхотех и седох» (Песн.2,3). Так может говорить и всякая душа, равно как и все собрание христиан — Церковь. Он Царь, Он Вождь наш, и все прекрасно расположил в пути и шествии нашем. Если случается что на пути скорбное, стеснительное, что не под силу нам, — Он, как вождь наш, услаждает скорбь, расширяет тесноту, подает немощи силу и крепость. Если земной царь умеет доставлять все потребное воинам своим, — не тем ли более Всеблагий Бог ведает, что нужно рабам Его, и знает, как доставить им? Так–то всякая душа прохлаждается под сению Христа Господа, поя с песненною невестою: «под сень Его восхотех и седох, и плод Его сладок». Он пасет ее на месте злачном, воспитывает на воде покойной, то есть благодатию Святых Таинств. Проходя далее путем истинным, она вступает в блаженный стан любви и исповедует: «уязвлена есмь любовию аз» (ПЕсн.2,5). Есть и другие станы, в которые с любовию вступает верно шествующая к цели своей душа, — стан креста и погребения. А недобрых станов устраняется душа. «Путем царским пойдем, не совратимся ни на десно, ни на шуее, дондеже прейдем пределы Твоя» (Чис.20,17), так говорили послы Моисея царю Едому, то есть земному, потому что земное все, и направо, и налево, недобро: недобр стан неразумия, недобр стан невоздержания. Израилю надлежало миновать их, не останавливаясь, чтобы достигнуть премудрости и стать там станом, потому что в деснице ее жизнь, а в шуйце — всякое довольство (Притч.3,16). Хорошо сказал пророк: «законоположи», то есть положи во мне закон, чтоб он пребывал в сердце неподвижным и твердым; чтоб оно никакою бурею века сего не было отторгаемо от любви к нему; чтобы таким образом он сам себе был закон, имея дело законное написанным в сердце своем. «Взыщу», говорит, «и выну». И верно, потому что не малость какая–нибудь ищется, а рай, Царство Божие, содружество ангелов, вечно–блаженные обители. Потому–то и искать надлежит не день, не два, не несколько месяцев, но всегда и чрез все, чтобы побольше собрать такого, что достойно воздаяния».

Последнюю мысль о напечатлении закона в сердце с особою полнотою развивает блаженный Августин. «Апостол говорит, что праведнику закон не лежит, а лежит он беззаконникам и непокоривым (1Тим.1,9–11). Ужели таков был тот, кто говорит здесь: «законоположи мне, Господи», — каковы те, для коих, по слову апостола, положен закон? — Нет, если б он был таков, то не сказал бы выше: «путь заповедей Твоих текох». Что же значит молитва его — положить ему закон, когда он не полагается праведнику? — Не полагается он ему таким же образом, как положен народу непокоривому, на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца плотяных (2Кор.3,3), не по Ветхому Завету с горы Синая, «раждающему в работу» (Галл.4,24), а по Новому, о коем пишет пророк. Иеремия: «се дние грядут, глаголет Господь, и завещаю дому Израилеву и дому Иудину завет нов, не по завету, егоже эавещах отцем их в день, в онъже, емшу Ми за руку их, извести я от земли Египетския, яко тии не пребыша в завете Моем, и Аз небрегох их, глаголет Господь. Яко сей завет, егоже завещаю дому Израилеву по днех онех, глаголет Господь, дая законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут Ми в люди» (Иер.31,31–33). Вот каким образом желает он, чтобы положен был ему закон от Господа, — не так, как положен он неправедным и непокорным, принадлежащим к Ветхому Завету, на скрижалях каменных; но так, как чадам святым, свободным, чадам вышнего Иерусалима, Духом Святым, как перстом, написуется в сердце, — не как такой, который только в памяти содержат, а в жизни презирают, но как такой, который разумно знают и любовно исполняют, по широте любви, а не по тесноте страха. Кто по страху наказания делает дело законное, а не по любви к правде, тот делает его невольно; а кто делает законное невольно, у того наверно кроется желание, чтобы не было такого закона. Таким образом, он не друг закона, а скорее недруг, когда желает, чтоб его не было. Дело не делает чистым того, кто нечист произволением. Такой не может сказать, что впереди сказано: «путь заповедей Твоих текох, егда разширил ecи сердце мое»; ибо такое расширение сердца означает любовь, которая, по апостолу, «есть исполнение закона» (Рим.13,10). Почему же просит он положить ему закон, когда, если б не был он ему положен, то он и не тек бы путем заповедей в широте сердца? — Это он говорит так потому, что, стремясь к преуспеянию, верует, что оно есть дар Божий. Полагая это прошение вслед за предыдущим, чего другого просит он, как не того, чтобы преуспевать более и. более к жизни по закону? Этот закон назвал он здесь путем оправданий; но не другой путь есть и путь заповедей, по которому он уже пошел, когда расширилось любовию к закону сердце его. Таким образом, он уже шел, а теперь и еще желает идти, все идти, чтобы достигнуть почести вышнего звания Божия. Потому–то и прибавил: «и взыщу и выну». Как будет он искать того, что имеет, если не так, что и то, что имеет уже, имеет потому, что делает, и то, что взыскивать будет, будет взыскивать чрез стремление к совершенству в том же роде деятельности. Но что значит «выну»? Ужели не будет конца искания? «Выну» — все время, пока живем здесь, ибо дотоле только и преуспеяние, а там завершается и запечатлевается хорошо здесь преуспевший. Здесь взыскивается закон чрез преуспевание в исполнении его, а там предлежит полнота наслаждения в нем и ради его, и для искания ничего не остается».

Стих тридцать четвертый

«Вразуми мя, и испытаю закон Твой, и сохраню и всем, сердцем моим».

«В предыдущем стихе, пишет Зигабен, испрашивалось ведение закона общее и расположение к нему общее, вообще ко всему законному, ко всему тому, на чем есть печать воли Божией, — испрашивалось оживление совести и возвышение силы голоса ее; теперь испрашивается ведение законного образа деиствования в частностях, как бы так: дай разуму моему такую остроту умного зрения, чтоб я верно мог определять всякий раз, как должно мне поступить, чтобы дело мое вполне было сообразно с Духом Твоего закона, с Твоею волею, с Твоими благими намерениями о мне и о всех людях. Затем и обещалось прежде вообще взыскание законного, а здесь обещается хранение, или исполнение его во всяком случае. Сердечность же и там, и здесь одинакова. Только сердце может взыскивать «выну»: потому–то там и не прибавлено: «всем сердцем взыщу». Исполнять же законное можно и без сердца; вот почему здесь и прибавлено: «всем сердцем буду хранить». Сердечность составляет всю цену хранения закона. Но так как сердце слепо, то и испрашивается вразумление, чтобы лучи света разумного освещали область законного и указывали сердцу направление целесообразных стремлений . Пророк как бы так молится: «Дай мне, Господи, вразумление и просвещение Духом Твоим, да помощию Его со вниманием и усердием исследую закон Твой; поняв его точно, я обещаю и исполнять его верно». «И Господь повелел испытывать Писания; но испытующим потребно озарение свыше, чтоб и найти искомое, и сохранить найденное», замечает блаженный Феодорит. «Прежде, говорит Беллярмин, испросил расположение к закону, а теперь просит верного и подробного знания его, не для любопытства, а для хранения познанного».

Святой Иларий так обозревает весь состав этого стиха: «Зная, что первое дело премудрости есть, когда не знаешь чего, обращаться за вразумлением к знающим', пророк, во–

Но что именно просит пророк уразуметь и исследовать? — Духовное знаменование всего узаконенного. Как, например, шесть рабочих дней напоминают шесть дней творения, а седьмой — день покоя, — покой Божий по творении; как новомесячное празднество будто в зерцале предызображает вечное празднование новой жизни на небесах, так, чтоб разуметь и все прочее: что значит юбилей седьмилетний и пятидесятилетний, что обрезание, что опресноки, что Пасха, что сама земля обетованная. Все это просит разуметь, обещая, что, уразумев то, будет углубляться в разумеемое исследованием; углубляясь же, дорожить тем и, дорожа, хранить то всем сердцем своим».

Святой Амвросий далее проводит эту мысль, советуя глубже входить в уразумение богоугодного действования, вслед за истолкованием, которое дано делам закона от Господа. «Нам должно ходить в духовном законе, или в заповедях Господа, которые изрек Он, когда говорил: «речено древним… Аз же глаголю вам» (Мф.5). Как есть Святое, а выше его Святое Святых, так есть заповедь и заповедь заповедей. Когда уразумеешь так (духовно) закон, тогда и сохранять его будешь сердцем. Иудей не хранит сердцем закона; читает его устами, а умом не разумеет и сердцем не любит. Потому–то и укоряется он: «устами чтит Мя, сердце же его далеко отстоит от Мене» (Ис.29,13). Как может содержать закон тот, кто далек от Законодателя?»

Углубляясь, таким образом, в закон, усвояя себе духовное его разумение и действуя по сему последнему, «истинный законолюбец достигает, наконец, по словам блаженного Августина, высот святой и богоугодной жизни, на коих любит Бога от всего сердца, от всей души и всего помышления, и ближнего своего как самого себя; а в этом состоит весь закон и пророки».

Не оттого ли часто не видно должного плода от трудов у многих ревнителей благочестия и среди христиан, что не просят разумения и не углубляются в исследование о том, что есть вящшее (большее) закона? Оттого и толкаются в преддвериях, не входя внутрь. Внешний чин имеет и христианство; без него нельзя быть человеку. Но в христианстве он имеет совсем другой смысл, чем в ветхозаветном устроении веры. Там пунктуально начертано все перстом Божиим, и отступающий от начертаний, хотя бы ими определялась одна внешность, погрешал. Церкви Христовой не дано такого начертания, а дан ей дух жизни о Христе Иисусе, который сам развился и облекся во все дивное благолепие церковного чина. И как дух жизни сей не иссякает, так и внешнее облачение сего духа непрекращаемо. Он не закоченевает на одном, чтоб оно стало, как иго работы подзаконной; но всегда свободен обновляться, как ежегодно обновляют одежды свои дерева, от избытка внутренней жизни. Закон один; «все да будет благообразно и по чину» (1Кор.14,40).

В этом чине, как он дошел до нас, мы и воспитываемся, и возгреваем в себе им дух жизни. Вся сила в этом духе. Коль скоро он не в движении, то есть когда мы движемся лишь в благоустроенном чине Церкви, то ничем не разнимся от иудеев, обрезанных без обрезания сердца, очищавших внешнее сткляницы, без заботы о ( внутренней чистоте, — устами говоривших: Господи, Господи! а в сердце преследовавших преимущественно свои эгоистические цели. Иудей приносил жертву положенную и отходил покойным в дом. Чем разнится от него тот, кто, про-. стояв, например, внешно церковную службу с мыслями суетными и страстными, возвращается спокойно домой, с уверенностию, что совершил дело должное, и притом так исправно, что больше от него ничего и не требуется? — Ничем, — это настоящий иудей в духе. На одной с ними линии стоит и тот, кто в доме перечитывает положенные молитвы и кладет счетом поклоны, не заботясь о молитвенном строе ума и сердца; и, однако ж, исправив это дело благочестия, держит в уме и сердце, что за ним не состоит более никакой повинности, а остается только ожидать венца правды. Так же цена и всех доброделаний, которые исходят не из духа жизни, а творятся ex efficio, будучи вызываемы внешнею, так сказать, совестию и сопровождаясь тою же самоуверенностию, что вследствие их мы правы и с нас нечего больше взыскивать.