Посетив города сиро-финикийского приморья, Симон отправляется затем в Рим. Сюда стекались магики, астрологи, прорицатели и обманщики всех сортов; прием делали им тут хороший; награждали также щедро. В разврате и роскоши утопал гордый Рим; в высших кругах общества со времени императора Августа господствовала страсть к астрологии. Не один молодой Тиверий посвятил себя в таинства астрологического искусства и принял к себе домашнего астролога Фразилия, который был его неразлучным спутником. Каждый знатный римлянин свою славу поставлял в домашнем астрологе. Магией занимался Нерон, думая найти в ней средство управлять и над самими богами. Обманщики всюду встречали радушный прием. Сенат издавал указы об изгнании магиков и подобных шарлатанов, но указы эти исполнялись мало, так как шли вразрез с общими наклонностями; за одним изгнанным в Рим являлось их десять других. Теперь обстоятельства еще более благоприятствовали Симону. С 41 года на императорский престол, после Калигулы, который, несмотря на свои 50 лет, отличался детским характером, слабодушным и слабоумным, вступил Клавдий, этот ублюдок природы, как назвала его собственная мать. Империей за него управляла развратная Мессалина. Впрочем римское общество не отрезвилось и после. По свидетельству Лукиана, спустя 100 лет здесь разыгрывал роль самого наглого обманщика некто Александр пафлагонец, выдававший себя за бога Гликона. Знаменитые римлянки открыто хвалились, что имеют детей от этого бога. Рим же посещал два раза, при Нероне и Веспасиане, Аполлоний Тианский, от Клавдия до Домициана пользовавшийся такой громадной славой в целом греко-римском мире.

Что Симон посещал Рим, — это не должно подлежать сомнению. Блаженный Феодорит говорит, что хотя волхв этот имел три раза неудачу в столкновении с апостолом Петром, но все-таки не послушался истины, пока в царствование Клавдия не отправился в Рим. Св. Ириней свидетельствует, что Симон при Клавдии в такое изумление приводил римлян, что они почтили его статуей. Блаженный Иероним передает, что Симон во второй год царствования Клавдия (42-43 г.) был побежден Петром в Риме. Если заподозрить последнее свидетельство, все-таки не должно быть заподозрено пребывание Симона в Риме. Обыкновенно говорят, что посещение так рано апостолом Петром Рима придумано для того, чтобы основание христианской общины в Риме или Церкви отнести к какому-нибудь из 12 апостолов, как и для того, чтобы дать возможность ученику Христа в виду вечного города посрамить волхва. Но известно, что, уже при императоре Клавдии в Риме существовала христианская община, стало быть, ок. 42-44 г., т. е. в то время, когда апостол Петр находился еще в Палестине. Светоний, в «жизни Клавдия», рассказывает, что, этот государь издал указ об изгнании иудеев из Рима за то, что они производили смуту между последователями Христа. Впрочем, вопрос: посещал ли Петр Рим раньше этого времени и он ли первый основал христианскую общину здесь, не может быть решен окончательно. Известие о пребывании Петра в Риме не связано ни с каким событием или лицом, кроме сказания о победе его над Симоном в Риме и мученичестве во время Неронова гонения (ок. 64-67 г. ). Важнейшее свидетельство о пребывании нашего волхва в Риме принадлежит Иустину мученику. В царствование Клавдия, так рассказывает Иустин, Симон показывал свое искусство в Риме и сенат и народ приводил в такое изумление, что почтили его наравне с другими богами, даже поставили ему статую на одном из островов Тибра, с надписью: «Священному богу Симону».

Из Рима деятельность свою Симон переносит в Антиохию, где сходились многие народы — греки, римляне, иудеи, самаряне, и откуда апостол Павел предпринимал свое первое и второе путешествие с Варнавой. Здесь самарянский волхв также приобрел себе последователей: фокусы его состояли в изменении лица, так что его нельзя было будто узнать. Климентины рассказывают, что он мог изменять и физиономии другого, без его ведома и желания. В чем состоял секрет последнего рода, трудно решить. Из Антиохии Симон, ночью и изменив лицо, удалился в Лаодикию, а по другим — в Иудею. Причиной удаления послужил указ римского градоначальника о его изгнании. Это составляет заключительный эпизод истории Симона по Климентинам.

Около времени удаления Симона из Антиохии апостол Павел с Варнавою путешествовал на остров Кипр, где в г. Пафосе встретил лжепророка и волхва, который называл себя иудеем Бар-Иешуа, т. е. сыном Иисуса, и изъяснял это имя другим именем — Елимас, т. е. коробка, или покрывало. По рассказу книги Деяний, этот Бар-Иешуа при правителе Сергии (ок. 43-53 г.) в Пафосе развращал народ. Нельзя не подумать, что под именем Бар-Иешуа (ученик Иисуса, подобно названию учеников пророков сынами пророческими) или Елимас скрывается волхв Симон, захотевший испробовать свое счастье под новым именем — ученика или апостола Иисуса. Апостол Павел коротко изъяснил, что это не сын, не апостол Христа, а сын сатаны, извращающий путь Господень, который и получит достойное наказание от руки Господа. Апостол Петр называет (по Климентинам) Симона, подобно этому, «злым, облекшимся в сияние света». Некоторые историки нимало не сомневаются в том, что кипрянин Симон — одно лицо с Симоном волхвом в книге Деяний, чего нельзя, кажется, отрицать, судя по сходству учения и личных черт обоих. По указанию посланий св. Ап. Павла к Коринфянам и к Солунянам, а также Апокалипсиса и другим известиям, деятельность Симона продолжалась в Коринфе, Фессалониках, Ефесе и закончилась при императоре Нероне в Риме.

Как Нерон благоприятствовал занятиям магией и сам занимался вызыванием мертвых при помощи магического искусства, так и жена его, императрица Поппа Сабина, прежде супруга префекта Руфа Кристия, потом Оттона, была расположена к чародейству и к волхвам. Об этой черте поведения Нерона свидетельствуют Плиний Старший, Светоний и Дий-Кассий. О Поппе Сабине Иосиф Флавий говорит, что это была женщина набожная, а Тацит передает, она даже прислуживала на таинствах волхвов. Когда на императорском престоле восседали такие особы, Симон мог вполне верно рассчитывать на успех при римском дворе. Светоний в «Жизни Нерона» и (Дион) Хризостом в своих «Речах» передают об одном волхве, который в глазах Нерона хотел представить свое искусство летания, но которого опыт не удался; новый Икар полетел на землю и обрызгал своей кровью вблизи стоявшего императора. Ни Светоний, ни Хризостом не называют имени этого волхва. Но, судя по тому, что такие опыты входили в программу Симоновых чудес, далее на основании свидетельства других историков, в этом фокуснике должно видеть Симона волхва. Самое важное известие об этом находится в «Апостольских Постановлениях», где действующим лицом является также ап. Петр. В день, назначенный для опыта, говорится здесь, с прочими приходит в театр и ап. Петр. Между тем как жители находились в напряженном ожидании, Апостол молился в душе, чтобы Господь посрамил врага Своего имени. Вот уже поднялся волхв своими летательными крыльями; Петр с распростертыми руками зовет к нему во след: «Если я апостол Иисуса Христа и человек Божий, повелеваю нечистой силе отстать от него, чтобы он полетел оттуда и сделался предметом насмешек для тех, которых теперь обольщает». Едва выговорил это Петр, как с шумом и в сильном дыму падает на землю волхв с разбитыми коленами и ногами. Увидев такое чудо, многие из приверженцев бросили его. Кирилл Александрийский, св. Амвросий и Феодорит принимают этот рассказ на веру. Об этой же неудаче Симона волхва повествует в «Жизни ап. Петра» Маркел, сын префекта римского, будто из учеников Симона сделавшийся последователем ап. Петра; только у него победа Петра над Симоном представлена обстоятельнее, именно он рассказывает, что происходили длинные переговоры, с одной стороны, между импер. Нероном и ап. Петром и, с другой — между Симоном и его последователями, кончившиеся победой над волхвом и окончательным разоблачением его обманов. К этому известию известный Авдий присовокупляет, что Симон лишился и дара воскрешения мертвых, так что даже сам разбитый и искалеченный должен был кончить дни свои, как ни старался натиранием масла вылечить свою болезнь. В старости, к этой болезни мог присоединиться естественно упадок сил духа с мрачным настроением при воспоминании о лучшем прошедшем. Старик все-таки нашелся, выдержал характер и кончил роль свою тем, чем и начал — надувательством. Писатель «опровержения всех ересей» (как думают, св. Ипполит) так рассказывает о его смерти: Симон уверял своих учеников, что он воскреснет через три дня, как и Иисус Христос, и просил их похоронить его живого. Но, прибавляет Ипполит, ученики хотя и сделали то, что просил учитель (который прежде назывался «стоящим», а теперь хромой и увечный сидел под чинаром, уча своих учеников), но он остался там, где был, ибо не был он Христос. Бедному волхву хотелось, по крайней мере, на три дня оставить учеников в прежней уверенности, что он не простой человек, а Бог, нисшедший на землю.

Симон кончил деятельность свою, дав толчок умственному движению в кругу людей, сделавшихся его приверженцами. Судя с нашей отрешенной точки зрения, нам нелегко понять, как такое Учение, как учение Симона, проповедовавшее разнузданность воли, воспламенявшее нечистые страсти и уходившее в область фантазии, могло найти почитателей. Но если стать на историческую точку зрения, то надо признать, что успех его ереси необходимо вытекал из гармонического отношения ее к духу времени, такими яркими красками изображенного и осмеянного Тацитом, Ювеналом и Лукианом. Как учение времени, оно должно было потерять кредит с переменой времени, с возникновением других стремлений и интересов религиозной мысли, с созданием иных идеалов жизни. Не веку, не обществу, умиравшему от внутреннего гниения, выработать было их. Для этого нужно было воздействие особенной нравственной силы, человеческой и вместе божеской. Такой нравственной силой, создавшей дух в тогдашнем человеке и сообщавшею ему другие стремления и идеалы, явилось христианство. Но его победа не вдруг совершилась: из факта или явления внешнего оно долженствовало сделаться внутренним голосом сознания или внутренней образующей силой. Учение Господа, простое по внешности, возвышенное по идее и глубокое по жизненному содержанию, уже огласило страны языков и «людей, ходивших во тьме». Не прошло и полстолетия, как сошли с исторической сцены апостолы, и уже христианское учение является определенным в общих чертах. Подлинник этого учения мы имеем в известном древнейшем символе, так называемом «апостольском», который служил формулой оглашения в апостольский и последующие два века. Он предлагает веру в Единого Бога Отца и Творца мира и всех человеков, веру во Христа Иисуса, Сына Божия, явившегося во плоти для спасения людей, рожденного от Девы и Духа Святого, претерпевшего смерть крестную, вознесшегося на небо плотью и имеющего снова явиться для суда и воскрешения плоти, веру, наконец, в Св. Духа, говорившего в пророках, во всей полноте обитавшего во Иисусе Христе и ведущего людей ко спасению. Нравственные начала, которые новая вера проводила в жизнь, видны были в слове и в жизни ее приверженцев; братство всех во имя Искупителя Богочеловека, всеобщая любовь в смысле тесных нравственных отношений, взаимная помощь и чистота духа составляли нравственные начала, которые имели перейти в общую историческую жизнь из бедного и незначительного круга галилеян. Это долженствовало совершиться вместе с победой христианства, отчасти как факт подготовительный, а более как последующий. Кто же были его враги? Толпы лжеучителей, которыми так изобиловали первые два века христианства, лжеучителей всех сортов, враждебных друг другу и ведших общую войну против общего врага — христианства. Самыми сильными и опасными были гностики, надменные знанием тайного, настроившие столько фантастических теорий, фундаментом для которых послужило открытие Симона волхва — мысль о парном вочеловечении Бога. Как христианская богословская наука последующих трех веков служила только рассеянием и подробным раскрытием истин — «апостольского символа», так и гностические системы 2-4 веков все выходили и имели в основании мысль Симона волхва; одни более приближались к ней, а другие менее (Труд. Киев. Духов. Ак. 1869 г., т. IV, стр. 10. 1870 г., т. I, стр. 460).

Стихи 13, 21, 22.

Мысли на ст. 13, 21, 22.

Еп. Феофана.

Симон (волхв) и сам верова, и крещся бе пребывая у Филиппа. И веровал, и крестился, а ничего не вышло из него. Надо думать, что в строе веры его было что-либо недолжное. Вера искренняя есть отрицание своего ума. Надо ум оголить и, как чистую доску, представить вере, чтоб она начертала себя на нем, как есть, без всякой примеси сторонних речений и положений. Когда в уме остаются свои положения, тогда, по написании на нем положений веры, окажется в нем смесь положений: и сознание будет путаться, встречая между действиями веры и мудрствования ума. Таков и был Симон, — образчик для всех еретиков; таковы и все, со своими мудрствованиями вступающие в область веры, как прежде, так и теперь. Они путаются в вере, и ничего из них не выходит, кроме вреда, — для себя, когда они остаются безгласными, — для других, когда не удерживается в них одних эта путаница, а прорывается наружу, по их жажде быть учителями. Отсюда всегда выходит партия лиц, более или менее погрешающих в вере, с несчастной уверенностью в непогрешимости и бедственным позывом всех переделать на свой лад.

Св. Петр говорит Симону: несть ти части, ни жребия в словеси сем: ибо сердце твое несть право пред Богом. Покайся убо о злобе твоей сей, и молися Богу, аще убо отпустит ти помышление сердца твоего. Нет части, а Симон и думать не думал, что зашел так далеко; и делав внешне, ничего не делал безобразного, а только подумал неправо, — и помышление сердца его сделало то, что апостол недоумевал, отпустится ли оно ему, если даже он покается и молиться будет Богу. Вот что значит строй сердца и помышление, из него исходящее, по известному строю. Судя по нему, человек совне бывает одно, а изнутри совсем другое. И это внутреннее видит только один Бог, и те, кому откроет Дух Божий, испытующий сердца. С каким же страхом и трепетом должно содевать свое спасение! И как искренне и усердно нужно молить Бога: сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей! И на суде будет нечто страшное и изумительное. Скажет Господь: не вем вас тем, которые не только были уверены сами, что суть Божий, но и в очию всех являлись таковыми. Что же остается нам? Только взывать: «Ими же веси судьбами спаси нас, Господи!» Сам, как знаешь, дай спасительный строй сердцу нашему!

Стих 30-31.

Мысли на ст. 30-31.