«И взял Авраам Измаила, сына своего… весь мужеский пол людей дома… и обрезал крайнюю плоть их в тот самый день, как сказал ему Бог…» Замечание бытописателя, свидетельствующее о быстром и неуклонном исполнении Авраамом божественного повеления, само, в свою очередь, говорит о силе послушания и пламенности веры патриарха, которые не знают промедления и затруднения (Иак II:22–24 [666]). Существовал ли где-либо до сего времени этот довольно мучительный обряд (напр., у египтян, на что особенно любят ссылаться рационалисты) или он только впервые вводится здесь Богом — трудно решить окончательно; одно только несомненно, что у евреев его в данный момент не было, и что он возник у них с совершенно особенным характером, резко отличающим его как по внешности, так и еще больше по духу, от аналогичных с ним религиозно-бытовых обрядов, практиковавшихся у других народов древности.

24. Авраам был девяноста девяти лет, когда была обрезана крайняя плоть его.

«Авраам был девяноста девяти лет…» Отмечая это важнейшее событие в жизни Авраама, священный историк, по обычаю, указывает и его хронологическую дату, которая тем более поучительна, что свидетельствует о выдающейся силе веры патриарха, если он в такой глубокой старости решил произвести над собой эту мучительную и опасную операцию.

25. А Измаил, сын его, был тринадцати лет, когда была обрезана крайняя плоть его.

«А Измаил, сын его, был тринадцати лет…» Живым памятником этого служит сохраняющийся у арабов — потомков Измаила и других магометанских народностей — обычай обрезания мальчиков по достижении ими тринадцатилетнего возраста.

26. В тот же самый день обрезаны были Авраам и Измаил, сын его, 27. и с ним обрезан был весь мужеский пол дома его, рожденные в доме и купленные за серебро у иноплеменников.

Заключительные стихи представляют собой повторение вышесказанного — прием, довольно обычный в Библии в тех случаях, когда идет речь о каком-либо особенно важном деле.

Глава 18.

1. Авраам принимает Ангелов Господних.

1. И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер (свой), во время зноя дневного.

«И явился ему Господь у дубравы Мамре…» Замена здесь собственного имени Авраама личным местоимением — «ему» свидетельствует о том, что данная глава стоит в самой тесной связи с предшествующей и составляет как бы ее продолжение. Но самые начальные слова главы не оставляют сомнения в том, что здесь речь о новом богоявлении, хотя и бывшем вскоре за предшествующим (14 ст., срав. XVII:21). Местом этого богоявления была та самая дубрава союзника Авраамова аморреянина Мамре, в которой поселился Авраам по возвращении своем из Египта (XIII:18; XIV:13) и которая находилась в окрестностях Хеврона.

«когда он сидел при входе в шатер (свой), во время зноя дневного…» Упоминание о времени этого богоявления, именно о том, что оно происходило не во сне, и не ночью, а днем и даже в середине дня, по мнению экзегетов, устанавливает его полную реальность. Самые же детали этой картины как нельзя лучше совпадают с обычаями и нравами древнего Востока, жители которого любили выходить в послеполуденные часы дневного зноя под прохладную тень своих палаток и поджидать здесь гостей, нуждающихся в подкреплении и покое (XIX:1;).

2. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер (свой) и поклонился до земли,

«Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него…» Все эти глаголы «возвел, взглянул, увидел» еще больше усугубляют высшую реальность данного явления. Кто были «три мужа», явившиеся Аврааму? На это отвечают неодинаково: многие авторитетные из древних толкователей видят в них Ангелов Господних, несущих Божие откровение или предваряющих и сопровождающих Господа, а также и указание на Триединую сущность Божества (Иоанн Златоуст, Иустин Философ, Амвросий, Кирилл и др.) (Исх III:2–4; Суд VI:12–14 [667], 20–23 [643]).