аа)

Глава 12, стих 1. Похвалитися же не пользует ми; прииду бо в видения и откровения Господня. Прежде сказал: если должно мне хвалиться, немощами похвалюся. Теперь говорит: похвалиться же чем-либо блестящим, что само собою бросается в глаза, не полезно для меня (Фотий у Экумения), или не пристало мне. Ибо хотя и бывали великие Божии откровени, но при этом есть постоянно при мне пакостник, пакости мне деющий, который больше меня смиряет, нежели сколько то возвышает. Претерпеть все сказанное святым Павлом есть воистину преславное дело. Это окружает лик его славою возвышенного, не земного геройства. Но понять сию славу не всякий поймет сразу; надо ему ее растолковать и представить пояснее, как это сделал святой Златоуст в конце предыдущей главы. Слава терпения сама себя прикрывала смиренною наружностию, или видимостию. Но блестящее что-нибудь само собою бросается в глаза и само трубит о славе своей. Почему святой Павел, имея нужду сказать о бывших ему откровениях, предваряет слово оговоркою: не полезно мне это, или не пристало мне это. И потом, сказавши о том, заключает: да не превозношуся, дадеся ми пакостник. Как бы так: вы из сказанного не делайте на мой счет излишних заключений и не думайте обо мне паче, нежели сколько есмь.

Похвалитися не пользует ми: прииду бо в видения. Прииду бо, — причину показывает, но на что? — На умолчанную мысль: говорю это потому, что перехожу к сказанию о бывших мне откровениях. «Повествование об этом для меня не полезно, но полезно для вас. Почему, промышляя о вашей пользы, вынуждаюсь сказать и то, что не почитаю для себя полезным» (Феодорит). Святой Златоуст говорит: «Что это значит? Сказавши так много, говорит: похвалитися не пользует ми. В том ли смысле, что ничего еще не сказал? — Нет. Но поелику намерен перейти к другому роду похвалы, которая, хотя ведет не к такой же награде, как и прежняя, но по видимому более прославляет его в глазах многих, не умеющих вполне вникнуть в дело, то и говорит: похвалитися не пользует ми. Ибо велики и вышеисчисленные предлоги к похвале, то есть искушения. Но он намерен представить другого рода предлоги, откровения и неизглаголанные, тайны; почему и говорит так. Для чего же говорит: не пользует ми? — Для того, ответствует он, чтобы мне не впасть в высокоумие. Что ты говоришь? Разве не знаешь о сем, хотя бы и не сказал? Но не равно бывает наше превозношение, когда сами только знаем причину к тому и когда сообщаем ее другим. Ибо обыкновенно надмевают нас не заслуги сами по себе, но то, что многие о них свидетельствуют и знают. Посему и говорит Апостол: не пользует ми, а притом не хочет заставить и слушателей думать о нем выше надлежащего. Лжеапостолы рассказывали о себе и то, чего не бывало, а Павел, и что было, скрывает, даже когда самая нужда требовала не скрывать. Не пользует ми, говорит он, научая всех всячески избегать самохвальства. Ибо оно приносит не пользу, а вред, если не понуждает к похвале какая-либо необходимая и полезная причина».

Видение и откровение здесь у Апостола одну мысль содержат: откровение посредством видения. Откровение обнимает все, что Богу угодно бывает открыть нам. Бывает оно умно, когда в ум влагается ведение; бывает внешно, когда Бог или Ангел является и сказывает нужное; но бывает и посредством видений. Видение или в образах представляет духовное, каковы, например, видения Иезекииля, Апокалипсиса, и требует нового откровения в уме, чтоб уразуметь его; или оно есть видение духовного мира в его существенности, когда дух человека необыкновенным образом вземлется и вводится в созерцание его, не в образах, а как он есть. О таком видении и рассказывает теперь святой Павел.

Стих 2. Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти, аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть, восхищена бывша таковаго до третияго небесе.

Вем человека о Христе. Как будто о другом говорит, хотя очевидно, говорит о себе, — это потому, что он при этом был не действующим, а действуемым. Сознавал себя определенно и видел ясно все, что с ним делается; но как не сам действовал, а был действуем высшею силою, то ставит себя только в ряд наблюдателя, а то, что совершалось в нем и с ним, считает предметом или лицом наблюдаемым, будто отличным от себя. Слово Божие отличает в человеке особого некоего человека, внутреннего, или потаенного в сердце. Сей человек и был введен в видение, а обыкновенный человек только помнит то. При всем том ничто не препятствовало бы сказать: я восхищен был, вместо того, как сказал: вем человека восхищенна. Если сказал так, верно, имел разумные причины. Мы можем только гадать, что ход речи расположил его к тому, ибо во всем этом отделении Апостол и вынужден говорить о себе нечто необыкновенное, и хочет прикрыть себя. Так и здесь, — и говорит, и будто не говорит. Святой Златоуст говорит: «Скажет кто: если Павел хотел скрывать, то ему надлежало вовсе и намека не делать, и не говорить чего-либо подобного. А если хотел сказать, надлежало говорить ясно. Итак, для чего же и ясно не сказал, и не умолчал? — Для того, чтобы и сим показать, как неохотно приступает к делу».

Слова: о Христе можно сочетавать различно: и человека о Христе, и — вем о Христе, и — о Христе восхищена. Человек о Христе есть верующий во Христа, облеченный во Христа, ставший едино со Христом. Если б не был таков восхищенный сей, то не был бы и восхищен. — Вем о Христе, ибо если Апостол о себе говорит, то вем человека будет то же, что: я испытал вот что; испытал же не своими силами или какими-либо умовыми изворотами, но о Христе. Но очевидно, что в таком случае — вем о Христе будет сливаться с: восхищена о Христе. Будет: как сочетавшийся со Христом и ставший едино с Ним, я восхищен был силою Его, по благоволению Его, во славу Его, в поспешество делу Его. Экумений и Феофилакт пишут: «Прибавил о Христе, чтоб лжеапостолы, от дерзости которых всего можно ожидать, не сказали, что он был взят демонами, подобно Симону волхву».

Прежде лет четыренадесяти. Если послание писано в 58-м году, то видение падает на 44-й год голода, когда святой Павел с Варнавою носили милостыню в Иерусалим, а по возвращении оттуда Духом Божиим отделены были на проповедь. Итак, это видение было или в Иерусалиме, в бытность святого Павла с милостынею, или в Антиохии, пред отбытием в первый раз на проповедь языкам. То восхищение, о коем говорит святой Павел в речи к народу, когда схватили его в Иерусалиме и хотели убить (Деян. 22, 17), не сходно с этим по содержанию и было раньше его двумя или тремя годами, — именно по возвращении святого Павла из Дамаска в Иерусалим. — Чего ради помянул о времени Апостол, святой Златоуст и все наши объясняют так: «Определил и время, — за четырнадцать лет, ибо не без причины упомянул о сем, но желая показать, что, молчавши столько времени, и теперь не сказал бы, если бы не было великой нужды. Напротив, умолчал бы, если бы не видел погибающих братий. — А если Павел был таков, что в самом начале, когда не имел еще таких заслуг, удостоился великого откровения, то помысли, каков он стал чрез четырнадцать лет?» — Такое наведение и желательно было Апостолу восставить в умах коринфян, как догадывается Экумений: «Поелику же лжеапостолы казались чем-то великим и тем влекли к себе всех, вынужден был и Апостол показать, что он гораздо больше их, чтоб убедить не им, а его словам внимать. Для того и внушает: прежде четыренадесяти лет удостоившийся таких откровений, каков есть теперь, после стольких трудов, поднятых Христа ради?»

Аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем. Бог весть. — Не могу сказать, говорит, душа ли одна была взята на небо, а тело оставалось на земле, или и тело туда же было вземлемо. Внимание было занято не этим; оно все было поглощено виденным и на себя не обращалось. После видения вопрос мог родиться и, вероятно, был; но прошло четырнадцать лет, и он остался нерешенным. Если же и для самого святого Павла осталось это нерешенным, то, верно, это такого рода дело, что его решить нельзя, или не следует решать. Святой Златоуст говорит: «Смотри, как и, всем самом скромен: об одном говорит, а о другом сознается, что не знает. Сказал, что был восхищен; а в теле или вне тела, того, говорит, не знаю. Довольно было бы сказать о восхищении, умолчав о прочем, но он по скромности и то присовокупляет. Итак, что же? Ум ли только и душа были восхищены, а тело оставалось мертвым? Или и тело было восхищено? — Сего нельзя определить. Ибо если не знает сам Павел, который был восхищен и удостоился столь многих и столь неизреченных откровений, то тем паче не можем знать мы. Что был он в раю, это знает; что был на третьем небе, и то ему не безызвестно, но как был восхищен, того не знает ясно».

Восхищена бывша таковаго до третияго небесе. Чтобы это сказать, надлежало раздельно видеть, как проходятся небеса — одни за другими — второе после первого и третье после второго. Как все видение было видение того, чего не видит телесный глаз, то и небеса сии нельзя определять по соответствию чему-либо, видимому горе для телесного глаза, простого ли или вооруженного. Небеса сии сокровенны, хотя для способного видеть различны одни от других, разные содержат предметы и разное имеют значение. Внутри, или во глубине, видимого нами мира, сокрыт другой мир, столько же действительный, как и этот, — духовный, или тонко вещественный, Бог весть; но то несомненно, что в нем витают Ангелы и святые. По степени сих последних и степени небес. Как этих степеней много, то и небес, вероятно, много. Апостол был восхищен до третьего неба; но не говорит, что оно последнее. Притом смысл его слов такой, что он миновал два неба и на третьем остановился; но возможно миновать не только два, а пропустить десятки и остановиться на двадесятом.

Стих 3. И вем такова человека; аще в теле, или кроме тела, не вем: Бог весть.

Подтверждает, что был действительно восхищен, и ясно это сознавал, и знает, что это была действительность, а не мечтание какое призрачное. Не может только сказать того, в теле ли он был восхищен или кроме тела. Это, говорит, один Бог знает. Видно, для нас знание сего не нужно; верно, оно к существу дела не относится. Нечего и пытать. Он говорит как бы: изумительно это видение не по предмету только своему, но и по самому способу видения. «О предивном и вышеестественном возвещая деле, с настойчивостию подтверждает, что не знает способа, как оно совершилось» (Экумений).

Стих 4. Яко восхищен бысть в рай, и слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати.

Этот рай и есть третье небо, — или сначала восхищен был до третьего неба, а с третьего неба в рай? Если принять последнее, то пройденные небеса будут не райские обители святых и Ангелов, а какие-нибудь небесные, но не райские устроения. Феодорит пишет: «До третьяго неба, как утверждали некоторые, сказал Апостол о третьей части расстоянии между небом и землею, до которой он был восхищен и слышал неизреченные глаголы». По Феодориту выходит, что третье небо и есть рай. Экумений и Феофилакт различают рай от третьего неба. Феофилакт трем небесам нечто соответственное находит и в видимом мире. Он говорит: «Третье небо вот как понимай! Писание и воздух называет небом, когда говорит — птицы небесные, роса небесная: вот одно небо! И твердь оно означает именем неба: нарече, говорит, Бог твердь небо (Быт. 1, 8): вот второе небо. Знает оно и еще небо, в начале сотворенное вместе с землею (Быт. 1, 1): вот третье небо. От этого-то третьего неба человек тот, говорит, восхищен был мгновенно в рай». Так и Экумений: «Восхищен был до третьего неба, и опять оттуда в рай». Экумений и двукратное повторение слов: аще в теле, аще ли кроме тела, не вем объясняет этим же двукратным как бы действием восхищения. И до третьего неба восхищен я был, не знаю, в теле или без тела, — и оттуда в рай восхищен, тоже не знаю, в теле или кроме тела. «Не думай, что Апостол излишне дважды повторил эти слова; но в первый раз сказал о восхищении на небеса, а во второй — о восхищении оттуда в рай». Большая, впрочем, определенность в этих подробностях и не требуется, и ожидать нельзя, чтобы кто-либо сказал об этом что-либо решительно верное, когда молчит сам святой Павел.