20. «Спавшие при Олоферне и все служители его», т. е. составлявшие его охрану, державшую при нем стражу.

21. Олоферн отдыхал на своей постели за занавесом, украшенным пурпуром, золотом, изумрудом и драгоценными камнями. 22. Когда ему доложили о ней, он вышел в переднее отделение шатра, и перед ним несли серебряные лампады.

22. «Пред ним (Олоферном) несли серебряные лампады». Это было нужно не только по требованиям, может быть, этикета, а и в силу действительной необходимости в свете — для лучшего осмотра захваченной иудеянки, так как дело происходило ночью (XI:3, 5, и ранее VIII:33).

23. Когда Иудифь представилась ему и служителям его, все удивились красоте лица ее. Она, пав на лице, поклонилась ему, и служители его подняли ее.

23. «Она, пав на лице, поклонилась ему». Иудеи вообще избегали подобных выражений почтения простым смертным, тем более язычникам, считая подобное чествование приличествующим лишь Иегове — Богу. В истории Есфири мы имеем пример резкого и решительного отказа со стороны Мардохея воздать подобную почесть Аману. Но в той же истории мы видим и то, что сама Есфирь падает к ногам Артаксеркса со своей просьбой (VIII:3). Очевидно, это действие падения ниц и поклонения допускало инотолкования и известное различение в применении к Богу и человеку, и не у всех применялось с той щепетильностью, как это видим у Мардохея.

Глава XI

1–4. Олоферн допрашивает Иудифь. 5–19. Иудифь объясняет (ложно) причину своего ухода и предлагает Олоферну свои услуги для завладения Иудеей, ссылаясь на откровение воли о том Божией. 20–23. Олоферн верит и выражает благоволение Иудифи. 1. Олоферн сказал ей: ободрись, жена; не бойся сердцем твоим, потому что я не сделал зла никому, кто добровольно решился служить Навуходоносору, царю всей земли.

1. «Не бойся сердцем твоим…» Боязнь сердцем — высшая степень боязни (ср. 1 Цар XXVIII:5: Саул «испугался и крепко дрогнуло сердце его»); поэтому и успокоение, направляющееся на нее, высшее успокоение.

2. И теперь, если бы народ твой, живущий в нагорной стране, не пренебрег мною, я не поднял бы на них копья моего; но они сами это сделали для себя.

2. «Я не поднял бы на них копья моего», для того чтобы воевать с ним, «но они сами это сделали для себя», т. е. сами вызвали поднять на них копье мое, воевать с ними.

3. Скажи же мне: почему ты бежала от них и пришла к нам? Ты найдешь себе здесь спасение; не бойся: ты будешь жива в эту ночь и после,

3. Вопрос Олоферна: «скажи же мне: почему ты бежала от них и пришла к нам?» — дает понять, что Олоферн был уже в значительной степени подготовлен и уведомлен слугами об Иудифи ее же словами (X:12 и д.) о побуждениях и цели ее прихода, и, задавая ей прямой вопрос об этом, он выражает желание еще раз лично из ее уст и обстоятельнее расспросить ее обо всем. Это было большим залогом успеха намерений Иудифи.

4. потому что тебя никто не обидит, напротив, всякий будет благодетельствовать тебе, как бывает с рабами господина моего, царя Навуходоносора. 5. Иудифь сказала ему: выслушай слова рабы твоей; пусть раба говорит пред лицем твоим: я не скажу лжи господину моему в эту ночь.

5. Излагая побуждении и цель своего прихода в лагерь неприятельский, Иудифь сознательно и, по-видимому, не столь пристойно для своей нравственной личности допускает ложь, обман, коварство, от начала до конца проникая ими свою длинную и заискивающую перед Олоферном речь. В самом начале речи она торжественно уверяет: «я не скажу лжи господину моему в эту ночь», далее, она обещает ему: «Бог через тебя совершит дело, и господин мой не ошибется в своих предприятиях». После еще нескольких льстивых комплиментов самолюбию Олоферна Иудифь приводит, быть может, невыдуманный ею факт из жизни осажденных, делая из него, однако, также материал для обмана Олоферна. Она сообщает, что крайний недостаток в пище скоро заставит осажденных устремиться на нечистую запрещенную законом пищу и, далее, на святотатственное прикосновение к освященным начаткам пшеницы, вина и масла, хотя и с разрешения на то собрания Иерусалимских старейшин. Сама Иудифь, однако, более строго смотрит на дело и, ожидая строжайшего наказания от Бога особенно за последнее преступление (святотатство), провидит и орудие этого наказания и именно в Олоферне, для содействия которому и ее послало само откровение, обязав ее стать на высоте долга и послушания, более сильного и строгого, чем чувства патриотизма и естественного сострадания. Ссылка на откровение, особенно располагавшая к доверию Иудифи, доводит ее ложь до крайней степени, близко граничащей с кощунством, и заставляет придумывать особенно сильные основания для оправдания и извинения Иудифи.