22. После слов моих уже не рассуждали; речь моя капала на них. 23. Ждали меня, как дождя, и, как дождю позднему, открывали уста свои.

21–23. Никто из слушавших Иова не смел прерывать его; все ожидали конца его речи, а по окончании ее безмолвствовали («не рассуждали»), не имея возможности что-нибудь прибавить к сказанному им: рассуждения Иова всецело исчерпывали обсуждаемый вопрос. Его речь удовлетворяла, насыщала всех, как дождь сухую землю (ср. Втор XXXII:2; Пс LXXI:6). Поэтому ее ждали с таким же страстным нетерпением («открывали уста свои»; ср. Пс СXVIII:131), с каким ждут мартовского — апрельского дождя («позднего»; ср. Втор XI:14; Иер III:3; V:24; Ос VI:3; Иоил II:23), выпадающего пред посевом летних плодов.

24. Бывало, улыбнусь им — они не верят; и света лица моего они не помрачали.

24. При своей мудрости Иов казался настолько недосягаемо великим, что его улыбка считалась за честь; не каждый верил в такую милость, снисхождение к себе с его стороны, и никто не решался чем-либо опечалить («света лица моего они не помрачали»; ср. Притч XVI:15).

25. Я назначал пути им и сидел во главе и жил как царь в кругу воинов, как утешитель плачущих.

25. Всеми уважаемый за свою мудрость, Иов являлся руководителем своих сограждан в жизни, был их главою.

Глава XXX

Вторая речь Иова к друзьям. 1–11. Описание современного состояния, — презрения со стороны самых ничтожных людей. 12–28. Болезней. 29–31. Печали. 1. А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих. 2. И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.

1–2. Полный контраст счастливому, славному прошлому представляет современное положение Иова. Почитаемый прежде старцами, знатными (XXIX:3–10), он подвергается теперь насмешкам со стороны младших годами и притом подонков населения. Их «отцов я не согласился бы поместить со псами стад своих», — с одними из презреннейших на востоке животными (1 Цар XVII:43; 4 Цар VIII:13; Еккл IX:4).

3. Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую; 4. щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника — хлеб их. 5. Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров, 6. чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов. 7. Ревут между кустами, жмутся под терном. 8. Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!

3–8. Над Иовом издеваются лица, не заслуживающие по образу жизни даже названия людей. Жители пустынь, истощенные голодом, они питаются, подобно животным, лебедою (евр. малуах, греч. αλιμα; русск. «зелень подле кустов»; ср. замечания Атенея о бедных пифагорейцах: «αλιμα ψώγοντες και κακά τοιαύτα συλλέγοντες»), и горькими кореньями дрока. Отверженные обществом, изгнанные из него (ст. 5), они не имеют человеческих жилищ, живут, как животные, в углублениях почвы («рытвинах потоков»), ущельях скал (ср. XXIV:5–6) и чисто животным образом выражают свои нужды, — «ревут» (ср. VI:5).

9. Их-то сделался я ныне песнью и пищею разговора их. 10. Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим.

9–10. У этого «отребья земли» (ст. 8) Иов и сделался предметом насмешливых песен (евр. «негинатам» ср. Пс LXVIII:13; Плач III:14). С чувством отвращения (ср. XIX:19) они бегут от страдальца и если приходят к нему, лишь для того, чтобы выразить свое презрение плевком (ср. XVII:6).

11. Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицем моим.