Странный, как будто невозможный, вопрос. Чтобы не знать или забыть, что говорят о Нем люди, не должен ли Он был забыть всю свою жизнь – кто Он, где Он, откуда и куда идет; забыть, как уже в начале служения, —

весь народ говорил о Нем: не это ли Христос (Мессия)? (Мт. 12, 23);

и, в конце, на горе Хлебов, —

люди, видевшие чудо… сказали: это истинно тот Пророк, которому должно прийти в мир (Мессия). (Ио. 6, 14.);

и как хотели Его сделать царем Израиля, новым Иудой Галилеянином или Иродом Великим; и как ушел Он от народа, отверг его, проклял? Все это не должен ли Он был забыть, – как бы вдруг сойти с ума, погрузиться в беспамятство? А если не так, то за явным смыслом вопроса есть тайный. Чувствуют это и ученики, когда отвечают:

(одни) говорят, что Ты – Иоанн Креститель (воскресший из мертвых); другие, что Илия, а иные, что один из пророков. (Мк. 8, 28.)

Тайный смысл вопроса чувствуют и ждут, не заговорит ли Он, наконец, о себе уже прямо, не в третьем лице, как всегда: «Сын человеческий», а в первом: «Я»; не скажет ли им Сам, кто Он такой?

Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты – Христос (Мессия), скажи нам прямо. (Ио. 10, 24.)

С трепетом ждут, не прозвучит ли, наконец, всегда заглушаемый, но незаглушимый между ними вопрос:

а вы что обо Мне говорите, – кто Я такой? (Мк. 8, 29) —

Дождались – прозвучал.

Очень знаменательно, что вопрос повторяется у всех трех синоптиков, слово в слово: врезался, должно быть, в память учеников неизгладимо; услышали его из уст Господних точно так, как мы его читаем в Евангелии. Внутренний же смысл его опять объясняет Иоанн. Место у него не указано, но, судя по времени, – после Умножения хлебов, и отступления от Иисуса Израиля, – дело происходит, и по IV Евангелию, там же, где по синоптикам, – в Кесарии Филипповой.

Тогда Иисус сказал Двенадцати: не хотите ли и вы отойти от Меня? (Ио. 6, 67.)

В двух грамматических частицах – в союзе δέ, у синоптиков: «а вы что обо Мне думаете?» и в союзе καί, у Иоанна: «и вы отойти от Меня не хотите ли?» – в этих двух частицах скрыто жало одного вопроса. Вовсе не о том спрашивает Господь, верят ли ученики уже (после Его отвержения Израилем, это было бы нелепо), а о том, верят ли они еще, что Он – Христос. Этот-то именно смысл Кесарии Филипповой, темный у синоптиков, ясен только в IV Евангелии.

XII

Можно бы сказать о Кесарийском свидетельстве Марка-Петра то же, что мы сказали о свидетельстве Иоанна: в миг между вопросом и ответом судьбы мира колеблются, как на острие ножа; мир может спастись или погибнуть.

Ты – Христос, —

ответил Петр – спасся мир. Принял на себя в этот миг и поднял Петр всю тяжесть мира. «Кто Я?» – на этот вопрос Иисуса ответило устами Петра все человечество: «Христос». Петр, в этот миг, больше Иоанна Крестителя, величайшего из рожденных женами, потому что Иоанн все еще сомневается:

Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого? (Мт. 11, 3.), —

а Петр уже верит. В миг исповедания высшая точка всего человечества – он.