11. После этого, желая все предания старейшин, [существовавшие] у Иудеев, подвергнуть порицанию при помощи пророческих высказываний, Он привел изречение из Исаии, точные слова которого таковы: «Исказал Господь: приближается ко Мне народ сей устами своими» (Ис. 29, 13; ср. Мф. 15, 8–9) и так далее. А мы уже сказали прежде, что Матфей записал пророческое [изречение] не теми же самыми словами[459].

И будут вам все эти слова, как слова запечатанной книги <…>, которую подают человеку, умеющему читать, говоря: "прочитай ее"; и скажет: "не могу прочесть, ибо она запечатана". И дадут книгу не умеющему читать, и скажут: "прочитай ее"; и он скажет: "я не умею читать ". И сказал Господь: приближается ко Мне народ сей» и так далее вплоть до [слов] «горе в тайне совет творящим и будут во тьме дела их» (Ис. 29, 9–13. 15).

Итак, исследуя вышеупомянутое изречение, [использованное] в Евангелии, я привел несколько [строк] до него и несколько после него, чтобы показать, каким образом Слово грозит смежить очи тем из народа, кто обезумел, опьянел и напоен духом усыпления, грозит также смежить [очи] пророкам их и князьям их, которые заявляют, что видят сокровенное (ср. Ис. 29, 9–10). Это‑то, я думаю, и случилось в этом народе после явления Спасителя; ибо все изречения всех Писаний, включая Исаию, стали для них «как слова запечатанной книги» (Ис. 29, 11). «Запечатанной» сказано [о книге], как бы закрытой ввиду неясности и не открывшейся благодаря ясности [своего смысла]. Она одинаково неясна и тем, кто изначально не может ее прочесть, так как не умеет читать, и тем, кто заявляет, что умеет читать, но не понимает смысла того, что написано. Стало быть, [Слово] правильно добавляет к этому, что, когда взбеснуется против Него народ, ослабевший и обезумевший от грехов, — из‑за них он и [восстанет] против Него, опьянев (κραιπαλήσει κατ' αύτου) от духа усыпления, которым напоит [его] Господь, смежающий очи их, ибо они недостойны видеть, а также [очи] пророков их и князей их, что заявляют, будто видят сокровенное в тайнах Божественных Писаний (ср. Ис. 29, 9–10), — и когда смежатся очи их, тогда пророческие изречения будут для них запечатаны и сокрыты — что и претерпел народ тех, кто не верит в Иисуса как в Христа. Когда же пророчества становятся для них «как слова запечатанной книги» (Ис. 29, 11), не только для не умеющих читать, но и для тех, кто заявляет, будто умеет, тогда, по словам Господа, народ Иудеев приближается к Богу только устами (τω στόματι)[460]; и Он говорит, что [народ] почитает Его устами (τοις χείλεσι)[461], потому что сердце их из‑за неверия в Иисуса далеко от Господа (ср. Ис. 29, 13).

И в особенности теперь, с тех пор как они отвергли Спасителя нашего, Бог мог бы сказать о них: напрасно почитают Меня; ибо изучают они уже не заповеди Бога, но [заповеди] человеков, и не учения, [происходящие] от премудрости духа, а человеческие (ср. Ис. 29, 13). Вследствие чего, когда с ними случилось это, Бог изменил народ Иудеев и погубил премудрость тех премудрых, что были у них, — ибо у них более нет премудрости, как и пророчества, — но и разум разумных народа Бог где‑то похоронил (κατορώρυχέ που) и сокрыл (ср. Ис. 29, 14), и он уже не блистателен и не знаменит. Поэтому, даже когда кажется, что они творят некий совет глубоко, творя его не ради Господа (ср. Ис. 29, 15), они признаются несчастными (ταλανίζονται); даже когда они возвещают сокровенное [содержание] совета Божиего, они лгут, поскольку дела их — [дела] не света <и дня>, но тьмы и ночи. Мы решили вкратце изложить это пророчество и в некоторой степени — его объяснение, так как о нем упомянул Матфей. Упомянул [о нем] и Марк (ср. Мк. 7, 6), из которого мы не без пользы приведем следующее место о прегрешении против старейшин, полагавших правильным, чтобы Иудеи мыли руки, когда едят хлеб: «Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, если не умоют тщательно рук; и, [придя] с торга, не едят, если не омоются; есть и кое‑что другое, чего они приняли держаться — омовения чаш, кружек, котлов и скамей (κλινών)[462]» (Мк. 7, 3–4).

12. «И, призвав народ, сказал им: слушайте и разумейте!» и так далее (Мф. 15, 10 сл.).

Этими [словами] Спаситель ясно учит нас, когда мы читаем в Левите (ср. Лев. 11) и Второзаконии (ср. Втор. 14) [предписания] о чистой и нечистой пище, в нарушении которых нас обвиняют Иудеи по плоти (οί σωματικοί Ιουδαίοι) (ср. 1 Кор. 10, 18) и эбиониты[463], мало отличающиеся от них, не думать, будто целью Писания является общедоступный смысл этих [предписаний] (τον πρόχειρον περί τούτων νουν). Ибо если «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что исходит[464]из уст» (Мф. 15, 11), и в особенности раз Спаситель говорил это и в [Евангелии] от Марка, «очищая всякую пищу» (Мк. 7, 19), ясно, что мы не оскверняемся, когда едим то, что Иудеи, желающие служить букве закона, называют нечистым, оскверняемся же тогда, когда говорим, что придется, да обсуждаем, что не следует, что и является для нас источником грехов, в то время как должно, чтобы уста наши были связаны чувством (ср. Притч. 15, 7), и мы сделали для того, что говорим, вес и меру (ср. Сир. 28, 25[465]). И, конечно, закону Божиему подобает запретить то, что [исходит] от порока, и предписать то, что согласно с добродетелью, а те [вещи], что безразличны по своей сути (τα δε τω ΐδίω λόγω άδιάφορα)[466], — их оставить как есть (έαν έπί χώρας), [так как] в зависимости от свободного выбора и [состояния] разума в нас (δια την προαίρεσιν καί τον έν ήμίν λόγον) они могут как делаться дурными, если совершаются во грехе, так и становиться хорошими, если исполняются праведным образом. Кто тщательно обдумает это, увидит, что возможно согрешить и в тех [вещах], которые считаются благом, если взяться за них дурно и под влиянием страсти; а то, что называют нечистым, если используется нами в согласии с разумом, может рассматриваться как чистое. Подобно тому, как грешащему Иудею обрезание вменится в необрезание, праведнику же из язычников необрезание — в обрезание (ср. Рим. 2, 25–26), так и то, что считают чистым, будет сочтено нечистым для того, кто пользуется им недолжным образом, в недолжное время, в недолжной мере и по недолжным основаниям; тогда как все то, что называют нечистым, становится чистым для чистых, а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, поскольку осквернены и ум их, и совесть (ср. Тит 1, 15). Будучи осквернены, они пятнают все, чего касаются, как, с другой стороны, чистый ум и чистая совесть, напротив, все делают чистым, даже если [что] кажется нечистым; ведь не от невоздержности и не от любви к удовольствиям, да и без влекущих в противоположные стороны сомнений (ούδέ μετά διακρίσεως περιελκούσης εις έκάτερα) праведники употребляют пищу и питье, помня [слова]: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, <.> делайте во славуБожию» (1 Кор. 10, 31).

Если же надо описать нечистую пищу согласно Евангелию, скажем, что такой является та, что доставляется жадностью, сберегается скупостью, принимается от любви к удовольствиям, от того, что чрево удостаивается обожествления (ср. Флп. 3, 19) всякий раз, когда оно и вожделения, согласные с ним, а не разум, управляют нашей душой. Но и если бы, зная, что некоторая [пища] использовалась демонами, или хоть и не зная, но подозревая и сомневаясь на сей счет, мы употребили такую [пищу], то употребили бы ее не «во славу Божию» (1 Кор. 10, 31) и не во имя Христа, ведь того, кто ест, осуждает не только убеждение, что [пища] является идоложертвенной, но и сомнение на сей счет. Ибо, согласно апостолу, «сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех» (Рим. 14, 23). «По вере» же ест тот, кто уверен, что то, что он ест, не было принесено в жертву в капищах, что оно не является удавлениной или кровью (ср. Деян. 15, 20. 29; 21, 25), а «не по вере» — тот, кто в чем‑либо из этого сомневается; и тот, кто знает, что эта [пища] была принесена в жертву демонам и тем не менее употребляет [ее] с нечистой мыслью о демонах, причастных жертвоприношению, оказывается в общении с демонами (ср. 1 Кор. 10, 20). И, однако, апостол, зная, что не природа пищи является причиной вреда для употребляющего [ее] или пользы для воздерживающегося, но [его] мнения и присущий [ему] разум, сказал: «Пища не приближает[467] нас к Богу: ибо если мы едим, ничего не приобретаем; если не едим, ничего не теряем» (1 Кор. 8, 8). И поскольку он знал, что те, которые более возвышенно понимают, что такое чистое и нечистое согласно закону, не делают различий при употреблении пищи, отвергнув различение, касающееся чистого и нечистого, и суеверие, которое, на мой взгляд, есть в этом различении (καΐ δεισιδαιμονίας οίμαι έν διαφόροις), и поэтому осуждаются Иудеями как беззаконники, потому он и сказал где‑то: «Итак, никто да не осуждает вас за пищу или питие» (Кол. 2, 16) и так далее, наставляя нас, что то, что согласно с буквою [закона], есть тень, скрытый же за этим истинный смысл закона (τά δ' άληθη του νόμου έναποκείμενα τούτοις νοήματα) - это будущие блага, благодаря которым можно обнаружить, какая духовная пища души чистая и какая — нечистая, наносящая вред тому, кто питается ею, лживыми и враждебными словами: «Ибо закон имел[468] тень будущих благ» (Евр. 10, 1)[469].

13. Как во многих [случаях] стоит обратить внимание на удивление Иудеев по поводу слов Спасителя[470], ибо они были сказаны власть имеющим (έν έξουσία έλέγοντο) (ср. Мф. 7, 29), так и в случае с тем, что [говорится] в этом месте. Итак, [Спаситель], «призвав народ, сказал им: слушайте и разумейте!» (Мф. 15, 10) и так далее; и Он говорил это, а фарисеи соблазнились по поводу этого слова (ср. Мф. 15, 12), ибо из‑за превратных мнений и дурного толкования закона они не являются растением Отца Его Небесного и поэтому искореняются (ср. Мф. 15,

13) . И они действительно были искоренены, не приняв Иисуса Христа, истинную виноградную лозу, которую возделывает Отец (ср. Ин. 15, 1). Ибо как они могли быть растением Отца — те, кто соблазнился словами Иисуса, отвращавшими от [предписаний]: «не прикасайся, не вкушай, не трогай — всего того, что было[471]предназначено к погибели от употребления, по заповедям и учению человеческо- му»[472] (Кол. 2, 21–22), — но склоняющими того, кто слушает их с пониманием, в связи с ними искать горнего, а не земного (ср. Кол. 3, 1–2), как Иудеи? И поскольку вследствие превратных мнений фарисеи не были растением Отца Небесного (ср. Мф. 15, 13), поэтому Он говорит о них ученикам как о неисцелимых: «оставьте их» (Мф. 15, 14). «Оставьте» — так как, хотя, будучи слепы, они должны были бы осознать свою слепоту и искать [себе] вождей, они не сознают собственной слепоты и даже заявляют, что ведут слепых, не думая, что упадут в яму (ср. Мф. 15,

14) , о которой в Псалмах написано: «рылров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил» (Пс. 7, 16). Итак, в другом месте написано: «Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его» (Мф. 5, 1); здесь же Он протягивает руку народу, призвав его и отменив буквальное истолкование (της ρητής έκδοχης) в вопросах, касающихся закона, сперва, когда Он сказал им, еще не понимающим того, что слышат: «слушайте и разумейте!» (Мф. 15, 10), и затем — [когда] Он говорил с ними словно притчами: «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит» (Мф. 15, 11).

14. Вслед за этим стоит посмотреть на изречение, извращаемое теми, кто говорит, что Бог закона и [Бог] Евангелия Иисуса Христа — не один и тот же[473]. Они говорят, что Отец Небесный Иисуса Христа — не виноградарь (γεωργός) (ср. Ин. 15, 1) тех, кто полагает [правильным] почитать Бога согласно закону. Сам Иисус сказал, что фарисеи, — а они поклонялись Богу, создавшему мир и закон, — были растением, которое не Отец Его Небесный насадил (ср. Мф. 15, 13)[474], и поэтому оно искореняется. Они, вероятно, скажут и следующее — что, если бы Отцом Иисуса был Тот, кто ввел и насадил народ, вышедший из Египта, на горе достояния Своего, в готовое жилище Свое (ср. Исх. 15, 17), Иисус не сказал бы фарисеям, что «всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится» (Мф. 15, 13). На это мы скажем, что всем тем, кто из‑за превратного истолкования того, что касается закона, не были растением Отца Небесного, — [всем] им, как не верящим истине, но любящим неправду (2 Фес. 2, 12), ослепил умы тот, кого обоготворили сыны века сего и кто по этой причине называется у Павла богом века сего (ср. 2 Кор. 4, 4). И не подумай, что наш Павел говорит, будто он поистине является Богом. Ведь как чрево, не будучи Богом, называется Павлом богом (ср. Флп. 3, 19) тех, кто, чрезмерно ценя наслаждение, скорее сластолюбив, чем боголюбив, так и князь века сего, о котором Спаситель говорит: «ныне князь мира сего осужден» (Ин. 16, 11), — не будучи богом, называется богом тех, кто не желает принять духа усыновления (ср. Рим. 8, 15), чтобы стать сынами того века и воскресения мертвых (ср. Лк. 20, 35), и потому пребывает в сыновстве века сего. Вот что мне показалось необходимым добавить, даже если это сказано в виде отступления, ввиду [слов] «слепые вожди слепых» (Мф. 15, 14). В самом деле, кто [эти слепые]? — Фарисеи, у которых бог века сего ослепил умы, ибо они — неверующие, потому что не поверили в Иисуса Христа; и ослепил он их, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Божией в лице Христа (ср. 2 Кор. 4, 4)[475]. И надо не только избегать того, чтобы тебя вели те слепые, которые чувствуют, что [сами] нуждаются в вождях, так как они еще не обрели способности видеть самостоятельно, но и внимательно слушать всех, кто провозглашает себя вождями [других] в здравом учении, и применять к тому, что [ими] говорится, здравое суждение, дабы, ведомые в согласии с неведением слепых и не видящих сути (τά πράγματα) здравого учения, мы и сами не оказались слепыми в силу того, что не видим смысла Писаний, так что оба, и ведущий, и ведомый, упали бы в яму (ср. Мф. 15, 14), о которой мы говорили выше[476].

Вслед за этим написано, как Петр в ответ сказал Спасителю: «изъясни нам притчу сию» (Мф. 15, 15), — ибо он не понял [слова] «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит» (Мф. 15, 11). На что Спаситель говорит: «неужели и вы еще не разумеете?» (Мф. 15, 16), — словно бы [имея в виду]: неужели, будучи со Мной столь долгое время, вы еще не разумеете цели сказанного и еще не понимаете, что входящее в уста его потому не оскверняет человека, что проходит в чрево и, продвигаясь далее, извергается в отхожее место (ср. Мф. 15, 11, 17). Не из‑за закона, в который они по видимости верили, фарисеи не были растением Отца Иисуса Христа (ср. Мф. 15, 13), а из‑за превратного толкования закона и того, что в нем написано. Ибо, поскольку мыслимо два [служения] согласно закону, — служение смерти, запечатленное буквами и не имеющее ничего общего с духом, и служение жизни (ср. 2 Кор. 3, 7–8), подразумеваемое в духовном законе, — то те, кто в силу расположенности к истине (άπο διαθέσεως άληθευούσης) способны сказать: «Ибо мы знаем, что закон духовен» (Рим. 7, 14), и потому «закон свят, и заповедь свята и праведна и добра» (Рим. 7, 12), они‑то и были растением, которое насадил Отец Небесный (ср. Мф. 15, 13); а те, кто не таковы, но почитают только букву, которая убивает (ср. 2 Кор. 3, 6), были растением не Бога, а того, кто ожесточил их сердце и положил на него покрывало (ср. 2 Кор. 3, 13–14), имеющее силу над ними до тех пор, пока они не обратятся к Господу: «ибо если кто обратится к Господу, покрывало будет снято. Господь же есть дух» (2 Кор. 3, 16–17)[477].

Столкнувшись с этим местом, кто‑нибудь, пожалуй, скажет, что, как «не то, что входит в уста, оскверняет человека», даже если считается Иудеями нечистым, так и не то, что входит в уста, освящает человека, хотя бы более простые[478][верующие] (των άκεραιοτέρων) считали, что так называемый хлеб Господень освящает. И, я думаю, это соображение заслуживает внимания и поэтому нуждается в ясном изложении, которое, на мой взгляд, таково. Подобно тому, как не пища, но совесть того, кто ест с сомнением, оскверняет съевшего, ведь «сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере» (Рим. 14, 23); и как для оскверненного и неверующего ничто не является чистым не само по себе, а вследствие его скверны и неверия; так и та [пища], что освящается словом Божиим и молитвою (ср. 1 Тим. 4, 5), освящает употребляющего [ее] не сама по себе (τω ίδίφ λόγφ)[479]. Ведь если бы это [было так], она освящала бы и того, кто ест недостойно (ср. 1 Кор. 11, 27) Господа, и благодаря этой пище никто не становился бы слабым или больным или спящим; а ведь Павел упомянул нечто подобное в [словах]: «Оттого многие среди вас слабы и больны и немало спит» (1 Кор. 11, 30)[480]. И в случае с хлебом Господним польза для употребляющего [его] будет, если он причащается хлеба с неоскверненным умом и чистой совестью. Таким вот образом мы не теряем никакого блага из‑за того, что не едим, [т. е.] в силу того только, что не едим освященного словом Божиим и молитвой хлеба, и не приобретаем никакого блага из‑за того, что едим (ср. 1 Кор. 8, 8). Ибо причина потери — порок и грехи, а причина приобретения — праведность и правильные поступки, так что и Павел сказал нечто подобное в [словах]: «если мы едим, ничего не приобретаем; если не едим, ничего не теряем» (ср. 1 Кор. 8, 8[481]). Если же «все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается в отхожее место» (Мф. 15, 17), то и пища, освященная «словом Божиим и молитвою» (1 Тим. 4, 5), в силу самой [своей] вещественности «проходит в чрево и извергается в отхожее место». Но благодаря совершенной над ней молитве «по мере веры» (Рим. 12, 6) она становится полезной и оказывается причиной ясного зрения (διαβλέψεως)[482] для ума, высматривающего то, что полезно; и не вещество хлеба, а сказанное над ним слово приносит пользу тому, кто ест его не так, как было бы недостойно (ср. 1 Кор. 11, 27) Господа. Вот что [можно сказать] об имеющем духовный и символический смысл теле (του τυπικου καί συμβολικου σώματος)[483]. Многое можно было бы сказать и о самом Слове, ставшем плотью и истинной пищей (ср. Ин. 6, 55), вкусивший которую непременно будет жить вовек (ср. Ин. 6, 51), ведь ее не может есть ни один дурной [человек]: ибо если бы было возможно, еще оставаясь дурным, есть Слово, ставшее плотью (ср. Ин. 1, 14), Которое также и хлеб живой, то не было бы написано, что всякий ядущий хлеб сей будет жить вовек (ср. Ин. 6, 51).

15. Вслед за этим посмотрим, как исходящее [из уст] и оскверняющее человека, не потому оскверняет человека, что исходит из уст, но причину осквернения имеет в сердце (ср. Мф. 15, 18), когда исходят из него, еще до того, что исходит из уст, злые помыслы, к роду которых относятся убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления; ибо это оскверняет человека (ср. Мф. 15, 19), когда исходит из сердца и, изойдя из него, проходит через уста, так как если бы [это] не оказалось вне сердца, но содержалось бы где‑нибудь там же, возле сердца, не получив позволения быть высказанным устами, то очень скоро исчезло бы и человек уже не был бы осквернен. Стало быть, источник и начало всякого греха — злые помыслы: если они не возобладают, то не будет ни убийств, ни прелюбодеяний, ни чего‑либо другого из подобных [дел]. По этой причине каждому следует со всей [возможной] бдительностью блюсти свое собственное сердце; ибо в Судный день «Господь», явившись, «осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор. 4, 5) среди всех мыслей человеческих, обвиняющих или оправдывающих (ср. Рим. 2, 15), когда людей окружат их собственные замыслы (ср. Ос. 7, 2).