29. Воззрев же очима своима Иосиф, виде Вениамина брата своего единоматерня, и рече: сей ли есть брат ваш юнейший, егоже рекосте ко мне привести? И рече: Бог да помилует тя чадо.

После распроса об отце взор Иосифа остановился на Вениамине, привезенном в Египет по его требованию. Сей ли есть брат ваш юнейший? — спросил Иосиф, и не дожидаясь ответа вследствие начавшегося в нем душевно­го волнения, понятного при взгляде на единоматернего брата, — поспешил прибавить: Бог да помилует тя чадо. Чадом назвал брата своего в знак отеческой нежности к нему и по молодости его. Вениамин, хотя имел уже в это время десятерых сыновей (Быт 36, 31), и было ему больше 30 лет (слич. Быт 30, 25; 31, 41), но он значительно был моложе Иосифа (Быт 35, 18) и был малолетним в год удаления Иосифа в Египет.

30.  31. Возмутися же Иосиф: подвижеся бо утроба его о брате своем, и искаше плакати. Вшед же в ложницу, плакася тамо. И умыв лице, исшед удержася.

Душевное волнение Иосифа, возбужденное видом род­ного брата, с которым так давно расстался, достигло выс­шей степени. Иосиф почувствовал, что не в силах сохра­нить то самообладание, какое до сих пор показывал, что слезы готовы оросить лицо его, дотоле спокойное. Чтобы скрыть свое смущение, он поспешил выйти в отдельный покой, как бы под предлогом нужного дела, которое вспом­нил, — и там наедине без свидетелей дал волю слезам. Потом, успокоившись, смыл с лица следы слез и снова предстал братьям своим, с прежним самообладанием и сдержанностью.

Далее в книге Бытия следует описание обеда, каким Иосиф угостил братьев своих. После обеда Иосиф приказал насыпать братьям своим хлеба в мешки, с хлебом тайно вложить деньги, на которые куплен хлеб, а в мешок Вени­амина сверх того положить серебряную чашу, и отпустил их. По отъезде братьев, домоправитель Иосифа, по повеле­нию его, догоняет их, обвиняет их в краже чаши, обыски­вает, находит ее у Вениамина и возвращает всех к Иосифу. Братья, пришедшие к Иосифу, упали к ногам его, и один из них, Иуда, держал пред ним такую речь: «Хотя мы неви­новны в краже чаши, но Бог наказывает нас за прежнюю неправду; вот теперь мы рабы господину нашему, и мы и тот, в чьих руках нашлась чаша». Но Иосиф сказал: «Тот, у кого нашлась чаша, будет мне раб, а вы подите с миром к отцу вашему». Тогда Иуда подошел к Иосифу и сказал: «Мы прежде (т. е. в первое свидание) говорили тебе, что отец наш стар и этого сына любит более всех; если он увидит, что нет отрока, то умрет с печали. Притом я обя­зался отвечать за отрока отцу моему». — Описание того, что последовало за речью Иуды, составляет продолжение рассматриваемой паремии.

Гл, 45. ст. 1. И не можаше Иосиф удержатися всем предстоящим ему, но рече: отослите всех от мене. И не предстояще ни един Иосифу, егда познавашеся братии своей.

Иосиф долго не открывался братьям и даже сурово с ними обращался с целью получить правдивое сведение об отце, испытать их душевное настроение, узнать, раская­лись ли они в своей несправедливости к нему — Иосифу, и если не раскаялись или не вполне раскаялись, возбудить в них и укрепить раскаяние. Цель сия была достигнута. И при первом свидании с Иосифом они, разговаривая между собой, в суровом обращении с ними господина земли Еги­петской признали наказание Божие за жестокий поступок с братом. Они держали тогда откровенный разговор на еврейском языке в присутствии Иосифа, не зная, что он, как сам природный еврей, хорошо понимает их (Быт 42, 21 — 23). По вторичном прибытии братьев в Египет, Иосиф еще более убедился в их раскаянии и в правдивости их показаний об отце. Потому, выслушав последнюю речь Иуды, исполненную смиренного самоосуждения и жалости к отцу, Иосиф почувствовал, что не в силах долее продол­жать свое притворство в отношении к братьям. Любовь к ним, кипевшая в его сердце, порывалась излиться в слезах и с непреодолимой силой влекла его к откровенному объ­яснению с ними. Слезы подступали к его глазам, язык его готов был сказать им: я брат ваш; но его стесняло присут­ствие сторонних свидетелей. Он приказал удалить стояв­ших при нем египтян, чтобы остаться наедине с братьями и пред ними одними излить свою душу. Удаление египтян нужно было и для того, чтобы не унизить в их глазах своих братьев открытием их преступления.

2. 3. И испусти глас с плачем. Слышаша же вси Египтяне, и слышано бысть в дому Фараонове. Рече же Иосиф братии своей: аз есмь Иосиф: еще ли отец мой жив есть? И не могоша братия отвещати ему, смутишася бо.

Громкий плач Иосифа, оставшегося с одними братья­ми, плач радости, смешанной с сожалением о братьях, некогда обидевших его, слышаша вси Египтяне, т. е. все те египтяне, которые пред тем удалены были от лица Иосифа, — а чрез их знал о том фараон и члены его семейства и придворные. — Еще ли отец мой жив есть? Что отец был жив и здоров, о том уже поведали Иосифу братья; но сердце сына, полное любви к отцу, побудило его еще раз удостовериться в том. — И не могоша братия отвещати ему, смутишася бо. Неожиданность заявления, сделанного Иосифом, еврейский язык, на котором оно было сделано, тогда как до сих пор он говорил с братьями через толмача, стыд пред тем, с кем они некогда поступили жестоко, и может быть опасение наказания за эту жестокость, — все это так сильно смутило братьев, что они ничего не могли проговорить в ответ на слова Иосифа.