ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ К КОРИНФЯНАМ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА (истолкованное святителем Феофаном)

Писах, — εγραφα,— написал, что можно относить и к прежнему посланию, и к предшествующим здесь словам. Прежде, пиша о наказании виновного, Апостол имел уже в виду помиловать его, если покается. Одно, говорит, сделали; делайте и другое. Этим покажете искусство — разумность в послушании, что не по своим расчетам и смышлениям оказываете послушание, а по самому послушанию, имея сию добродетель и действуя по ней независимо от всего. В этом прописал он им неотразимое побуждение к исполнению его желания, поставив их в состояние учеников, подвергшихся испытанию, которых вся забота ответить так, чтобы получить одобрение испытующего. Святой Златоуст говорит: «Да разумею, говорит, послушны ли вы, то есть не только в отсечении виновного от верующих, но и в присоединении к ним. Видишь, как и здесь Апостол поставляет коринфян в необходимость решиться на сей подвиг, ибо как тогда, когда виновный согрешил, Апостол представил им, сколь опасно для них будет, если они не отсекут его, сказав, что мал квас все смешение квасит (1 Кор. 5, 6) и многое другое; точно также и здесь представил им всю опасность непослушания, и сказал почти следующее: как прежде я должен был заботиться не о виновном только, но и о вас, так и теперь не более забочусь о нем, сколько и о вас, чтобы кто не почел вас за людей упорных, бесчеловечных и не во всем послушных. Ибо удаление виновного из вашего общества могло показаться некоторым и делом ненависти и жестокости, напротив, воспринятие его в любовь вашу особенно докажет искренность вашего послушания, а вместе и вашу готовность, и способность к делам человеколюбия. Ибо добрые и умные ученики повинуются своему учителю не только в первом его требовании, но и в другом, хотя бы приказывал и противное что первому требованию. Посему Апостол и сказал: во всем, дабы показать, что коринфяне, в случае непослушания, не столько его, сколько себя постыдят, заслужив славу непокорных. Делает же сие он для того, чтобы и сим побудить их к послушанию, как показывают и сии слова: на сие бо и писах вам. Хотя и не для сего писал Апостол, ибо главная цель его была спасение согрешившего, однако говорит: для сего, чтобы тем более расположить коринфян в пользу виновного. Впрочем, сам он и себе не вредит в достижении главной цели, и коринфянам благоприятствует. Сказав же: во всем, сим напоминает им о первом их послушании и выставляет его здесь на вид, с намерением похвалить их (и похвальною за прежнее послушание расположить к новому)».

Стих 10. Емуже аще что даруете, и аз: ибо аз аще что даровах, емуже даровах, вас ради, о лице Иисус Христове.

В самую тесную связь поставляет себя с коринфянами, так что где они, там и он. И их он пускает вперед, а себя представляет идущим вслед за ними, свое им послушание оказывает, чтоб и у них отсечь всякую вину к непослушанию. Он уже изрек помилование виновному прежде, когда те еще и думать о том не думали; но изрек, имея в виду их пользу, их благо, их общее спасение; даровах, говорит, вас ради. Не власть свою являя и упражняя, сделал это, но заимствовал побуждение к такому делу со стороны вас, от вас будто повеление получив. «Видишь ли, — говорит святой Златоуст, — как опять Апостол уничижает себя пред коринфянами, поставляя их на первом месте, а себя на втором; и все сие для того, чтобы смягчить ожесточенные души и преклонить непреклонные сердца. Но чтобы сим не подать коринфянам повода думать, что все дело предоставлено их власти, и чтобы они не стали упорствовать в прощении виновного, Апостол, ограничивая власть их, говорит, что и сам он даровал прощение виновному: ибо и аз, аще что даровах, даровах вас ради, то есть и сие самое сделал я для вас. И в первый раз, когда Апостол повелевает коринфянам отсечь виновного, он не дал им власти простить его, сказав: уже судих… предати таковаго сатане, а потом допустил и их к участию в сем приговоре, когда сказал: собравшимся вам… предати таковаго (1 Кор. 5, 3–5). Он поступил так, имея в виду две важные вещи: чтоб и приговор произнести, и (произнести) не без согласия коринфян, чтоб не огорчить их. Точно так поступает он и здесь, ибо говорит: аз даровах прощение виновному, я, который в первом послании осудил его. Потом, чтобы коринфяне не оскорбились, как бы презренные от Апостола, он говорит: вас ради. Что же это? Ужели он простил согрешившего для людей? — Нет; ибо для сего и присовокупил: о лице Иисус Христове, то есть или по воле Божией, или во славу Христа. — Феодорит об этом пишет так: «Чтобы не подумал кто, будто бы Апостол из угождения людям вознерадел о справедливости, он присовокупил: о лице Иисус Христове, то есть, делаю это тогда, как видит сие Христос и благоугождается сделанным». Можно и так: в порядке спасения, по началам спасения. Ибо Христос Иисус есть Спаситель; и действующий во спасение истинное действует о лице Его. Или потому так сказал, что и он, как и все Апостолы, как говорили, так и действовали всегда пред Богом во Христе, ни себя не имея в виду, ни угождением людям не руководясь. Ниже святой Златоуст говорит о сем: «О лице Иисус Христове, — или во славу Христа, или потому, что Сам Христос повелел простить согрешившего. Сии последние слова особенно убедительны были для коринфян. Ибо они убоялись уже отказать в прощении, которое служило к славе Христа и было Ему угодно».

Стих 11. Да не обидими будем от сатаны: не не разумеваем бо умышлений его.

Да не обидими будем, — ινα μη πλεονεκτηθωμεν,— да не будем облихоимствованы, да не послужит образ действования нашего ему в пользу, да не извлечет он из него себе выгоды. Как? — Если, закрывши нам глаза ревностию будто по правде, сделает то, что мы допустим погибнуть брату. Сатана всюду вмешивается с своими советами. Он не всегда прямо худое внушает, но нередко и доброе, только цель у него всегда одна — наша погибель вечная. В настоящем случае он мог коринфянам внушать: как можно терпеть такого? Вы язык свят, люди обновления; место ли ему быть среди вас? Гоните его прочь. А ему другие речи мог говорить: пропал уже ты; нет тебе спасения! Брось их; видишь, какие они? Ступай опять к язычникам и живи себе как душе угодно. — Апостол и себя ставит в число обижаемых от сатаны. Конечно, и около их он покушается поживиться, ибо бесстыдству его нет меры, когда и к Спасителю подступал. Но Апостолы, Духом Божиим просвещаемые, видели козни его и тотчас рассекали все узлы и хитросплетения сих козней. Почему и говорит: не неразумеваем бо умышлений его. Мы, говорит, ясно видим и понимаем, к чему он что ведет и как чем может воспользоваться в свою пользу. Разумея же сие, не можем допускать, чтобы он имел в чем-либо успех. В этом — окончательное убеждение простить виновного. Ибо ясно дает видеть, что если они не делают, как он им предлагает, то вместо Христа Господа волю сатаны исполнят и вместо спасительного пагубный для себя сделают шаг. Святой Златоуст говорит: «Апостол поставляет на вид коринфян общий для всех вред в случае их непослушания, ибо говорит: да не обидими будем от сатаны. Здесь он очень кстати назвал сатану обидчиком и похитителем. Ибо он не свое уже берет, но наше похищает. Ты же не о том только помышляй, что один согрешивший мог бы сделаться добычею сего зверя, но представляй и то, что угрожает опасность всему стаду уменьшением числа его, и особенно теперь, когда сатана имеет возможность возвратить потерянное им. Не неразумеваем бо умышлений его, то есть сатана и путем благочестия может привести к погибели. Ибо он не только может довести до блудодеяния, но и с противной стороны безмерною печалию во время покаяния может ввергнуть в погибель. Таким образом, если сатана, вместе со своею собственностию захватывая и нашу, когда и того, кого доводит до греха, погубляет, и того, кому мы предписываем спасительное покаяние, у нас похищает, то как же назвать это, если не обидою и похищением? Ибо для него не довольно, что низлагает нас чрез грех; он и чрез покаяние делает то же, если мы не будем осторожны и осмотрительны. Посему Апостол весьма справедливо назвал хищением и обидою тот случай, когда сатана побеждает нас нашим же оружием. Ибо ему свойственно овладевать нами чрез грех, а не чрез покаяние, которое наше есть оружие, а не его. Итак, если сатана и чрез покаяние может овладеть нами, то рассуди сам, какое постыдное для нас отсюда унижение! Как он насмехается и издевается над нами, как над бессильными и немощными, побеждая нас нашим же оружием! И подлинно, для него весьма смешно и для нас крайне постыдно, что он нашими врачевствами причиняет нам раны. Посему-то Апостол и сказал: не неразумеем бо умышлений его, то есть сколь хитрый, коварный, злокозненный, злодейственный умысел скрывает сатана и на самое благочестие наше. Соображая все сие, и мы не должны презирать никогда и никого из согрешающих. Равно, и согрешая сами, не должны предаваться отчаянию, но, опять, не должны оставаться и в беспечности; напротив, сердечно да сокрушаемся о своих беззакониях, не на словах только раскаиваясь в них (но и делом показывая и болезнование о грехах, и исправление в них истинное)».

2. О высоте христианского откровения, или Евангельской истины, с изложением и того, как она водворяется на земле (2, 12–7, 1)

Кончив речь о перемене плана путешествия, Апостол хотел излагать, что было с ним на сем пути, то есть из Ефеса чрез Македонию, чтобы дойти до возвращения Тита, и по поводу сего, и особенно по поводу того, что он сообщил, сделать нужные наставления (гл. 8, 9) и вразумления (гл. 10–13); но лишь дошел сказанием своим до возвращения в Македонию (2, 12,13), как, прежде чем успел сказать о приходе Тита, взят был Духом в созерцание силы, славы, светлости и чудных действий Евангельской истины, и начал излагать свои созерцания текучею и воодушевленною речью, пока не излил всего, что Дух давал ему провещавать в это время (2, 14–7, 1). Кончив это, опять начинает прерванную речь и сказывает, как обрадован был приходом Тита и всем, что он передал ему (7, 2–16). Здесь с Апостолом было то же самое, что с пророками, когда взымал их Дух. Взя мя Дух, говорили они. Взял Дух и святого Павла и показал ему в уме то, что он говорит о христианском откровении, или Евангельской истине. Это всякий тотчас видит, читая послание: ибо речь о том начинается неожиданно.

Стихи 12 и 13 будут, таким образом, введением в беседу о Евангельской истине как подавшие к ней повод. По содержанию они стоят в прямой связи с тем, что пишется после с 7, 2 и далее и составляют с тем одно.

Стихи 12 и 13. Пришед же в Троаду во благовестие Христово, и двери отверзене ми бывшей о Господе, не имех покоя духу моему, не обретшу ми Тита брата моего, но отрекся им, изыдох в Македонию.

В Троаду Апостол направился из Ефеса, может быть, и сухим путем, и, посетив лежащие на пути Церкви, имел в мысли заняться проповедию Евангелия в этом городе; ибо во второе путешествие, когда он Духом Божиим веден был в Македонию чрез этот город, не видно, чтоб он в нем останавливался для проповеди. Между тем, как видно, это был неминуемый переходный пункт из Асии в Македонию и обратно. Это расположило Апостола насадить здесь веру. Дверь для проповеди была отверста: Апостола слушали охотно и веровали с полною покорностию слову благодати. Если, таким образом, дверь была отверста, и отверста о Господе, то проповедь и в один день могла сделать многое. Она действует мгновенно, и одна и та же речь, тысячами ушей быв принята, могла обратить тысячи. Потому когда Апостол говорит вслед за сим, что, не имея покоя, по причине неприбытия Тита, должен был оставить их, это не значит, что он бросил дело неконченным, а только что не мог долго быть у них. Дело же благовестия и засеменено, и зрело. Оно обычно и везде само зреет под действием благодати. Евангелие не многословно, но содержит всеобъятную систему ведения, которая потом сама собою может развиваться в умах и сердцах смиренно верующих. Эту истину подтверждает вся первоначальная проповедь апостольская. Так было и в Троаде; потому, когда на обратном пути из Эллады чрез Македонию прибыл сюда Апостол, он нашел здесь веру в полном цветении и в сладостных беседах с верующими проводил целые ночи (Деян. 20, 7).

То, что святой Павел покоя не имел, и тени не представляет тех беспокойств, какие обычно испытываются нами по причине каких-либо личных опасностей и потерь. Он беспокоился за дело Божие. Если Титу было наказано, выполнив все порученное в Коринфе, поспешить в Троаду, и по расчету времени ему следовало бы быть уже там, а его не было, то Апостол естественно мог предполагать случайности, разорительные для дела Церкви и Евангелия. Апостол только и жил для благосостояния Церкви и для успехов Евангелия. Касаться этих предметов есть то же, что касаться зеницы ока его. Вот он и в смущении, и покоя не имеет. Его томила неизвестность происходившего в Коринфе; Дух же Божий не благоволил открыть ему то, или исполнить сердце его благонадежием, оставив его естественному течению человеческих чувств под действием внешних обстоятельств. Это и заставило его, не нашедши Тита в Троаде или скоро не дождавшись его, самому поспешать к нему навстречу. Почему, простившись с троадянами, отрекся им, отправился он в Македонию, ибо туда лежал его дальнейший путь, и чрез ту страну должен был возвращаться к нему святой Тит.

Этим сказание здесь кончается. Какие вести принес святой Тит и как святой Павел ими был обрадован, об этом он пишет ниже, 7, 2 и далее; здесь же одно воспоминание о том восхитило дух его; и он, не успевши и слова сказать ни о приходе, ни о вестях святого Тита, взят был Духом в созерцание силы и славы Евангельской истины и, воззвав: Богу благодарение, начал излагать воодушевленною речью свои созерцания.

Эту речь можно назвать беседою об одном и том же предмете, но без определенного, обдуманного плана; представления в ней сменяются одни другими, исчерпывая свой предмет, но не держась того обычая, чтоб одно выходило из другого. Можно, однако ж, указать в ней три поворота и ими обозначить разделение ее: а) сначала излагает Апостол свойства и действия Евангельской истины, или христианского откровения, 2, 14–4, 6; б) потом сказывает, что при всей высоте сего откровения носители и разносители его по земле крайне уничиженны, суть сосуды скудельные, действуют, однако ж, ревностно, воодушевляясь надеждою на будущее, 4, 7–5, 10; наконец, в) излагает, как идет самая проповедь, с приложением сего и к коринфянам, 5, 11–7, 1.

а) О свойствах и действиях христианского откровения, или Евангельской истины (2, 14–4, 6)