12. «Стыдно нам оставить такую жену, не побеседовавши с нею, она осмеет нас, если мы не пригласим ее». Оправдывая такой очевидной натяжкой приглашение Иудифи перед Вагоем, Олоферн или хотел замаскировать от Вагоя и других свое действительное намерение в отношение к Иудифи или просто подсказывал Вагою, в какой деликатной форме он должен сделать приглашение Иудифи, чтобы не слишком озадачить ее и избежать необходимости употребить по отношению к ней явное насилие.

13. Вагой, выйдя от Олоферна, пришел к ней и сказал: не откажись, прекрасная молодая женщина, придти к господину моему, чтобы принять честь пред лицем его и пить с нами вино в веселие и быть в этот день как одною из дочерей сынов Ассура, которые предстоят в доме Навуходоносора.

13. Приглашение Иудифи Вагоем действительно делается в выражениях достаточно деликатных, хотя и достаточно прозрачно намекающих на то, что может ожидать Иудифь («быть… как одною из дочерей сынов Ассура, которые предстоят в доме Навуходоносора»).

14. Иудифь сказала ему: кто я, чтобы прекословить господину моему? поспешу исполнить все, что будет угодно господину моему, и это будет служить мне утешением до дня смерти моей.

14. Для собственных целей Иудифи ничего не могло быть лучше и желательнее сделанного ей приглашения, и она вполне могла выразить радость по поводу этого приглашения и полную готовность на все, показав вид слабого сопротивления как бы из желания соблюсти хотя тень женской скромности и деликатности: «кто я, чтобы прекословить господину моему?» Некоторые толковники, правда, понимали и иначе ответ Иудифи, разумея под греческим κύριος Господа Бога («поспешу исполнить все, что будет угодно господину моему» — Господу моему) и добавляя к слову «все» ограничение «насколько это согласно будет с моею честью и долгом»; однако никакой нужды для указанного искажения слов Иудифи нет; она вполне могла сказать так, как сказала, не обещая ничего — более того, что действительно входило в ее планы и двусмысленно для Олоферна имело быть «до дня смерти» ее «утешением».

15. Она встала и нарядилась в одежду и во все женское украшение; а служанка ее пришла и разостлала для нее на земле пред Олоферном ковры, которые она получила от Вагоя для всегдашнего употребления, чтобы есть, возлежа на них. 16. Затем Иудифь пришла и возлегла. Подвиглось сердце Олоферна к ней, и душа его взволновалась: он сильно желал сойтись с нею и искал случая обольстить ее с того самого дня, как увидел ее.

16. «Душа его (Олоферна) взволновалась»: душа здесь — как седалище чувственности, сладострастия.

17. И сказал ей Олоферн: пей же и веселись с нами. 18. А Иудифь сказала: буду пить, господин, потому что сегодня жизнь моя возвеличилась во мне больше, нежели во все дни от рождения моего.

18. «Сегодня жизнь моя возвеличилась во мне больше, нежели во все дни от рождения моего».

Удивительно тонкая двусмысленность, соединяющая в себе всю недвусмысленность — разную и диаметрально противоположную для говорящего и слушающего. Для Олоферна эти высокопарно льстивые слова были недвусмысленны, обещая ему успешное достижение его похотливых вожделений. Для Иудифи эти слова были недвусмысленны, выражая ее торжественную уверенность в близкой гибели Олоферна и избавлении от него иудеев ее рукою.

19. И она брала, ела и пила пред ним, что приготовила служанка ее. 20. А Олоферн любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения.

19–20. «И она брала, ела и пила пред ним, что приготовила служанка ее». Таким образом, Иудифь и на пиру остается при прежней строгости в отношении к пище. Зато Олоферн забывает всякую осторожность и, польщенный мнимой победой сердца Иудифи, напивается так, как «никогда, ни в один день от рождения».

Глава XIII

1–3. Иудифь остается наедине с опьяневшим Олоферном. 4–9. Убиение Олоферна. 10–12. Благополучный выход из неприятельского лагеря. 13–16. Прибытие в Ветилую и рассказ о подвиге. 17–20. Восторг народа и Озии. 1. Когда поздно стало, рабы его поспешили удалиться, а Вагой, отпустив предстоявших пред лицем его господина, затворил шатер снаружи, и они пошли к постелям своим, так как все были утомлены продолжительностью пира.