Около всякой трагедии, личной и общей, происходит то, что можно бы назвать «духовным вихрем» или «водоворотом». Души вовлекаются в него, как частицы воды в водоворот, или частицы воздуха – в вихрь. Кажется, и около этой величайшей из вех человеческих трагедий – Страстей Господних – образовался «духовный вихрь» такой силы, какой не было и не будет уже никогда во всемирной истории. Кажется, все приближающиеся к этой трагедии, от Петра до Иуды, от Пилата до Ганана, более или менее смутно чувствуют, что в ней решаются вечные судьбы не только каждого из них в отдельности, но и всего Израиля, а может быть, и всего человечества. Сколько бы люди ни уходили от этого великого дела к малым делам и делишкам своим, «кто на поле свое, а кто на торговлю свою», – с каждым из них могло случиться то же, что с Симоном Киринеянином, который, идучи с поля, попал нечаянно под крест (Мк. 15, 21); каждый более или менее смутно чувствовал агонию общую по неимоверно растущему в нем самом нагнетению ужаса, как бы раздавливающему все, психическому давлению атмосфер.

Очень вероятно, что Иисус провел в Иерусалиме более семи дней (немногим, впрочем, более): семь дней Страстей Господних – символически-образное, священное, как во всех мистериях, число.[752] Но также вероятно, что в неудержимо стремительном у синоптиков беге событий к одной последней точке, в их неимоверной сжатости, сгущенности (по закону трагического действия – «единству времени»), уцелело исторически подлинное воспоминание о том, что люди действительно переживали в эти, по счету Марка и Матфея, пять дней, от Серого Понедельника до Черной Пятницы: это – как бы сжатость, сгущенность воздуха в вихре, а вихрь – Агония. Кажется, лучше всего это понял Иоанн.

Многие в народе говорили: «Он точно пророк».

Другие же говорили: «Это Христос (Мессия)». А иные: «Разве из Галилеи придет Христос?»

…Итак, произошла о Нем распря в народе. (Ио. 7, 40–42.)

«Распря», может быть, не только в народе – во всех, но и в каждом.

Бесом Он одержим и безумствует; что слушаете Его? (Ио. 10, 20)

Кто это говорит сегодня, может быть, скажет завтра: «Это Христос», – и почти поверит этому, – почти, но не совсем; верит сегодня, а завтра опять усомнится:

не знаем, откуда Он. (Ио. 9, 29.)

Если этого не знают одни, то другие слишком хорошо знают:

не Иисус ли это, Иосифов Сын, которого отца и мать мы знаем?

Как Он говорит: «Я сошел с небес»? (Ио. 6, 42.)