В истории казни Иоанна Крестителя, о которой повествует святой евангелист, пред нами рисуется трагическая фигура Ирода, убийцы Великого Пророка.

Это не был Ирод, избивший младенцев в Вифлееме, в тщетной надежде погубить Иисуса. Тот, как мы знаем, умер еще во время пребывания святого семейства в Египте.

Ирод, убивший Иоанна Крестителя, был так называемый Ирод Антипа четвертовластник, или тетрарх Галилеи, человек, быть может, не столько порочный, сколько слабый по характеру. Совершенное преступление терзало его. Он не мог забыть Иоанна. Только вследствие своей слабохарактерности не угрызения совести испытывал он, а непреодолимое чувство боязни. Кровавый призрак обезглавленного Пророка преследовал его. Когда он услыхал о Господе, о Котором в народе шли горячие споры, его первая мысль, навеянная испугом, была, что это воскрес убитый Иоанн. В лице вновь появившегося Пророка он боялся найти мстителя за пролитую кровь, и эта боязнь была тем сильнее, что он вполне сознавал несправедливость казни Крестителя. Только фатальное сцепление обстоятельств привело его к этому преступлению, допущенному им против воли. Несмотря на суровые обличительные речи Иоанна, направленные против Иродиады и тетрарха, последний в глубине души уважал своего обличителя, ибо знал, что он — муж праведный и святой. Поэтому, даже заключив его в темницу по настоянию Иродиады, он берег его, с удовольствием слушал его и много делал по его совету. Когда Соломин, дочь Иродиады, потребовала от него голову Иоанна Крестителя, правитель опечалился. Как же случилось это? Как допустил Ирод это убийство? Как мог дойти он до такого состояния, что вопреки своим сердечным склонностям принужден был согласиться на страшное требование Соломин и по ее приказанию отрубить голову Пророку?

Попробуем заглянуть в эту темную душу и проследить, как постепенно назревало здесь преступление, вызванное страстью, и как разгоралась и укреплялась сама страсть. Выяснить законы развития порока и страсти для нас очень важно, ибо в душе каждого человека они действуют приблизительно одинаково, и на примере Ирода мы можем выяснить условия наших собственных падений.

Дело начинается похотью, нечистою любовью к Иродиаде, снохе Ирода, жене его брата Филиппа. Нисколько не заботясь о том, чтобы остановить развивающуюся преступную страсть, Ирод скоро переходит к делу, легко переступает через первое препятствие и жену брата своего делает своей женой. Этот первый шаг уже достаточно ясно показывает, насколько развилась страсть в его душе, ибо сила страсти измеряется величиной преодолеваемых ею препятствий; другими словами, чем труднее препятствие, побежденное страстью, тем о большей силе страсти это говорит. Но, победив первое препятствие, Ирод сейчас же встречается с другим - обличительною проповедью Иоанна Крестителя, который говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего. Эти упреки, несомненно, имели для Ирода больше значения, чем неловкость перед братом и боязнь общественного мнения, которое, благодаря подобострастию его руководителей-фарисеев и саддукеев, легко было заставить молчать. Принудить к молчанию неподкупного Иоанна или заставить его смягчить прямолинейный тон обличений оказалось невозможным. Кроме того, и на совесть самого Ирода эти суровые речи должны были оказать большое влияние, ибо Ирод питал к пророку невольное уважение и, несомненно, считался с его мнением. Но тем не менее и это новое препятствие не могло принудить его переломить свою страсть. Более того: он не только не' отступает перед ним, но, подстрекаемый Иродиадой, берет под стражу пророка, которого уважает, и заключает в темницу — яркий показатель того, как далеко зашла его страсть. Наконец, в сцене с Соломией он уже почти совсем не владеет собою. Напряженное до последней степени сладострастие отуманивает его, и он дает свою безумную клятву. Он уже полный раб страсти! Так при отсутствии сопротивления усиливается страсть, захватывая в свою деспотическую власть человеческую душу. Наряду с этим мы замечаем и другое явление: один вид допущенного греха вызывает множество других. В данном случае вслед за блудною похотью является вероломство по отношению к брату, кровосмесительное прелюбодеяние, несправедливость, жестокость, насилие по отношению к Иоанну, суетная клятва, тщеславие перед гостями, ложное самолюбие и, наконец, убийство. Как будто за первой змеей пробудившейся страсти, сознавшей свою силу, сразу начинает шипеть и шевелиться целая стая других змеек, до сих пор мирно дремавших в душе. Наконец, нельзя оставить без внимания и то обстоятельство, что искушения, представляющиеся Ироду, становятся все серьезнее, а преступления тяжелее. Как будто идет проверка, до какой степени падения может дойти этот человек, подчинившийся пороку.

Таким образом, мы видим, как постепенно петля греха затягивается все туже и туже и как все меньше и меньше остается надежды на то, что попавший в нее человек сумеет от нее освободиться. Положение становится почти безысходным, когда в душе исчезают последние силы и даже желание разорвать эту петлю, и убийство или другое преступление, не менее тяжелое, является тогда лишь естественным следствием, неизбежным заключительным аккордом разнуздавшейся страсти.

Всматриваясь в процесс развития искушений, как он обрисован в евангельской повести об Ироде, можно найти здесь тройной закон, которому подчинено это развитие, если оно не встречает противодействия в сознательной воле человека.

Первый закон можно назвать законом усиления. Он состоит в том, что сила страсти, ее интенсивность и власть над душой растет прогрессивно, по мере того как ей делаются уступки. Уступки ее не успокаивают, но делают лишь более требовательной и властной. Человек, допустивший грех однажды, нравственно слабеет и при повторном искушении совершает его с большей легкостью, чем тот, кто устоял в первой борьбе. Воля человека укрепляется своими победами и ослабляется поражениями — это закон психологии. Нравственная течь, просочившаяся раз в душе, скоро превращается в бурный поток и разрушает всю плотину морального закона совести, если с нею не бороться.

Доктор Матт рассказывает об одном студенте, страдавшем пороком рукоблудия, который признался ему, что в течение первого года порок этот был допущен им один раз, на другой год три раза, а затем стал повторяться каждую неделю. Это обычное явление. Мы часто наблюдаем его в развитии пристрастия к пьянству. Как гласит народная поговорка, "первая рюмка колом, вторая — соколом, прочие — мелкими пташечками". Уступки и падения играют здесь роль сухого хвороста, который вы подкидываете в костер. Чем больше бросать, тем больше и ярче становится жадное пламя. Чем больше грешить, тем сильнее разгорается страсть.

Второй закон - расширения страсти. За одним грехом неизбежно следует ряд новых. Одна страсть, разгораясь в душе, вызывает к жизни и другие страсти, как будто между ними существует какая-то незримая, таинственная связь. Успех одной страсти служит точно сигналом для других, и все они сразу или одна за другой спешат обрушиться на несчастную душу, точно желая добить ослабевшего противника. За блудной похотью непременно появляются ревность, недоверие, ложь, зависть, гнев и т.д. и т. д. Здесь как на войне: прорван фронт в одном месте - и сейчас же неприятель массами устремляется в прорыв, чтобы расширить и докончить поражение.

Однажды давно-давно на одной из голландских верфей строился корабль. Для киля, или для основной балки, к которой прикрепляются ребра — шпангоуты, нужно было найти хорошее, длинное, крепкое бревно. В грудах леса, сложенного на дворе верфи, два рабочих нашли одно, казавшееся, на первый взгляд, подходящим.

- Вот, — сказал один из них, — хорошее бревно! Возьмем его...

Но другой внимательно осмотрел бревно и покачал головой.

- Нет, — возразил он, — это не годится!