«И был вечер, и было утро», он называет это «дненощие». И к тому же не назвал он «день и ночь», но то, что старше и важнее, назвал тем же именем. И во всем Писании ты найдешь такой обычай существующий: когда мы измеряем время, то считаем его днями, а не ночами с днями. Говорит и Давид: «Дни лет моих», а кроме того Иаков: «Дни жизни моей малы и несчастны» и еще: «Все дни жизни моей». И то, что здесь передано в форме рассказов, впоследствии стало основанием закона.

    «И был вечер, и было утро: день один». Почему же не сказал он «день первый», но «день один»? Хотя более подходящим было бы сказать ему, желавшему обозначить второй, третий и четвертый день, назвать так и тот день, который старше всех этих дней, то есть первый день. Но он не говорил так, а сказал «один день был». Он хочет сообщить меру дня и ночи, поэтому так говорит, соединяя время дня и ночи, так как 24 часа дня составляют один день. Так и когда происходят солнечные солнцевороты, то иногда ночь, иногда день бывает дольше, но однако их общая продолжительность составляет 24 часа. Так что можно было бы сказать, что 24 часа есть мера продолжительности дня. Таким днем и год измеряется. От небесного знака определенного дня начинается деньи, обойдя вокруг, в то же место к тому же знаку приходит. И сколько раз в этом мире бывают вечер и утро от того, что солнце заходит и восходит, столько раз солнце совершает свой обход за время, не большее, чем продолжительность одного дня.

    Есть и другая, трудная для понимания мысль, переданная еще более определенно, а именно, что Бог создал для времени одно естество, положив ему мерой и указанием дневную продолжительность, то есть длительность дня, и измеряя его всегда неделей — числом, состоящим из семи дней, — и неделе Он повелевает возвращаться на самое себя и исчислять течение времени, то есть лет. А неделю, то есть семь дней недели, заполняет один день, который, семь раз возвращаясь на одно и то же место, создает образ круга, начинающегося от самого себя и кончающегося в себе. Таково и свойство вечности — возвращаться к самой себе и не иметь никакого конца, но двигаться в круге. Поэтому и Моисей назвал начало времени не «первый день», но «день один», чтобы он этим названием получил родство с вечностью. И когда Писание сообщает нам о многих веках, много раз говоря «век вечный» и «веки вечные», то тут ни первый, ни второй, ни третий век не перечисляет оно, но скорее показывает нам от этого состояние и различие дел, нежели смену веков. Ибо сказано: «День Господень великий и явный» и еще: «Зачем вам искать день Господень? Он тьма, а не свет». Тьма же очевидна для тех, кто достоин тьмы. Поэтому мы все слышим, что день тот без вечера, то есть без тьмы и без изменения и без конца, такой день, который Давид называет восьмым, поскольку он находится вне остальных семи дней недели. И если его назовешь днем или веком, то выразишь одну и ту же мысль. Назвать ли состояние это днем — но он один, а не много их; назвать ли его веком — но он один, а не многократно повторяемый. Желая перевести мысль нашу на будущую жизнь, Священное Писание называет единым образ вечный, начало дневное, которое одновременно свету, святое воскресенье, т. е. день Господень, который, благодаря воскресению Господа, стал достоин уважения. «Был же вечер, и было утро: день один».

Богу единому слава, треблаженному, подразумеваю Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне, присно и во веки веков. Аминь!

Слово второго дня

   Рассказав о чудесном и удивительном деле творения в первый день в соответствии со своими силами, как слышали об этом от святых отцов, мы преисполнились радостью, взывая к Богу вместе с Давидом: «Как сладки гортани моей слова Твои! Лучше меда устам моим». Ныне приступаем к рассказу о том, что создано во второй день. Но ты, Господи Иисусе Христе, великая премудрость и сила Отца Бога, который все созданное это мыслью вывел из небытия в бытие, как и сам говоришь в Притчах Соломоновых, умудряя наш ум и изменяя разум,  не отнимай слов истины от уст наших, но дай мыслям нашим посредством высшего света Святого Духа просветление, рассудок и разум, соответствующие каждому слову святого Писания, чтобы мы никоим образом не отклонились от его истинного понимания.

    Как солнце освещает нашу душу и возбуждает данный нам дар, чтобы просветить наши мысли и очистить от грехов, так же действует Твои дар и слово. Как точило острит железо, так и Твое слово и дар обостряют душу. Оселок приносит железу не единственную пользу, но сначала очищает его от ржавчины, затем, если оно имеет большую толщину, истончает его, а затупленное железо обостряет, ставшее темным делает блестящим. Так же и Твое слово и дар очищают душу от греховной ржавчины и грубую душу утончают, а темную делают светлой.

    Дай, Владыка, твою несравненную благодать, чтобы она в мгновение ока осветила наш ум, чтобы мы понемногу стали понимать чудесные дела Божии, на которые мы взираем, как в зеркало. Невозможно ведь посредством человеческой мысли до конца понять премудрость и силу божественных мыслей, с помощью которых, для которых и в которых все стало. И поэтому приняли добрый порядок для проживания и сохранения. Как познаваемое заключает в себе возможность познания, так еще в большей мере непознаваемое не подлежит познанию. Потому и великий апостол Павел говорил: «Приходящему надлежит веровать, что Бог есть, и ищущим Его Он воздает награду». Надо жить в вере, а не задавать вопросов.

    О чем же спрашивать? Не ясно ли, что все, что бывает от Него и все, что управляет нашими мыслями, непостижимо всем людям. Делая это известным всем и поучая. Господь прежде сказал через пророка Исаию: «Не суть Мои мысли — как ваши мысли, ни пути Мои — как пути ваши, говорит Господь Вседержитель. Но как выше небо земли, так и дальше путь Мой от путей ваших, и помыслы ваши от мыслей Моих».

    Какой человек может объяснить причину, по которой Бог вывел из небытия небо и землю и задумал создать второе небо, которое мы видим. Называет один одну причину, а другой — другую. А в действительности ни один из них не получит ответ, даже если и б­дет преисполнен человеческой мудрости. Ибо невозможно вопрошать о причинах божественных мыслей, желая узнать истину. Человек не может сделать этого, но ему подобает все возложить на Творца, который все создал с великой премудростью на потребу и пользу людям, и принимать все, что говорит божественное Писание, принимать не пререкаясь, но веря в то, что оно говорит, а о том, о чем оно не говорит, молчать, как о том, что нам не дано знать.

    Так, нам подобает веровать и в существование тверди, которую во второй день создал Творец и назвал небом, и еще более в создание невидимых и разумных сущностей. А о том, что должно быть посреди вод и разделять воду от воды, Моисей говорил только по повелению Божией мысли, вообще не упомянув о времени создания и о самом том создании. Не было надобности и потребности о том тогда беседовать с новообращенными иудеями, слабыми верой. Это было бы бесполезно и безуспешно, но следовало известить слушающих только о видимой и чувственно воспринимаемой твари, чтобы они ничего из того не считали богом, но восприняли, что все сущее создано Богом, а не появилось само по себе. И о тверди он не говорил подробно, ни откуда она, ни из какого материала создана, ни об ангельской природе не сказал, какова она. Но только сказал после рассказа о сотворении человека и его преступлении, что Бог назвал херувима вертящимся огненным копием, стоящим на страже рая. Сообщил о них в рассказе об Аврааме, а также и о Лоте, называя их ангелами. Кроме того, упомянул о них и в рассказе о Иакове, когда тот видел лестницу и в других местах. И этим явно показано нам, что они были выведены из небытия премудрым Творцом и являются собранием  нематериальных и мысленных созданий. Но он в точности не поведал нам, как это было, или каковы они по своей природе. Так как великие церковные учители, верховные и славные, сообщили о них больше сведений и достойно проповедовали об их предшествующем бытии и об их сущности, то мы предпочитаем идти вслед за ними и верить в то, что сказали мудрые предводители.

    Василий. Бог, желая дать закон Моисею, прежде показал себя как Творец, а затем — как Основатель закона и суда. Как иудеи могли бы верить, что Бог создал небо и землю и все, что на ней, если бы сначала не показал чудес, которые являли бы Его как Творца мира сего. Ибо мы, люди, поучаем, чтобы сделать известным, Бог же извещает, чтобы поучать. Поскольку Моисей хотел сообщить, что Бог сотворил небо и землю и все, что на ней, постольку он Бог предварил его, совершив чудеса в Египте, и показал, что Он является Творцом всего созданного. Если бы Моисей не простер руки свои к небу и не вызвал град и огонь, то тогда люди не узнали бы в нем угодника Божьего. Если сия плотская и смертная десница, движимая Божьим словом, создала возмущение на небе и разрушила созданное, то насколько сильнее десница Повелителя Бога, которая утвердила небо и основала землю. Никто же не может сдвинуть творение, которое он не создал. Требовалось сделать явным, что Бог сотворил небо и землю. Он Моисей простер руки на землю, чтобы появились лютые мошки. Требовалось сделать явным, что Бог сотворил огонь. Моисей взял пепел и просыпал его, и наполнил им тела египетские, и пошли по ним прыщи, полные гноя. Требовалось показать, что Бог сотворил воду, потому и претворил воду в кровь. Требовалось показать, что Он и морю творец, поэтому и море стало как камень и по нему прошли люди. Итак, сначала Он показал делами, что Бог — Владыка всего, потом сказал словами, что он Творец.

     Так и Спаситель в Евангелии не учил, прежде чем создал первое предзнаменование: претворил воду в вино. Не дано было знать о Нем как учившем  перед этим предзнаменованием. Нужно было, чтобы дело предшествовало, а уже слово шло вослед. Поэтому и Лука Евангелист говорит: «Первое слово создал я обо всем, что начал Иисус делать и проповедовать». Как мог сказать Спаситель, что Он Творец мира сего? Если бы Он не осветил очи слепому, то не верили бы Ему, говорящему: «Аз есмь свет миру сему». Если бы Он не восставил Лазаря, то не имели бы Ему веры, говорящему; «Аз есмь жизнь и воскресение», Если бы Он не создал праха, плюнув на землю, то не поверили бы, что Он тот, который, взяв перст, создал Адама. Если бы не ходил по морю, то не явил бы Себя Владыкой моря; если бы не запретил ветрам, то не показал бы Себя Хозяином ветров.

    Поэтому был явлен как человек, а посредством чудес стал известен и прославлен как Бог. И ученики Его, дивясь, говорили: «Каков сей, что и море и ветры послушают его?»  Показал прежде, что стихии, то есть вещества, послушны Ему, и потом указал делами, что Сам сотворил, т. е. показал прежде повинующиеся стихии. Если бы сначала не явилось создание повинующееся, то не верили бы Иоанну Евангелисту, сказавшему: «Все чрез Него было».