Чтение Евангельских сказаний об обстоятельствах земной жизни Иисуса Христа, до вступления Его в открытое служение спасению рода человеческого

 «И собрав вся первосвященники и книжники людския» (Мф. 2; 4). В синедрионе были собрания полные и неполные. Ирод делает собрание полное, «собрав вся». Первосвященник, собственно, был один, но у него был помощник, который во время его болезни заступал его место; тогда же могли быть названы сим именем и начальники двадцати четырех священнических черед; притом и отставные первосвященники все еще назывались, сим именем. Книжники составляли в Иудейском народе особенный класс людей, нечто полудуховное. Занятием их было изучение законов Божиих и человеческих; они занимали места писцов, адвокатов, советников священнических. Они воспитывались иногда на общественное иждивение. Некоторые из них, более достойные, после занимали важные места в синедрионе. В это время различие между книжниками людскими и священниками доходило почти до взаимной вражды, и книжники принадлежали к партии народной.

Ирод спрашивает: «где Христос рождается?» (Мф. 2; 4). Замечательно, как изменяется тон вопроса. Волхвы предполагают это дело сбывшимся уже и спрашивают: «где есть рождейся Царь Иудейский?» - а Ирод спрашивает, где должно родиться Христу. Чрез сие давал он разуметь, что он не верит волхвам. Может быть, думал он, Христос еще не родился. Он предполагает, что священники должны знать места из пророков, где говорится о явлении Мессии. Да и кому приличнее и нужнее знать сей предмет? И синедрион на основании пророчеств действительно думал, что Иисус Христос родился в Вифлееме. Переиначением вопроса Ирод сделал удобным ответ синедриону. Если бы он спросил: "где Христос Царь родился?" - то первосвященники долженствовали бы отвечать: "знаем", а это было бы преступление против величия царского, ибо почему они, зная о новородившемся Царе, не донесли царю своему Ирод в своем вопросе не называет Иисуса Христа Царем. Святитель Иоанн Златоуст замечает при сем, что всякое имя Царя для Ирода ненавистно было. «Они же рекоша ему: в Вифлееме Иудейстем» (Мф. 2; 5). Ответ представляется данным скоро, да тут и нечего было рассуждать, ибо им давно уже известно было, где Христу надлежало родиться. Если бы они исследовали долго сей вопрос, то евангелист не преминул бы заметить сего. Вероятно, что та мысль, - "не знаем откуда Христос приидет", - неглубоко пустила свои корни и была в умах немногих. «Тако бо писано есть пророком» (Лк. 2; 5). Ответ краткий и положительный. Синедрион не ссылается на предания, коих было о сем предмете много, и это потому, вероятно, что предания в то время еще не были в силе. Ирод не был привязан к секте фарисеев, особенно занимавшейся преданиями.

Точно ли пророчество, приведенное синедрионом, относится к Мессии? Евангелист о сем ничего не говорит; но согласен ли он или не согласен с синедрионом? Надобно полагать, что он одобряет мнение его. Следовательно, все равно как бы привел это пророчество и сам евангелист. Притом, самое событие показало, что сие пророчество точно идет к Мессии (см.: Мих. 5; 2-15). О чем предрекает пророчество? У пророка рассматриваемое нами пророчество окружено многими другими пророчествами, менее определенными; он обращается к Иудеям в плену, видит некоторых из них, теряющих надежду на освобождение и решившихся остаться в Вавилоне, и потому спрашивает их: разве у вас нет более царя? так он будет, царство будет восстановлено. После того пророк останавливает свой взор на Вифлееме, из которого произошло племя царское (Давид), видит, что город сей очень мал, хотя и прежде он был невелик, но теперь уже очень умалился, и говорит: и ты, Вифлеем, хотя не можешь выставить даже тысячи воинов, чтобы иметь своего князя или тысяченачальника, но как прежде ты дал вождя (Давида), так и теперь возвратившемуся из плена народу дашь ты Вождя, Коего исход от дней века (Мих. 5; 2). В этой речи пророк говорит много, уверяет, утешает, обличает. У Иудеев составилось мнение, будто сие пророчество относится к Зоровавелю, и мнение сие приняли многие, лишь бы только не относить его к Иисусу Христу. Но святитель Златоуст говорит, что Зоровавель не родился в Вифлееме, а Иисус Христос родился в Вифлееме, тогда как, по-видимому, Ему следовало бы родиться в Назарете. Притом, Зоровавель не царствовал, а только вывел из плена народ, а у пророка слово «упасет» в подлиннике читается: "будет «царствовать»«. Но слова пророка, приведенные синедрионом в Новом Завете, и слова, сказанные пророком в Ветхом Завете, различны между собой, и разница вот в чем: по синедриону (Новому Завету - ред.): «и ты, Вифлееме, земле Иудова»; а по пророку: «И ты, Вифлееме, доме Ефрафов». Далее, по синедриону: «ни чимже менши»; а по пророку: «еда мал еси». По синедриону: «во владыках Пудовых»; у пророка: «в тысящах Иудиных» (см.: Мих. 5; 2. Мф. 2; 6). Предположение можно сделать двоякое: или евангелист сам неточно привел слова пророка, или неточно передал их синедрион. Последнее вероятнее. Отсюда можно извлечь важное правило: помнить, что слова Ветхого Завета иногда в Новом приводятся не буквально. В это время у Иудеев было в обычае приводить места из Ветхого Завета не слово в слово. Притом тут разность небольшая: «земле Иудова», - это выражение употребил синедрион, вероятно, потому, что «доме Ефрафов» вышло уже из употребления. Вопрос обратился в речь положительную, как это часто бывает, и наоборот бывает. Быть в «тысящах» или во «владыках» над тысячью употреблено как "начальник" - вместо "начальствования". Таким образом, вот что говорит синедрион на основании пророчества. Бездушный, мертвый труп сей, над которым, по словам Спасителя, осталось только слететься орлам, решает вопрос надлежащим образом, подводит справки, выводит заключения, как нельзя лучше. Если бы в нем заседали Никодимы, Иосифы, то и они не могли решить лучше. Из сего видно, что иерархия (даже - ред.) в самом худом состоянии очень нужна и полезна. Священники и учители народа могут уподобляться верстам на большой дороге, кои, сами не двигаясь, могут другим указывать правильный путь.

Здесь прилично заметить, что пророчества о Мессии в Ветхом Завете являются между другими речами как бы драгоценные камни. У них, конечно, есть своя связь с теми событиями, но она как бы невидима, и их, кажется, можно оттуда отделять, не нарушая порядка целого. Отчего так? Ближайшим образом, кажется, оттого, что взор пророка первоначально естественно обращался на современные события, а если иногда и расширялся, то обнимал большей частью события политические, которые всегда служили у них поводом к произнесению пророчества о предметах духовных; к сим последним взор пророков устремлялся, и затем обращался опять долу. Святитель Златоуст в сем месте замечает: "Пророк сказывает, что «изыдет вождь», а не говорит: «будет жить в тебе», как и действительно; Иисус Христос только произошел из Вифлеема, а не жил в нем". Почему у пророка речь идет об Израиле, когда Иисус Христос «упасет» всех людей? В Ветхом Завете пророки изображали величие Христа постепенно, особенно приспосабливаясь к понятиям Израильтян. «Упасет», - выражение весьма употребительное на востоке, в речи о царях; оно встречается даже у язычников, например, у Гомера цари именуются пастырями.

Какое действие произвел ответ синедриона на Ирода?.. Он узнаёт о месте рождения нового Царя.

Так подозрительность и хитрость заставляют его призвать к себе волхвов. Для чего же призвать тайно? Синедрион он призывает явно, хочет дать чрез то гласность делу, коего нельзя уже скрыть, а волхвов призывает тайно, - поступок представляется мелким и недостойным царя. И когда призвал тайно, то, конечно, и не велел разглашать своего с ними собеседования. И ему хочется узнать от волхвов одно: «время явлъшияся звезды» (Мф. 2; 7). Конечно, он и о многом другом спрашивал их, например: об их отечестве, занятиях, об отношении к Иудейскому народу, и прочее. Но евангелист упоминает только о том, что ближе к его сердцу; и спрашивал для того, дабы после определить время рождения Мессии и совершить замышляемое им убийство. «Испытовавше от них..». Вопрос Ирода сам по себе прост, но он испытывает от них. Вопрос сей в воображении его дробится. Он спрашивает их: когда они увидели звезду, сами ли они первые увидели ее, или кто сказал им? и т.п. По окончании вопроса Ирод послал их в Вифлеем, но они и сами пошли бы (тут- ред.). Ирод же принимает здесь на себя вид благочестивого ревнителя веры и напутствует их еще своим усердным желанием.

 «Шедше испытайте известно о Отрочати» (Мф. 2; 8). Не называет он Его ни Царем, ни Мессией, а просто: «Отрочати. Возвестите ми», - дает им поручение. Для чего он не посылает «известно» испытать «о Отрачати» синедрион? Не изменяет ли он здесь обыкновенной своей хитрости? Точно, здесь есть отчасти изменение обычному своему притворству. И неудивительно, если у больного деспота личина постепенно упадает с лица. Ирод занимался сим событием как бы мимоходом, нехотя. Когда воображение его представляет живо следствия сего дела и трогает его самолюбие, то он принимает меры против опасности, а после забывает об ней. Впрочем, волхвам и самим нужно было возвратиться в Иерусалим, но Ирод просит их о сем и делает это весьма хитро. Он мог извиниться тут же, что не посылает с волхвами синедрион или отряд воинов. Он мог сказать, что сие событие находится под особенным распоряжением Промысла; к нему и великие мира сего допускаются только по изволению Божию, и поелику волхвы первые удостоены чести видеть и поклоняться Новорожденному, то он им и поручает, исполнив это, возвестить и ему, «да и» он «шед» поклонится «Ему». Тогда, говорит он, и я, несмотря ни на величие свое, ни на старость, пойду и повергнусь к ногам Царя рожденного, а дотоле мне неблагоразумно смущать народ.

 «Поклонюся», - а не говорит: "возьму в чертог свой"; язык изменяет сердцу, он и здесь высказывает чувства своего сердца в отношении к Мессии: не возьму в чертог и не отдам Ему престола; Промысл судил Ему родиться в неизвестном месте, пусть же Он там и живет, нечего окружать Его царским величием обыкновенным: Ему прилично только поклонение! Таков был, в сущности, разговор Ирода с волхвами, разговор лисицы самой цитрой (как и Спаситель после назвал одного из сынов его) с душами простыми.

 «Они же послушаете царя, идоша» (Мф. 2; 9). "Выслушав царя" - в греческом подлиннике: αχουσαντες, - может означать: "выслушать весть" и "принять поручение", ибо волхвам не было причины еще подозревать Ирода в умысле против вифлеемского «Отрочати». Слышали они, конечно, от Иудеев о жестокости Ирода, но судя по тому, как тщательно он отдал на исследование синедриона вопрос волхвов, как беседовал с ними, они не могли составить о нем невыгодного понятия. Ирод действует по видимому набожно, но что в душе его? каких он мыслей насчет известных событий? Не без труда можно гадательно указать, что скрывалось в мрачной душе Иродовой.

Сколько (насколько -ред.) можно историческими соображениями объяснить состояние души Иродовой, вероятно что, во-первых, Ирод вовсе не верил рождению Мессии. Читал он, конечно, хоть из любопытства, книги пророков, но все предсказания о Мессии мог считать выдумкой, произошедшей от разных причин. Свидетель таковой возможности - Иосиф Флавий, любивший справедливость, уверенный в бессмертии души, сражавшийся с Римлянами за свободу отечества. Но и сей самый Флавий, когда зашла речь о рождении Мессии, говорит, что все пророчества о Мессии сбылись над Веспасианом и Титом. А если так, то Ирод, привившийся недавно к древу Иудейства в лице предков своих, живший пронырством придворным, мог просто не поверить рождению Божественного «Отрочати». Он видел, может быть, в этом «Отрочати» Младенца хотя необыкновенного, но все-таки не больше, как простого Человека, а не Мессию, в Котором сосредотачивались надежды народа и политические и религиозные, а эти надежды легко могли произвести фанатизм.

Во-вторых, однако, предполагать Ирода неверующим совершенно в пророчества и обетования о Мессии, кажется, много. Сколько можно видеть из строгого сличения обстоятельств его образа мыслей и чувств, он не казался только Иудеем, а был таким и в самом деле, держался закона Моисеева и пророков и, кажется, ожидал Мессию. Но как же он решился на убийство Мессии? Это значит - покушаться на невозможное, пойти против Бога! Но Ирод способен был на это. Фараон видел в Боге только Бога еврейского, чужеземного, сильнейшего его богов; думал, что и его боги, собравшись с силами, так сказать, отомстят еврейскому Богу. Такое мнение его видно уже из его вопросов: «кто есть» Бог Израиля, «Егоже послушаю» ? (Исх. 5; 2). Но Ирод имел понятие об одном Боге, он не был многобожник. Для объяснения сей кажущейся несообразности может служить следующее вероятное предположение: Ирод верил пророкам, следовательно, ожидал Мессию, хотя ожидание сие для него не было приятно. Несмотря на сие, он мог решиться на убиение Мессии по неверию, мог думать, что родившийся не есть Мессия, а какое-нибудь необыкновенное отроча, которое какая-либо партия, неблагоприятствующая Ироду, хочет обратить в орудие себе против него. Незадолго пред сим, действительно, одна партия распространила слух, что царство от Ирода будет отнято и дано одному из потомков Маккавеевых. Но как не вразумила его виденная волхвами необыкновенная звезда? Надобно знать, что и на волхвов он мог смотреть, как на участников заговора. Волхвы пришли от востока. За Евфратом, на восток от Иерусалима, тогда жили многие Иудеи. А мы видим из истории Иосифа Флавия, что палестинские Иудеи, коим нелегко было заградить уста страхом, вооружались против Ирода и распускали на его счет многие невыгодные слухи и толки, и для удобнейшего исполнения своих неприязненных замыслов могли подговорить волхвов распустить ложную молву о родившемся Царе. Как мог Ирод своим неверием помрачить сияние звезды? Явление и наблюдение ее относились к астрологии, и Ирод, привыкший все астрологические наблюдения считать произведением суеверия, мог предположить это и в рассуждении звезды, виденной волхвами. В противном случае невероятно, чтобы он покусился на явную войну против Бога; невероятно, чтобы он решился убить Мессию, если бы был уверен в Божественности вифлеемского Отрочати.

Подобное неверие можно предположить и в распинателях Иисуса Христа. Прямого неверия у них не было, посему апостол говорит, что они сделали это по неведению; и в другом месте говорит: "если бы знали, то не распяли бы Господа славы". Апостол Петр говорит: «вем, яко по неведению... сотвористе» (Деян. 3; 17), и это говорит не к простому народу, а к священниками. Бывают, конечно, изверги, кои прямо идут против Бога и сим как бы повторяют тайну возмущения люцифера, но к чести людей или, лучше, к чести Самого Творца, сии случаи бывают очень редки, и сия брань с Богом бывает порывом минутным, выражающимся более в словах, а не в самых действиях.

Но подумает кто-либо: диавол пошел прямо против Бога, обладая притом, большой добротой нравственной. Но это - тайна падения ангельского. Писание представляет уже в развитии это дело; но в начале было ли оно бранью? Та же ли бездна открывалась с самого начала между Богом и человеком, какую мы видим после? Надобно здесь предположить постепенность.

Теперь обратимся к волхвам. «Идоша» (Мф. 2; 9), - в какое время? Они видели звезду, следовательно, шли, кажется, ночью; но они могли видеть звезду и днем. Есть довольно древнее предание, будто звезда сия показывалась днем. Но нет нужды делать это предположение, ибо они могли путешествовать и ночью, по обычаю восточных жителей. Когда они входили в Иерусалим и были в нем, то звезды не видно было; но вот, они выходят из него, и звезда опять является. Для чего? Путь им указан, а от Иерусалима до Вифлеема только два часа пути. Чтобы указать дом, в котором находится родившийся Царь? Но они и сами могли найти Его в таком небольшом городке. Но звезда указывает больше, нежели дом. Она говорит, что Отроча, Которое они увидят, Божественно. Если бы они нашли отроча без звезды, то могли бы прийти в некоторое сомнение. Кроме того, после пребывания их в Иерусалиме им нужно было особенное указание свыше. Все, что они видели в Иерусалиме, не могло, конечно, поколебать веру их, но не могло и утвердить оной. В Иерусалиме никто не знал о рождении Царя своего. Теперь они идут в бедное (можно сказать) село; чувства, конечно, могли родиться нерадостные и мысли смутные.