Если под уничиженными сами будем разуметь лица, церкви принадлежащие, но не видимые в церкви, то, — поставя настоящее место в связь с предыдущим: ангелов имеете судить, не тем ли паче житейское? — можем далее такую вести речь: что касается до житейских дел, то, если имеете нужду улаживать их между собою сторонним разбирательством, берите для сего последних верующих и посаждайте на судейское кресло. Мысль будет или такая: возьмите вы последнейших из христиан, — и те разберут; или такая: берите вы, какие попадут — христиане, хоть самые последнейшие, и вверяйте им суд над собою, только ни за что не ходите к языческим судьям. При первой мысли будет слышаться внушение, что житейские дела и сами по себе, и тем паче между христианами, должны считаться мелочными, ничтожнейшими до того, что их разберет последний христианин; а вместе с сим и укор: а вы в суды идете, будто с важным каким делом и к важным лицам, тогда как то и другое ничтожно. При второй мысли будет слышаться внушение отвращения к суду пред язычниками, как к делу, для христиан ни с чем не сообразному.

Наши все толковники читают не: посаждаете, а: посаждайте, — и в толковании выражают последнюю из приведенных мыслей. В толкуемых словах они видят ответ не предполагаемый вопрос: не ходи, говоришь, к языческим судьям; но к кому из наших отнестись-то? Некому рассудить, поневоле и идешь к язычникам. — Вот слова святого Златоуста: «Желая с особою силою вразумить нас, что не должно, в чем бы то ни было, обращаться к внешним судиям, и видя представляющееся возражение, он наперед разрешает его. Смысл слов его следующий: может быть кто скажет, что между вами нет ни одного мудрого или способного разбирать дело, но все не способны к тому; что же? хотя бы, говорит, у вас не было ни одного мудрого, поручайте это дело самым последним. — Указав на уничиженных, он не то говорит, что на месте судей должны быть люди самые неспособные, а пристыждает их. Что суд надобно предоставлять людям, способным разбирать дела, это он выразил ниже в словах: тако ли несть в вас мудр ни един; а дабы совершенно заградить им уста, говорит, что если б даже между ними не было ни одного мудрого, то лучше предоставить дела на суд немудрых, нежели судиться у внешних».

Стих 5.К сраму вам глаголю: тако ли несть в вас мудр ни един, иже может разсудити между братий своих?

К сраму вам глаголю. Говорю так к посрамлению вас, вашего неразумия, что идете к чужим, когда дома и не перечтешь, сколько есть способных это делать, или к посрамлению пустой отговорки, что некому судить. В Церкви же конечно всегда найдутся мудрые люди, могущие всякое дело разобрать и мир водворить среди братий. Святой Златоуст говорит: «К сраму вам глаголю. Осуждает такое возражение (что некому рассудить), как пустой предлог; посему и продолжает: тако ли несть в вас мудр ни един? Неужели, говорит, у вас такая скудость? Неужели у вас так редки умные люди? Последующим прибавлением еще более поражает их; ибо сказав: тако ли несть в вас мудр ни един, присовокупляет: иже может разсудити между братий своих? Когда брат судится с братом, то для посредника в тяжбе не нужны великая мудрость и искусство красноречия, но к разрешению несогласия много могут содействовать расположенность и родство (духовное).

Стих 6.Но брат с братом судится, и то пред неверными.

«Двойная вина: та, что судится, и та, что судится у неверных» (святой Златоуст). Или даже тройная: «во-первых, что верный судится; потом, что судится с единоверным, а что всего хуже, судится у судии неверного» (Феодорит). Если судиться с братом само по себе есть грешное дело, то судящийся у внешних заслуживает ли какого-либо оправдания? Весьма стыдно, если между братьями не может быть примирителем священник, но оказывается нужда прибегать к внешним. И то пред неверными, говорит. «Видишь ли, как благоразумно он сперва унизил судей, назвав неправедными, а теперь пристыждает коринфян, называя этих судей неверными?» (святой Златоуст).

б) Между христианами вообще не должно быть тяжб (6, 7–8)

Стихи 7 и 8.Уже убо отнюд вам срам есть, яко тяжбы имате между собою. Почто не паче обидими есте? почто не паче лишени бываете? Но вы сами обидите и лишаете, да еще братию.

Между тяжущимися две стороны: один считает себя обиженным, или есть в самом деле таков; другой считается обижающим, или есть в самом деле таков. Апостол ни одного из них не обвиняет. Обижаемому говорит: чего ради не соглашаешься остаться обиженным и понесть лишение? Обижающему говорит: зачем обижаешь, да еще брата? Правило же его и желание его то, чтобы тяжб совсем не было между христианами. «Я еще не исследую, говорит, того, кто прав и кто не неправ; уже по тому самому, что судятся, оба они достойны осуждения и ничем один другого не лучше. Не говори мне (обиженный), что тебе причинена обида; осуждаю тебя уже за то, что судишься. (А тебе, обижающий, скажу): если не сносить обиды — грех, то нанесение обиды какого достойно осуждения? Здесь два преступления, или, лучше, три, и даже четыре. Одно то, что не сносят обиды; другое, что сами обижают; третье, что ищут суда у неправедных; четвертое, что поступают так с братом. Ибо неравно судятся грехи, когда они совершаются против кого-нибудь, встретившегося случайно, или против собственного члена (брата); в последнем случае обнаруживается больше бесстыдства: там оскорбляется одно естество, а здесь и самое сердце» (святой Златоуст). «Или не весте, яко неправедницы царствия Божия не наследят (стих 9)? Заключает увещание угрозою, делая чрез то слово свое сильнейшим» (Феофилакт).

Требование, чтоб между христианами не было тяжб, не представляет ничего чрезмерного. Христианское общество есть общество святых. Таким изображает его святой Павел всюду. Грешников всех велел он изгонять вон, лишая и имени христианского, если не покаются. Изгнал он блудников, изгнал лихоимцев и хищников, изгнал досадителей и пьяниц. Но если не будет в обществе таких лиц, то и обижать некому будет. Не будь обид, и повода к тяжбам не будет. А если случится какое столкновение, то оно всегда может быть улаживаемо помощию какого-либо посредника, а то и без него, когда между всеми царствует любовь и все одинаково стремятся к сохранению общего мира. Как ныне ослабела церковная дисциплина!

3. Обличение грешной и страстной жизни вообще, особенно плотоугодливой (6, 9–20)

Обличение а) грешной и страстной жизни вообще (6, 9–11), и в частности б) жизни плотоугодливой, выражающейся аа) в чревоугодии (12–13), и бб) блуде (14–19), с в) общим заключением о прославлении Бога в душах и телесах (20).

Осудив кровосмесника, Апостол заповедал Церкви вычищать у себя всякий древний квас, всякого явного грешника, а для того установил внутренний суд. Как ему предлежало обличить коринфян и за то, что они по житейским делам ходят судиться в языческие суды, то он приобщил это обличение к слову о том внутреннем суде. Кончив же это обличение, снова возвращается к очищению Церкви от грешников, направляя слово уже не к Церкви, а к самим грешникам, к грешникам всякого рода, особенно же плотоугодникам.

а) Обличение грешной и страстной жизни вообще (6, 9–11)