И вот Господь прощает грешника, потому что, во–первых, тот смиренно доверился друзьям, позволив им принести себя ко Христу. Но вместе с этим больной видит и меру любви к нему своих близких. Возможно ли не откликнуться сердцем на такую любовь? Как можно при этом вновь не обрести надежду? Мне кажется, что сама безоглядная любовь этих людей уже совершила чудо и исцелила страждущего, сделав его способным услышать Божий голос, позволив хоть как‑то добраться до Бога.

Однако при этом некоторые начинают возмущаться, причем, как сказано в Евангелии в сердцах своих, а не вслух, потому что Господь тогда уже снискал к Себе уважение. Ведь далеко не каждый же тогда понимал, что Мессия, Помазанник Божий, и есть Сам Бог. И тогда Иисус впервые показывает Себя людям, рассказывает о Себе, как о настоящем, истинном Боге:

чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи… тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой (Мк. 2: 10–11).

Спаситель исцеляет расслабленного на глазах людей, демонстрируя им тем самым Свою Божественную власть, Свое Божественное предназначение. Сын Человеческий поступает в этом случае как Сын Божий. Бог и человек в одном лице, в едином существе. Истинный Бог и истинный человек Иисус Христос.

* * *

Теперь обратимся к другому эпизоду. Проходит Иисус мимо мытаря по имени Левий Алфеев — одного из тех, кто, возможно, приходил к Иоанну креститься в реке Иордан. Он был одним из тех, кого иудейский народ презирал за сбор налогов со своих единоверцев для римского цезаря. При этом мытари обогащались и сами, бессовестно обирая вдов и сирот, получая взятки и конечно же умножая ненависть окружающих.

И вот мимо такого человека проходит Иисус Христос и повторяет те же слова, которые прежде говорил своим ученикам — Симону и Андрею, Якову и Иоанну: «Следуй за Мной». Почему Он говорит эти слова вору, всю свою жизнь выстроившему на горе и слезах ближних, на непрерывном обмане и предательстве? Как может Бог обращаться к столь презренному человеку? Зачем он Ему нужен? Но оказывается, Богу нужен каждый человек, причем Он выбирает нас не по степени нашей образованности, не по благородству нашего происхождения, не по высоте нашего положения в обществе, не по каким‑то иным критериям, которыми мы подчас руководствуемся при выборе друг друга в этом мире. Так мы выбираем себе друзей, своих последователей, определяем сегмент общества, в котором чувствуем себя «своими людьми», подчеркивая, что этот человек — «из нашего круга», а вот этого мы к себе и близко не подпустим. Оказывается, для Бога не существует никакой разницы между царем и рабом, между праведником и грешником, потому что каждый из нас Ему безмерно дорог.

Он говорит этому презираемому всеми человеку: «Иди за мной», и вдруг мытарь бросает все так же, как до него бросили Андрей, Иоанн, Иаков и Симон, и тоже идет за Христом, а Христос приходит к нему в дом, куда никакой порядочный человек никогда бы не зашел, потому что это — дом грешника, в котором собираются люди, искаженные грехом сребролюбия. Господь сидит рядом с этими грешниками, ест и пьет вместе с ними. О Нем начинают злословить: «Смотрите, насколько странен этот Мессия, любящий есть и пить вино, друг мытарям и грешникам!» Но Христа такие слова нисколько не смущали.

Уважаемые в обществе книжники и фарисеи удивляются, возмущаются, недоумевают.

Как же так? Тот, Которого они так ждали в качестве исполнителя собственных чаяний, должен был прийти именно для них, потому что они — самые лучшие, самые религиозные, самые чистые! Почему же Он прошел мимо них, предпочтя этого мытаря, Левия Алфеева? И Христос отвечает им просто и недвусмысленно:

не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мк. 2: 17).

Сейчас слово «фарисей» сделалось нарицательным. Так презрительно называют человека, склонного к ханжеству, лицемерию, высокомерию по отношению к другим, к ложной добродетели и кичливости своими достижениями. А прежде фарисеями называли людей, кстати сказать, весьма добродетельных. Фарисеи составляли в то время, может быть, лучшую часть иудейского общества, оставаясь самыми ревностными, самыми пламенными хранителями Закона и веры. Они действительно горячо и усердно молились и действительно творили добрые дела, трудясь над собой так, как, может быть, никто, кроме них, не трудился.

Книжники были вместе с ними. Они лучше всех знали Священное Писание. Знает ли кто‑нибудь из нас Священное Писание так, как они? Пожалуй, никто. Может ли кто‑то сегодня так разбираться в словах Божиих, так проникновенно чувствовать и любить их? Наверное, тоже никто. Однако свое духовное богатство они сделали предметом самолюбования. То, что Господь дал для спасения всех людей, «избранные» присвоили себе и с высоты своих добродетелей горделиво взирали на мир, как на нечто презренное, недостойное. Внешне они оставались праведниками, но истинными праведниками, конечно же, не были. Праведность для них представлялась возможностью судить этот мир, оправдывая самих себя. Они не видели в своих душах каких‑то очень важных вещей, которые разглядел Господь, и, прежде всего, не признавались в собственной гордыне.

Так что праведниками они были не настоящими, зато уж мытари‑то были настоящими грешниками. Но Господь приходит именно к настоящим людям, потому что спасти настоящего грешника можно, сделав из него настоящего праведника, а вот переделать фальшивого праведника уже не получится: для этого ему придется хотя бы научиться ощущать себя грешным.