5. но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

«но знает Бог…» Видя, что Ева ничего не возражает ему на новую, очевидную ложь (отрицание смерти), диавол употребляет грубую клевету на Бога, рисуя Его завистливым и хитрым тираном первых людей, грубо эксплуатирующим их наивную доверчивость, служащую основанием Его господства над ними.

«откроются глаза ваши…» Отверзение очей — обычный библейский образ, служащий обозначением раскрытия способности умственного понимания и нравственной чуткости (Быт XXI:19; 4 Цар VI:17–20 [298]; Деян XXVI:18 [299]).

«вы будете, как боги…» В еврейском тексте последнее слово выражено термином — Элогим (Elohim), которое служит одним из употребительных названий Бога. Но так как, по филологическому своему составу, это множественная форма и значит собственно «силы», «власти», «начальство», то LXX и перевели ее дословно, т. е. множественным числом «боги». Однако правильнее было бы удержать обычное библейское употребление, т. е. перевести словом «Бог»; ибо, во-первых, первые люди еще не знали других богов, кроме единого истинного Бога, а во-вторых, только при таком переводе и выдерживается то противоположение между Богом и людьми, которое дано в тексте (знал «Бог», что вы будете, как боги). Намек на это дерзновенное стремление сравняться с Богом в познании дают нам и некоторые другие места Священного Писания (Ис XIV:13–14 [300]).

«добро и зло…» — здесь так же, как и раньше (II:9), берутся в смысле универсального познания, как бы крайнего его полюса.

6. Грехопадение прародителей.

6. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает познание…» Когда диаволу удалось не только уничтожить в Еве страх смерти, но и пробудить в ней честолюбивые помыслы широкого познания и высокого могущества (как боги), то в душе ее, строго говоря, уже совершился процесс мысленного падения; оставалось только, чтобы это греховное настроение обнаружилось вовне, выразилось в преступном деянии. Тут на помощь искусителю пришло непосредственное впечатление от самого запрещенного древа, раздражающе повлиявшее на все ее чувства. В этом последнем, так картинно и глубоко-психологично изображенном в Библии, акте грехопадения Евы основательно находят все те три главных типа греха, которые Апостол Иоанн (1 Ин II:16 [301]) различает, как похоть плоти (хорошо для пищи), похоть очес (приятно для глаз) и гордость житейская (вожделенно, потому что дает знание).

«и ела, и дала также мужу своему…» Прельщенная соблазнительной речью диавола и окончательно отуманенная чувственным раздражением от древа, Ева срывает запрещенный плод и вкушает от него (2 Кор XI:3 [302]). Павши сама, она спешит приобщить к своему поступку и мужа, делая это, по мнению большинства толковников, без особенного злого умысла, так как яд греха еще не успел проникнуть в ее душу и отравить спокойствие совести.

«и он ел…» Если Еву в падении, до некоторой степени, извиняла ее сравнительная природная слабость, преувеличенно-формальное и чисто внешнее представление о заповеди, наконец, непосредственно-чувственное впечатление от древа, то Адам, получивший от самого Бога грозную заповедь и на самом себе испытавший столько проявлений божественной любви, не имел никаких смягчающих его вину обстоятельств, так что его грех есть чисто духовное преступление и тяжелее греха Евы (Рим V:12 [273], 14 [303]; 1 Кор XV:21–22 [304]; 1 Тим VI:14 [305]).

7. Обличение их Богом.

7. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания.

«и открылись глаза…» Таким образом, предсказание искусителя сбылось, — но вместо чувства довольства и радости падение произвело лишь ощутительную скорбь и беспокойство.

«и узнали они, что наги…» Поскольку раньше нагота служила синонимом детской невинности и чистоты первых людей (II:25), постольку теперь мучительное ощущение ее стало победным знаком грубой чувственности и греха (Рим VI:12–14 [306]; VII:4 [307], 8 [308]; Кол III:5 [309]). «Внешнее око, — по глубокомысленному выражению Оригена, — открылось после того, как закрылось духовное».