Благодарение Господу, мы все христиане верующие укрыты под сению креста от всех клятвенных гроз закона. Однако ж это не безусловно. Ни едино нам осуждение ныне,— но как? если мы не по плоти ходим, но по духу (см.: Рим. 8, О, — другими словами: если мы удаляемся от всякого греха и ревнуем об исполнении всех заповедей Евангельских, укрепляемые бла-годатию Святаго Духа. Без этого же клятва во всей силе висит и на нас. Не думай никто, будто, поелику Господь искупил нас от клятвы, а мы веруем, то нам можно жить как душе угодно. Нет, коль скоро грешим, то на нас еще вящая кара. Преимущество наше то, что когда, ревнуя об исполнении заповедей, спотыкаемся и падаем, то, сознавши, исповедавши и оплакавши грех, тотчас прощение и разрешение получаем, ради вечного, выну стоящего пред правдою Божиею, ходатайства о нас Господа распеньшагося и ради посильных трудов наших к заглаждению греха, коими к нам прививается сила того небесного ходатайства, при вере в Него.

Клятва законная идет по пятам всякого преступника закона. Она срощена с преступлением закона, как благословение срощено с исполнением его. В раю сказано было: в оньже аще день снесте, смертию умрете (ср.: Быт. 2, 17). Это клятва, которая и вступила в силу вслед за вкушением. В законе прописанная клятва известна. И на язычниках лежала клятва, только не чрез писанный закон, а чрез закон совести. Ибо угрызение совести что есть другое, как не действие клятвы, положенной правдою Божиею за всякое преступление закона? И под Евангелием сущие не свободны от клятвы, коль скоро не исполняют заповедей Евангелия (см.: блаженный Иероним, пространно). Жизнь истинная — в строгом, полном и всестороннем исполнении воли Божией, выражающейся в заповедях и предписаниях нравственного закона (см.: Мф. 7, 21). Вся новозаветная экономия спасения: воплощение, крест, благодать Духа — все сие есть затем, чтобы восполнить немощное закона, а не отстранить его или свесть на второй задний план. На это должно быть обращаемо и все внимание наше, все силы и все заботы Уклоняющийся вниманием инуды сдвигается с главной точки, теряет мету, принимает заблудное направление. Сюда вера, сюда таинства, сюда все освятительные и укрепительные чины Церкви, сюда все подвиги! Все должно быть направляемо к тому, чтобы явиться нам чадами Божиими, непорочными в пришествие Господне.

Стих 14. Да в языцех благословение Авраамле будет о Христе Иисусе, да обетование Духа приимем верою.

Каким образом с искуплением от клятвы законной так тесно соединено распространение благословения Авраамова о Христе Иисусе на язычников, что последнее есть прямое следствие первого? Как уже прежде замечено было, речь у святого Апостола здесь очень сжата, и между выражаемыми им положениями, для уразумения их связи, необходимо воспроизводить целый ряд дополнительных мыслей. Это и здесь необходимо сделать. Нам теперь, издали, очень ясно, как благословение Авраамово перешло на язычников. Подзаконное учреждение Божие чрез Моисея была единственная истинная на земле вера. Но учреждение сие было так организовано, что отособляло народ иудейский от всех языков. Закон был стеною между языками и иудеями. Это само по себе не так значительно; но значительно оно тем, что чрез такое отделение язычники отделяемы были и от того благословения, которое сокрыто было в законе чрез веру в Грядущего. Этим сокровенным сокровищем закон и силен был пред Богом и людьми. Аврааму обетовано благословение чрез него языков, но сие благословение не по воздуху должно было перейти к ним. Оно скрыто было в законе, чтобы в свое время раскрыться и излиться на них. Таким образом закон и отграждал язычников, и содержал для них семя благословения. Как же вкусят они благословения? Не иначе как чрез отменение закона яко закона. Сим преграда закона разорялась, и сокрытое в нем благословение становилось доступным для языков. Совершила сие дело крестная смерть Господа. Она сделала ненужным все чины подзаконные, потому что они были тению истины, теперь явившейся на деле. Но сия смерть потому такую имела силу, что она была искуплением от клятвы законной (собственно и закона писанного и неписанного, в отношении же к иудеям — писанного, так как о сем речь). Вот каким образом вышло, что с искуплением от клятвы законной соединялось распространение благословения Авраамова на язычников. Искупление сие совершено крестною смертию Господа, — крестная смерть делала ненужными все подзаконные оправдательные чины, а с отменением их разорялось все ветхозаветное учреждение, и сокрытое в нем благословение в вере Грядущего становилось чрез веру доступным всему миру. Ибо благословение Авраамово было о семени его, то есть о Христе Иисусе, Господе, бывшем по плоти от семени его, вера в Которого составляла таинственное существо и Ветхого Завета.

Да обетование Духа приимем верою. Этим объясняется, в чем сила благословения Авраамова. Аврааму сказано было только, что о семени его благословятся все. Пророки потом изъяснили, что сие благословение есть не плотское какое, а духовное и будет состоять в излиянии Духа на всякую плоть (см.: Ис. 44, 3; Иоил. 2, 28; Зах. 12, 10). Это исповедал и возвестил вслух всему Иерусалиму святой Петр, в час самого сошествия Святаго Духа. Приятие Святаго Духа и осязательное проявление Его действия в душах стало потом отличительною чертою истинно верующих во Христа. И вообще рассуждая,— существо христианства состоит в обновлении падшего естества нашего благодатию Святаго Духа. Где нет сего обновления, там нет Духа; где нет Духа, нет Христа; где нет Христа, там ложь и пагуба. Это обновление должно быть целию искания для христиан. Вера в Господа, с решимостию следовать воле Его,— исключительное условие к принятию Святаго Духа чрез таинства. Но сим полагается только семя обновления; самое же обновление совершается Духом чрез труды человека в исполнении заповедей и посильное подъятие подручных подвигов. Другого пути нет. Уклоняющиеся от последнего условия не могут достигнуть обновления, как ни мудро будут толковать о христианстве.

Что касается до сочетания сих слов с предыдущим, то, как, сказав об искуплении от клятвы законной, Апостол имел во внимании иудеев, а сказав о распространении благословения Авраамова на язычников, имел во внимании сих последних, не будет никакой несообразности принять, что, говоря о приятии Духа, он имел во внимании тех и других и при слове: приимем — подразумевал: мы христиане из иудеев и язычников.

Святые Отцы не обращают внимания на грамматическое течение речи, а на одно соотношение выражаемых здесь истин. «Поелику,—пишет святой Дамаскин, — нельзя было благодати Святаго Духа низойти на нечистого и состоящего под неблаговолением; то прежде благословляются с отъятием клятвы; потом, оправдавшись верою, привлекают благодать Духа: так что крест разрушил клятву, вера привела оправдание, а оправдание привлекло благодать Святаго Духа». Ибо, «чтоб приять обетование Духа, — по Феофилакту, — надлежало оправдаться верою». О благословении Авраамовом на языки святой Златоуст говорит: «явно, что все сие сказано о Христе: ибо Он был семя Авраамово, и все народы чрез Него благословляются и получают обетование Духа. Указывая на сие, и Апосгол говорит: да обетование Духа приимем верою. Поелику же благодать Духа не может излиться на безблагодатных и находящихся под проклятием, то благословляются прежде всего чрез отъятие проклятия; потом, оправданные чрез веру, получают благодать Духа. Таким образом крест разрушил клятву, а вера ввела оправдание, оправдание же низвело благодать Духа».

Б) ОПРОВЕРЖЕНИЕ ВОЗРАЖЕНИЙ ОБ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ ЗНАЧЕНИИ ДЛЯ ЯЗЫЧНИКОВ ВЕРЫ ПОМИМО ЗАКОНА (3, 15-29)

Из сказанного доселе святым Апостолом галаты ясно видели, что они несомненно сподобляются благословения Авраамова одною верою, помимо закона. И можно полагать, что христиан из язычников это окончательно упокоивало. Но у христиан из иудеев могли родиться при сем противомыслия, сильные поколебать образовавшиеся убеждения или мешать даже образоваться им. Они могли подумать: 1) Аврааму даны были обетования веры ради и исполнение их обусловлено верою, потому что тогда не было закона. Но пришел закон и изменил условия; так что после учреждения его получение обетования стало условливаться не верою, а законом. Апостол провидел это возражение и устраняет его. Нет, говорит, закон не отменял силы обетования за веру (см.: 3, 15 — 18). Но отсюда рождалось само собою другое недоумение: 2) если так, то зачем же закон? Он пестун во Христа. Почему, когда пришел Христос Господь, должен престать. Теперь и мы (иудеи), и вы (язычники) одно о Христе Иисусе (см.: 3, 19-29).

Устраняя такие недоумения, святой Павел, можно полагать, имел в виду преимущественно иудеев, доказывая, что закон не нужен уже и для них. Но этим еще более убеждал язычников в ненужности для них закона.

1) Закон не отметает обетования, данного Аврааму (3, 15—18)

И так могли думать: пусть в Аврааме дано было обетование вере, но после пришел закон и, может быть, отменил то обетование. Святой Павел рассеивает сие недоумение, сравнивая обетование с обычным у людей завещанием. Как завещания, законно составленного и законно утвержденного, никто не может ни отменить, ни изменить прибавкою или убавкою, так и обетования, данного Аврааму, как завещания, Богом утвержденного прежде закона, не мог отменить закон, пришедший спустя столь долгое время после. Сила убеждения заключается в слове: никто,— разумеется, сторонний, причем закон представляется лицом. Соглашаясь с таким понятием, не встретим недоумении, тем паче, что в сравнении, как и в притче, не следует искать соответствия сравниваемых предметов полного, черта в черту. Но нельзя не видеть, что при сем уместно новое недоумение, именно: сторонний никто не может изменять или отменять завещания; но тот же завещатель, пока жив, может и изменить, и отменить свое завещание. Закон, данный чрез Моисея, есть гоже завещание (завет). Дан он Тем же Завещателем Богом, Который всегда жив есть и властен делать всякие изменения в Своих обетованиях благ людям. Дал Он завещание в Аврааме, и оно было в силе; потом нашел нужным дать новое завещание чрез Моисея, и, может быть, в силе стало уже сие последнее с отстранением первого. На это можно ответить так: один и тот же завещатель может делать разные завещания, и коль скоро последующее завещание, особым пунктом, не отменяет всего предыдущего или части его, то оно остается в полной силе, особенно когда и по предметам, и по лицам, и по условиям они разнятся между собою. Закон Моисеев есть, точно, другой Божий завет относительно завета с Авраамом; но в нем нет пункта, которым бы отметался сей последний, как указывает и слово Апостола: «завета, предутвержденного с Авраамом, бывший по летех закон не отметает»,— не говорит гласно, что этот закон разоряет обетование Авраамово (стих 17). По содержанию же своему завет с Авраамом и завет чрез святого Моисея различны. Обетование Аврааму обнимает все человечество, закон же обдержит исключительно один народ иудейский; цель первого — всех объединить разлитием на всех благословения Авраамова, цель последнего — отособить от всех народов народ иудейский, чтобы в нем сохранить обетованное всем благословение о семени Авраама, до времени сокровенно; условие первого — верная вера, условие второго — дела, между прочим, и как средства отособления (стих 18). Таким образом закон ни гласно (то есть особым пунктом), ни не гласно (то есть содержанием) не отменяет обетования Авраамова, оставляя его во всей его силе.

Предпосылаем такое общее обозрение всего рассуждения святого апостола Павла в 15—18-м стихах, подражая святым Отцам, которые и все толкование сего отделения ограничивают подобным обозрением. Так святой Златоуст говорит: «если человек, говорит Апостол, сделает завещание, осмелится ли кто-нибудь после переменить его или что-нибудь прибавить (ибо сие значит слово: приповелевает): тем паче не должно быть сего в завете Божием. Кому же Бог сделал завещание? Аврааму, говорит, речени быша обеты и прочее... И так вот и Бог сделал завещание Аврааму, сказав, что язычники получат благословение о семени его. Как же закон может уничтожить сие благословение? Поелику же никакой пример не может выразить изображаемого им предмета, потому и сказал: по человеку глаголю,— чтобы ты из приведенного примера ничего не выводил несообразно с величием Божиим. Смотри же с высшей точки на приведенный пример: Бог обещал Аврааму благословить народы о семени его. Семя лее его по плоти есть Христос. А по летех четыреста и тридесятых прившел закон. Итак, если закон раздает благословения, и жизнь, и оправдание, то оное обетование уже не имеет силы. Но как же это? Человеческого завещания никто никогда не уничтожает, а Божие завещание после 430 лет сделалось недействительным? Ибо если не сие завещание дает обещанное, а другое — вместо него, то очевидно, что оно отвергнуто. Но есть ли тут разум?» — Подобное же обозрение у Феодорита и других.

Это, однако ж, не делает излишними некоторых замечаний и на каждый в отдельности текст из <стихов> 15—18.