Реальность ли Святая Русь? Показал нам о. Иоанн её — и в себе и в нас самих, в русской земле, которая не только испытывала силу его чудес, но участвовала в их совершении над собой. "Чудотворна та икона, которая сильна возбудить веру в свою чудотворность". Это изречение 93-летняго митрополита Исидора, вспомнил по поводу о. Иоанна Кронтштадтского, архиеп. Никанор — применительно к его чудотворениям. Это суждение не принижает величия о. Иоанна. Оно лишь подчёркивает то обстоятельство, что здесь не над Россией, как бы механически, совершалось чудо, а его в лице Иоанна, совершала Русь — в том её облик, который и позволил ей именоваться Святой Русью. Господь как бы показал нам воочию, что жива была вера на Руси накануне даже её страшного падения. В лице о. Иоанна получила она как бы высшее своё выражение и воплощение, являя собой некий зенит русской святости, некий завершительный её итог, как бы куполом светозарным покрывающий наше прошлое…

Чрезвычайно поучительно то, как вера о. Иоанна облеклась в плоть чуда. Просто рассказал он о том, как совершилось первое чудо его жизни.

"Ночью я любил вставать на молитву. Все спят… тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды, был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала: я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже о чём и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе…" Так возник спасительный перелом.

А как совершалось первое его священническое чудо? И об этом поведал он: "Дело было так. Кто-то в Кронштадте заболел. Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда была уже такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его Святой воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка (родом костромичка), которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончившая своё земное существование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался: "как я могу — думал — иметь такое дерзновение?" Однако, эта старушка твёрдо верила в силу моей молитвы и стояла на своём. Тогда я исповедовал перед Господам свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всём этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою — он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость. В другой раз по моей молитве исцеление повторилось". О. Иоанн увидел здесь волю Господню, началось его "послушание" чудотворений — беспримерное.

Четверть века длился расцвет его, если начальным рубежом этого расцвета принять коллективное письмо, появившееся в "Новом Времени" 20 дек. 1883 г. (ровно за 25 лет до кончины) — "благодарственное заявление" за десятками подписей, свидетельствующее о физическом исцелении и о возвращении исцелённых к Церкви по спасительному совету чудотворного целителя "жить по Правде Божией и как можно чаще приступать ко Святому Причастию". Эти четверть века о. Иоанн провёл буквально, за исключением немногих часов ночного уединения — на людях, став церковно-общественным достоянием и, вместе с тем, неиссякаемым источником благодати, во всех представляемых формах благостыни и доброделания широко расточаемой. Грандиозного масштаба благотворение, и в форме организации труда, и в форме личного подаяния, прозорливо размеренного, не утрачивающего в своей массовости характера личного во Христе дара, благодатно-индивидуализованного. Неслыханного масштаба и невиданных форм духовничество, выливающееся в потрясающие явления общей исповеди многотысячной толпы, как бы насквозь видимой "умными" очами духовника и им приводимой к стопам Христа, тут же иным в Своих крестных страданиях даже видимого. Духовное окормление тысяч, десятков тысяч, сотен тысяч людей, во мгновение ока, на ходу, в "случайных встречах", в мимолётных беседах и замечаниях, а и в мистических встречах и видениях, преодолевающих пространство — некое тоже беспримерное, неслыханное и невиданное всероссийское "старчество", водительство душ, явление собою общенародной совести, одним прикосновением к которой обновляется и напутствуется душа. Изо дня в день возобновляемое церковно-богослужебное торжество, объединяющее многие тысячи верующих, лично каждодневно возглавляемое и с громадным молитвенным подъёмом проводимое — некое зримое евхаристическое чудо благодати Божией, в образе о. Иоанна являемое и производившее неизгладимое впечатление на всех участников — особенно на тех, кто имел счастье присутствовать в алтаре, а тем более сослужить о. Иоанну. Неумолкающая проповедь — не только в форме обычных поучений на литургии, непременно говоримых о. Иоанном и неукоснительно потрясавших слушателей не только содержанием, в простоте своей приближавшимся к проповеди евангельской, но и духовной силой, буквально обжигавшей душу верующих и выжигавшей неверие и сомнение у колеблющихся: так звучали в устах о. Иоанна слова Спасителя, так иногда веще звучало его собственное слово. Торжество евхаристической трапезы, каждодневно многотысячной и заключаемой умилительным совместным "потреблением" Святых Даров в алтаре всеми сослужащими, а порою и иными из присутствующих в алтаре, особо к тому о. Иоанном призванными — в новых формах возрожденные "агапы" первохристианские — сколь величественные в своей массовости, пронизываемой духовными очами о. Иоанна: не допускал он к чаше к тому не готовых, не с чистым сердцем подходящих! И, наконец — чудеса, море, океан чудес, и непосредственно совершаемых, и заочно, по молитве на молебне, по молитве за проскомидией, по молитве в любой час, вызванной чьим то зовом молитвенным из далёких пространств.

Чудом было и само существование о. Иоанна — это его молитвенное горение. То, что рисовалось Иоанну Златоусту, как недосягаемый идеал священства, а именно, достижение высшей аскезы в условиях всецелой погруженности в мире — то было осуществлено о. Иоанном Кронштадтским. Семейная жизнь, превращенная в братское сожительство во Христе; непрерывная цепь общественных оказаний помощи, превращенная в дело напряженнейшей и действеннейшей пастырской любви; золотой дождь, непрерывно сыплющийся и дающий в руки огромные возможности материальные, а вместе с тем рождающий тьму тончайших соблазнов, превращенный в немедленную и непосредственную раздачу всего получаемого, в которой одна рука действительно не знает, что делает другая, но которая вместе с тем, прозорливостью духа становится чудодейственно-разумной и индивидуально-осмысленной; слава, переходящая уже границы нашего великого государства и приобретающая характер всесветной, и личное могущество, ставящее его выше всякого другого человека, превращающиеся в каждодневное и ежечасное прославление Имени Божия, в сознании своего личного ничтожества и, наконец, в раскрытии своего сердца Богу и людям, приобщающее всех к тайне его "жизни во Христе". Священство в высшем его проявлении — перед всеми раскрытое во всей своей небесной чистоте, во всем своем неизреченном могуществе. О священстве говорили с силой неподражаемой и неповторимой Иоанн Златоуст и Григорий Богослов. Делом и словом о. Иоанн Кронштадтский — показал, явил его в славе предельной.

Знаменательна облике о. Иоанна его "обыкновенность". Он — первый среди равных, некоторое сосредоточение в одном лице всего лучшего, что свойственно было русскому священнику от века. Отпрыск "династии" священников и причетников, в течении трехсот лет обслуживавшей свою сельскую церковь, о. Иоанн прошел обычную учебу духовную, никак не поколебавшую его патриальхальной зависимости от матери, скромной дьячихи, которой он посылал в бытность свою студентом, весь свой шестирублёвый письмовыводительский заработок. Известно, как он уже священником заболел, вопрос о нарушении поста, требуемого врачами, поставил в зависимость от слова матери — не благословившей на такую вольность. Мечтал он студентом о миссионерской деятельности, но силой вещей пошел обычным путём. Женился он на поповне, "невесте с местом", дочери Кронштадтского протопопа, Елизавете Константиновне Несвицкой. Каково было удивление его, когда, войдя в Андреевский собор, где суждено было прослужить ему всю свою долгую жизнь, он узнал храм, который открыт был ему во сне и который показался ему тогда "так, как бы я был тут свой человек!" Так стал он "батюшкой" и батюшкой и остался до конца своих дней — лишь расширяя и наполняя свою деятельность, но не меняя её и ни в чем, не изменяя ей. Стал он "всероссийским", но именно — "своим", близким, родным. Это с особенной силой почувствовалось, когда не стало его. Это отметил такой далёкий от Церкви, но чуткий к жизни человека, как М.О. Меньшиков, который писал в "Новом Времени" о впечатлении произведенном смертью о. Иоанна: "Умирали Достоевский, Тургенев, Чайковский — относительно малый круг общества затронут был. Суворов, Скобелев! Круг гораздо шире — но всё не то! Толстого называет Меньшиков. И с его именем не соединено таинственных заветных чувств, что связывают с "отцом Иваном" всякую деревенскую бабу, всякого пастуха, всякого каторжника в рудниках Сибири… О. Иоанн занимал более, чем кто-нибудь, психологический центр русской жизни". "Только "святой" объемлет всё воображение народное, всю любовь" — объясняет это Меньшиков. Но умирали оптинские старцы, умер еп. Феофан, митр. Филарет Московский — называю наиболее видных людей, к которым приемлем этот эпитет: не было такого впечатления! Близость была к о. Иоанну не просто как к святому и чудотворцу — а как к "своему", родному, близкому, "батюшке", который сумел стать таким, силой своей пастырской любви, для всех на всем протяжении России.

"Вот его ввели в храм для служения. Выходит он на солею читать и петь на утрени или прочесть входные молитвы перед литургией. Выходит всегда радостный, сияющий, как красное солнышко. "Здравствуйте, дорогие братья и сёстры о Христе, с праздничком вас поздравляю" — приветствует он их. И сразу какой то духовный ток, на подобие электрического, пронизывает толпу от этого вседушевного приветствия, вся она колыхается и из неё несутся в ответ радостные восклицания, выражающие и восторг перед ним и радость от общения с ним: "Радость ты наша, дорогой ты наш" и т.п. Но выразительнее всех других звучало обращенное к нему из толпы восклицание: "Родной ты наш". Оно чаще других и слышалось, всегда с невыразимо искренним оттенком голоса." (Речь произнесённая в сороковой день).

Только одно явление русской жизни, позднейшее, может в известной мере быть сопоставлено с "популярностью" о. Иоанна. То — Патриарх Тихон, в котором церковный народ русский сосредоточил свои последние упования, свою прощальную любовь, свою былую тягу к Церкви. Это сопоставление лучше, чем что — либо, способно определить всю громадность образа "батюшки" Иоанна. Но, только поняв, что о. Иоанн есть всецело и только "батюшка", поймём мы тайну и чудотворения и чудодейственного воздействия на людей о. Иоанна.

"Зри Бога твёрдо сердечными очами и во время Его созерцания проси чего хочешь во имя Иисуса Христа — и будет тебе. Бог будет для тебя всем в одно мгновение, ибо Он простое Существо, выше всякого времени и пространства, и в минуты своей веры, своего сердечного единения с Ним, совершит для тебя всё, что тебе нужно к спасению тебя и ближнего, и ты будешь на это время сам причастен божеству по преискреннему общению с Ним: "Я сказал: вы — боги" (Пс. 81:6). Как между Богом и тобой на этот раз не будет промежутка, то и между твоим словом и между самим исполнением тоже не будет промежутка; скажешь — и тотчас совершится, так и Бог: "Ибо Он сказал, — и сделалось; Он повелел, — и явилось" (Пс. 32:9 и 148:6). Это — как относительно Таинств, так и вообще духовной молитвы. Впрочем, в Таинствах всё совершается ради благодати священства, которой облечен священник, ради Самого верховного Первосвященника — Христа, Коего образ носит на себе священник, — поэтому, хотя он и недостойно носит на себе сан, хотя и есть в нём слабости, хотя он и мнителен, маловерен или недоверчив, тем не менее Тайна Божия совершается вскоре, в мгновение ока. "Я ничто, но по благодати священства, через преподание божественного Тела и Крови, делаюсь вторичным или третичным виновником исцеления болезней, через меня благодать Духа возрождает к пакибытию младенцев и возрастных, совершает в таинстве Евхаристии Тело и Кровь Иисуса Христа, соединяет верных с Божеством, через меня прощает или не прощает грехи человеческие, закрывает и открывает небо, подаёт душеспасительные советы, правила и пр... О, как досточтим сан священника! Братия, видите ли сколько благодеяний изливает на нас Творец и Спаситель через священников!" "Иерей Божий! Верь от всего своего сердца, верь всегда в благодать, данную тебе от Бога молиться за людей Божиих: да не будет напрасно в тебе этот великий дар Божий, которым ты можешь спасти многие души… Искупай всякий молитвенный случай… и стяжаешь великую себе благодать Божию". "Я немощь, нищета. Бог — Сила моя. Это убеждение есть высокая мудрость моя, делающая меня блаженным". "Сколько раз я ни молился с верою, Бог всегда слушал меня, и исполнял молитвы мои". "Как велик сан священства, как он близок Богу. Священник — это друг Божий, министр Царя Небесного. Я теперь обращаюсь к Нему, как к Отцу и Он исполняет все для меня. Не скоро достиг я этого, а постепенно. Вот, например, воды в Пинеге, где мне надо было ехать, не было, не мог попасть в Суру, я сказал: "Господи, Ты всё можешь, сделать для Тебя всё возможно. Ты Самого Себя дал нам, и мы совершаем Святые Тайны, осязаем Твоё Тело и Кровь Твою, да и другим преподаём. Что может быть больше этого, а остальное всё уж для Тебя возможно сделать нам. Наполни реки водой, чтобы мне благополучно добраться до Суры и вернуться назад : пошли дождичек". И Господь услышал меня и я получаю известие, что можно ехать, воды много прибыло. Вот как благопослушлив Он для всех обращающихся к Нему с верой".

Кто мог бы так "просто" говорить о таких "страшных" вещах — если не русский батюшка! Из этого его сознания вытекал и аскетизм, никак не надуманный, а естественно рождающийся. "До плотских ли наслаждений священнику, когда ему надобно неотменно наслаждаться единым Господом, да даст Он ему прошения сердца его? До плотских ли наслаждений, когда у него так много духовных чад, представляющих ему свои многочисленные духовные и телесные немощи, в которых нужно им душевно сочувствовать, подавать искренние советы, когда ему каждый день предстоит подвиг от всего сердца и со слезами молиться об них перед Владыкой, да не набежит на них и не расхитит их мысленный волк, да даст им Господь преуспевание веры и разума духовного! До наслаждений ли плотских священнику, когда ему часто надо совершать службы в храме и предстоять престолу Господню, когда ему так часто надо совершать божественную пречудную литургию и быть совершителем и причастником небесных, бессмертных и животворящих Тайн, когда ему вообще так часто приходится совершать другие Таинства и молитвословия! Сердце, любящее плотские удовольствия, не верно Богу. "Не можете Богу работать и мамоне" ("Не можете служить двум господам", Матф. 6:24). "Если Христос в тебе через частое причащение св. Тайн, то будь весь как Христос: кроток, смирен, долготерпелив, любвеобилен, беспристрастен к земному, о небесном помышляет, послушлив, разумен, имеющий в себе непременно Дух Его, не будь горд, нетерпелив, пристрастен к земному, скуп и сребролюбив". "Какие должны быть чистые духовные уста у священника, столь часто произносящие всесвятое Имя Отца и Сына и Святого Духа! Ещё более — как духовно чисто должно быть его сердце, чтобы вмещать и ощущать в себе сладость этого пречестного, великолепного и достопоклоняемого имени. О, как должен священник удаляться от плотских наслаждений, да не сделается плотью, в которой не пребывает Дух Божий".

Отсюда и сознание своей силы — подлинно в немощи совершающейся. "Сколько раз смерть вступала в моё сердце, сообщая начатки свои и телу (числа нет), и от всех смертных случаев Господь избавил меня, помиловал меня Своей милостью, несказанной, оживотворил меня. О, какою благодарностью ко Господу должно быть исполнено сердце моё. "Если бы не Господь был мне помощник, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания" (Пс. 93:17). "Господи! Исповедую перед Тобою, что не на даче, не в лесу жизнь и здравие и крепость духовных и телесных сил, а у тебя в храме, наипаче в литургии и в животворящих Твоих Тайнах. О, живот дающие Св. Тайны! О, любовь неизглаголанная, божественные Тайны! О, Промышление чудное и непрестанное Господа Бога о спасении и обожении нашем. О, предображение вечной жизни божественной Тайны".

"Чтобы с верою несомненной причащаться Животворящих Тайн и победить все козни врага, все клеветы, представь, что принимаемое тобой из Чаши есть "Сый", то есть един Сущий. Когда будешь иметь такое расположение мыслей и сердца, то после принятия Св. Тайн вдруг успокоишься, возвеселишься и оживотворишься, познаешь сердцем, что в тебе истинно и существенно пребывает Господь и ты в Господе. Опыт". Тут от немощи к всемогуществу — один шаг! "Господи! Как я Тебя восхвалю, как я Тебя прославлю за силы Твои, за чудеса исцелений от Св. Тайн твоих, явленные на мне и на многих людях твоих, которые я недостойный преподал после таинства покаяния, эти Святые, Небесные, Животворящие Твои Тайны. Вот они исповедуют предо мной силу Твою, благодать Твою, во всеуслышание говорят, что Ты простёр на них чудодейственную руку твою и поднял их от одра болезни, с одра смертного, когда никто не чаял, что они будут живы. — и вот после причащения Тела и Крови Твоей, Жизнодавче, они вскоре ожили, исцелели, в тот же день и часть почувствовали на себе жизнодательную десницу Твою. А я, Господи. — очевидец дел твоих — не прославил Тебя до сих пор во всё услышание, в утверждение веры людей Твоих и не знаю, как и когда прославить Тебя, ибо всякий день занят я какими либо делами. Ты сам сотвори Себе имя, Господи, яко же и сотворил еси; Сам прослави имя Твоё, Тайны Твои".

Как известно, Бог прославил Себя в Своём пастыре без всякой его о том заботы. В подобном умонастроении всецелой погруженности в Бога, мог о. Иоанн спокойно говорить о себе, ничего не замалчивая. Тут с особенной силой обнажается чистота его сердца. "Прост" был о. Иоанн, и потому и мог отражаться в нём Господь — это, как любил говорить о. Иоанн, "простое" Существо. Метко говорил архиепископу Антонию епископ Михаил (Грибановский) об о. Иоанне: "Это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце: столько проявляет он в своём голосе чувства, столько оказывает людям участия и ласки, сколько ощущает их в своем сердце, и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу". Полнота правдивости делает и объективно ценными и субъективно доходчивыми высказывания о. Иоанна в такой мере, что буквально нельзя найти подобия тому. И это так не только в отношении дневника, пусть опубликованного, но не для гласности написанного, но в отношении высказываний нарочно обращенных к гласности. Поэтому, чтобы во всей цельности представить себе образ о. Иоанна, как пастыря, лучше всего знакомиться с такими его высказываниями. Русский "батюшка" превратившийся в молитвенника и чудотворца всей земли Русской, встаёт тут перед нами, как живой, во всей этой своей благодатной "обыкновенности".