Откр. 19. В предыдущих главах говорилось в основном о крахе цивилизации, о падении «Вавилона», о тех катастрофах, которые пожинает человечество, посеявшее злые семена. Но ведь суть Апокалипсиса совершенно не в этом. Его центральное содержание сводится к картине грядущего человечества, преображенного мира, того, что составляет предмет нашего упования и веры, а вовсе не к перечню каких–то устрашений. Пророчества о гибели цивилизации были не только у христиан, они были и у древних египтян, у вавилонян и т. д., потому что мысль человека всегда без особого труда приходит к идее возмездия и разрушения. Но откровение царства Божьего — этого не было почти ни у кого, кроме персов.

Девятнадцатая глава посвящена переходу от катастроф к царству Божию, кульминацией описания которого будут следующие главы. После картины гибели Вавилона мы видим разверстые небеса, и на земле и на небе ликующую Церковь. Сначала — голоса многочисленного народа в небе. Это Церковь торжествующая и ангельские силы, поющие «аллилуйя», что значит «хвалите Бога», — древнейший библейский припев ко всем молитвам. В Новом Завете он повторяется трижды, это отражение первичной ранней христианской литургии, где аллилуйя трижды повторялась в торжественные моменты.

«Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю»… — империю, власть антихриста, — «и дым ее восходил во веки веков…» — эти слова напоминают нам о дыме, который поднимался над Содомом и Гоморрой. Потом было много создано поэтических образов, связанных с этим дымом, было много апокрифов, и в поздних кумранских апокрифах говорится о дыме, который по описанию даже напоминает ядерный взрыв. Здесь этот образ снова попадается на страницах Писания, потому что Содом — это прототип всех враждебных Богу и павших, уничтоженных цивилизаций, это первое, что увидели патриархи, первый знак возмездия, когда у них на глазах пять городов погрузились в море — в огне и вихре. И с тех пор об этом говорили всегда, когда речь шла о гибели грешников. «Двадцать четыре старца и четыре животных» — мы уже говорили о различных толкованиях этого образа, во всяком случае ясно, что речь идет о полноте Церкви: двенадцать и двенадцать, либо — по двенадцать Ветхого и Нового Завета, либо — просто двенадцать, как символ избранников.

Дальше приведены слова молитвы, которые идут уже как бы снизу, а не с неба: «… слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих…». Это уже человечество, которое также поет «аллилуйя!, ибо воцарился Господь Бог Вседержитель». Почему Господь «воцарился»? Мы часто повторяем прокимен, который поется за каждой воскресной всенощной: «Господь воцарился, в лепоту облечеся». Разве Господь не Царь? Бесспорно, Он Царь, но Царь, снявший корону и сложивший с себя порфиру, Царь, Который не царит полностью в этом мире, а воцарится тогда, когда мир вновь вернется к Богу, когда зло будет изгнано. Воцарение Божие есть исповедание некой надежды. Как полагают, в древности, в Ветхом Завете был такой новогодний обряд, когда пели псалом «Воцарися Господь во век, Бог твой, Сионе, в род и род», то есть Бог воцарится в будущем. Он — Владыка невидимый, скажем, потенциальный, Который пока скрыто путешествует по Своей земле. С победой над злом, в которой будут участвовать и люди, человеческие силы, Бог воцаряется; пока же князь мира сего — сатана, он господствует, Христос это так и называет. Поэтому, когда мы говорим «как же Бог допускает»… и т. д., мы не должны забывать, что Господь еще не воцарился, что мы еще участвуем в мировой, космической битве между грехом и добром, между Христом и антихристом, между тьмой и светом. «Господь воцарился» — значит наступил последний зон. Мы видели страшную картину гибели блудницы, «Вавилона», тогда — Римской империи. И вот идет ее антипод. Церковь, антипод лжеобщества, построенного на лжи и насилии, невеста Агнца, невеста Христа.Та — Вавилонская блудница — была одета в роскошные пурпурные одежды, в ее руке золотая чаша, исполненная мерзости, и сама она была мерзостью одета, как и драгоценной одеждой. Как помпезно одевается всякая богатая цивилизация! Между тем Церковь одета в чистый виссон. Виссон — это драгоценная ткань, но очень простая, белая, чистая, никакой аляповатой пышности в ней нет, и в этом как бы антитеза.

Стих 19, 9 содержит намек, воспоминание о словах Христа о тех, кто будут позваны на брачную вечерю Сына Царства.

Брачная вечеря, трапеза, торжество, праздник — еще в Ветхом Завете символ брачного, мессианского пира, когда и Спаситель находится среди людей, и все они вместе, за единым столом. И вот осуществление этого идеала. Интересно, что человечество символизирует идеал в виде семьи, сидящей за столом, духовной семьи, во главе которой — Сам Спаситель. Фантазия апокалиптиков придавала этой трапезе какой–то необычайный смысл, говорили, что Левиафан, как и Бегемот, будет вытащен из бездны и употреблен в'пищу. На самом деле в этом немного странном и грубом мифологическом пророчестве есть глубокий смысл, потому что Левиафан и Бегемот, как я уже говорил, — образы природы и материи. Теперь материя уже вся подчинена человеку и будет ему служить, как бы становится пищей на трапезе.

Далее следует маленький диалог между апостолом и Ангелом, как бы вставной; Ангел говорит — напиши, что «блаженны званные на брачную вечерю», и Иоанн падает перед ним на колени, а Ангел говорит: «Не делай сего». Дело в том, что в мистических течениях и настроениях того времени начал развиваться настоящий культ ангелов; их стали называть по именам, составляли колоссальные списки и апокрифические книги, как христианские, так и иудейские, были полны самыми подробными описаниями жизни ангелов, из которых впоследствии черпали «сведения» литература, мистика и оккультизм. (Все, что было описано у Мильтона в «Потерянном рае» и «Возвращенном рае», все, что описывал Байрон и другие, заимствовано из этих апокрифических книг.) Поэтому здесь и подчеркивается, что ангелы отнюдь не являются существами, достойными обоготворения:

«Я сослужитель тебе и братьям твоим», то есть Ангел сослужит людям, «имеющим свидетельство Иисусово, которое и есть дух пророчества» (Откр. 19, 10).

Дух пророчества, который угас за несколько веков до Рождества Христова и возродился вместе с Христом, снова невидимо присутствует в Церкви, и это есть свидетельство Иисусово.

Впервые после новозаветного уничтожения Христа Он представлен здесь в образе Бога–Воителя, Воина на коне. Но пусть нас не соблазняет и не обманывает эта форма, хотя мы и видим всадника, забрызганного кровью, как в древних описаниях битв. Меч Его — меч, выходящий из уст, и подчеркивается, что этот меч — слово Божие. Вспомните слова апостола Павла: слово Божие — обоюдоострый меч, это духовное оружие, и все символы здесь духовные, Христос характеризуется как антипод дракона: у него тоже диадемы, короны на голове, но имя его (в отличие от дракона — там были написаны имена богохульные) — прежде всего имя тайное, которое уходит в непостижимость божественного. Человек не только явлен, но и укоренен в непостижимом. А другое Его имя, открытое людям, — это Слово Божие; здесь впервые Иоанн прямо говорит «Слово Божие», так же, как сказано в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово»…

Древние мистики полагали, что все божественные свойства обладают как бы самостоятельным бытием, например. Слава Божия — это сила, которая действует в мире, которая являет Бога в мире. И Слово Божие — это тоже действующая сила, и кроме того, слово Божие — это Бог творящий, Бог–Логос — вторая ипостась св. Троицы.

«Воинства небесные следовали за Ним на конях белых». Воинства небесные означают звезды, космос. Это картина космической битвы в сперхисторическом измерении, а не битвы на земле. Она началась в тот момент, когда Христос родился, и Сам Он говорил: «Я видел сатану, ниспавшего с неба, как молния». История Христа есть история битвы с диаволом, как об этом прекрасно писал Честертон /Имеется в виду эссе Г.Честертона «Битва с драконом» (опубликовано по русски в журнале «Человек», 1991 год)./. Эта битва все продолжается, и здесь она достигает кульминационной точки. Мир не слышит добрых слов, мир плохо прислушивается к добру, он исключительно бессилен, однако в нем есть еще какие–то искры Божий, которые поддерживают его на поверхности. Нужен новый удар, новое действие Слова Божия, которое бы подняло мир со дна и обратило бы его на борьбу со злом. Этим действием и будет явление Христа, новое возрождение Церкви.

О. Сергий Булгаков /Речь идет о работе О.С.Булгакова «Апокалипсис Иоанна»/ считал, что это будет духовное преображение мира, преображение Церкви, как бы приход Божий в самой Церкви, где, наконец, будут явлены силы, подобные тем, какие мы уже лицезрели в

Благой Вести, только в глобальном, всечеловеческом масштабе, и именно это приведет к началу Царства Божия. У Него есть еще одно имя: Царь Царей и Господь господствующих, что проводит ту же мысль: наконец Он царствует. «Из уст Его исходит острый меч» — это мечь духовный. «Пасет жезлом железным» — значит управляет миром, это мессианский образ.