Слова, касающиеся власти апостолов оставлять грехи, читаются в Евангелии от Иоанна так: Приимите Духа Святого, кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20:22—23). Если эти слова принять без дальнейшего расследования, то можно бы за них апостолам упрек сделать, что они не всем прощают, дабы все приняли участие в оставлении грехов [Богом], но что на некоторых грехи они удерживают, так что ради их грехи те не снимаются с человека и Богом. Потому целесообразным становится заимствовать пример из закона [Моисеева], дабы понять, как оставление грехов людских Богом посредствуется людям через людей же. Пресвитерам подзаконным запрещено было за некоторые грехи приносить жертву, из–за которой преступления тех, за коих она приносится, могли бы им оставлены быть. И, хотя пресвитер имел полномочие приносить жертвы за многие неумышленные грехи и преступления (Лев. 4:2 и др.), все же не приносил он жертвы ни всесожжения, ни очистительной за прелюбодеяние или за предумышленное убийство и за другие тяжкие преступления. Точно так же и Святым Духом наученные апостолы, и те, которые в качестве пресвитеров по образу великого Первосвященника на апостолов походят и божественную службу разумеют, знают, за какие грехи должно приносить жертву и когда и каким образом; знают же они и то, за кого этого не должно делать. Оттого, когда [первосвященник Илия узнал, что его сыновья Офни и Финеес ведут греховную жизнь и что он ничего не в состоянии сделать для прощения им грехов их, он произносит то, в чем можно видеть даже отчаяние его; он говорит: Если согрешит человек против другого, то можно за него молиться; если же человек согрешил против Господа, то кто будет за него молиться (1 Цар. 2:25)?

Для меня понятно, каким образом некоторые присваивают себе то, что выходит за пределы пресвитерских полномочий; и, без сомнения, вследствие непонимания надлежащим образом богословской науки хвастаются они, что можно было бы и идолослужение прощать, и прелюбодеяние, и блудодеяние, как будто бы силою их молитвы мог разрешаем быть для таких беззаконников и грех к смерти (1 Ин. 5:16). Разве они не читали слов: Есть грех к смерти; не о том говорю, чтобы за этих кто–либо молился (Ин. 5:16).

И то не должно быть пройдено молчанием, как доблестный Иов приносил за своих сыновей жертвы, говоря: Могли сыновья мои в своем сердце нечто злое помыслить против Бога (Иов 1:5). Он приносит жертву за грехи неизвестные, еще не дошедшие до уст.

[29] И не введи нас в искушение, но избавь нас от зла (Мф. 6:13; Лк. 11:4). Слова: Но избавь нас от зла — у Луки опущены.

Если Спаситель повелевает нам молиться не о чем–либо невозможном, то нахожу я стоящим расследования; возможно ли было дать нам заповедь о том молиться, чтобы не впадать в искушения, когда вся человеческая жизнь на земле есть время искушения. Потому что, доколе мы живем на земле, доколе состоим одетыми плотню, которая противится духу (Гал. 5:17) и которой стремления суть вражда против Бога, потому что Закону Божию она не покоряется, да и не может (Рим. 8:7), дотоле мы подлежим искушениям;

А что вся человеческая жизнь на земле [действительно] есть время искушения, этому учит нас Иов в словах: Человеческая жизнь на земле не есть ли время искушения (Иов 7:I)? Подобное же открывается из слов 17–го псалма: Тобою буду избавлен я от искушения (Пс. 17:30). Но и Павел пишет к коринфянам, что благодать ро–жия не в том состоит, чтобы не подвергаться искушениям, а в том, чтобы не подвергаться нам искушениям свыше наших сил, ибо говорит: Только человеческое (т. е. соразмерное с человеческими силами) искушение вас постигало; Но Бог верен: Он не попустит вам быть искушаемыми сверх ваших сил; но при искушении даст вам и облегчение, чтобы вы могли перенести оное (1 Кор. 10:13). Никогда мы не свободны от искушений; ни теперь, когда мы против плоти бороться должны, желающей противного духу или ему противящейся (Гал. 5:17), или против души всякой плоти, которая, нося одно и то же имя с телом, состоящем для нее седалищем, представляет собой начало повелевающее, так называемое сердце; ни тогда, когда в качестве борцов, вперед движущихся и совершенных, уже не против плоти и крови бороться должны мы и не в побежденных уже человеческих искушениях испытываемы бываем, а боремся уже против властей и сил, против миродержителя тьмы века сего и духов злобы (Еф. 6:12).

Как же это, следовательно. Спаситель повелевает молиться о том, чтобы не [попускал нам Бог] впадать в искушения (Мф. 26:41), когда некоторым образом всех Бог искушает? Потому что не к старейшинам только своего времени, но и ко всем читателям своей книги говорит Иудифь: Вспомните, как Он с Авраамом поступал (Быт. 12:1; 21:12; 22:1), как сильно Исаака искушал (Быт. 22:9; 26:1), что было с Иаковом, когда он в Месопотамии, в Сирии, пас овец дяди своего (брата матери своей) Лавана (Быт. 29). Как их искушал Он не для истязания сердца их, так и нам не мстит, а только для вразумления наказывает Господь приближающихся к Нему (Иудифь 8:26—27). О всех же вообще праведных говорит Давид в таких словах: Много скорбей у праведного (Пс. 33:20); и апостол в Деяниях: Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14:22). И если молитвы о невведении нас во искушение надлежащим образом мы не понимаем, чего большинству действительно и недостает, то должны мы, конечно, утверждать, что молитва апостолов не была услышана, потому что во время своей жизни они столько ужасного терпели в бесчисленных трудах, в многочисленных оскорблениях, [в пребывании] сверх меры в темницах, в частых смертных опасностях (2 Кор. 11:23); и Павел главным образом из–за иудеев пять раз получил по 39 ударов, три раза сечен был прутьями, однажды был побиваем камнями, трижды кораблекрушение терпел, ночь и день пробыл во глубине морской (2 Кор. 11:24—25); этот человек всячески был притесняем, приводим в отчаянные обстоятельства, преследуем и низлагаем (2 Кор. 4:8—9), ибо он и сам признается: Даже до настоящего часа терпим мы голод и жажду, наготу, кулачные побои, не имеем постоянного местожительства и работаем до утомления своими собственными руками: проклинают нас, а мы благословляем; преследуют, а мы терпим; порочат нас, а мы молимся (1 Кор. 4:11—13). Но если уж апостолы своею молитвою не достигли никакого успеха, то какою же надеждою быть услышанным от Бога может одушевляться кто–либо из менее мужественных? Если в 25–м псалме потом говорится: Испытай меня, Господи, и искуси меня; расплавь в огне внутренности мои и сердце мое (Пс. 25:2), то не понимающий точно заповеди Спасителя легко придет к мысли, что противоречит это учению нашего Спасителя о молитве.

Далее, когда кто–либо, с тех пор как он вполне вошел в разум, когда и кто верил, что люди, которых он знал, живут без искушений? И какое это такое время можно указать, в которое нечего было бы бояться греха, потому что не надлежит борьбы [с ними]? Беден ли кто, тот пусть оберегается, как бы не украсть и потом не употреблять имени Божия всуе (Притч. 30:9). Если, напротив, богат кто, то и он страшиться должен, потому что среди изобилия он может сделаться лжецом и в своей надменности сказать: Кто видит меня (Притч. 30:9)? Не был ли уже и Павел при своем богатстве во всяком учении и во всяком познании (1 Кор. 1:5) не совершенно свободен от опасности погрешить самопревознесением, и не нуждался ли он при этом в некотором жале, которым сатана удручал его, дабы он не превозносился (2 Кор. 12:7)? Но, если кто и добрую совесть имеет, и возвышен над злом, читай тот во 2–й книге Паралипоменон рассказываемое об Езекии, о котором здесь повествуется, как он пал через свое высокомерие (2 Пар. 32:25—31). Если же на том основании, что мы не распространились о бедных, а особенно на том основании, что бедный, по Соломону, никакой угрозы [от разбойников] не слышит (Притч. 13:8), кто–либо предался бы беззаботности, как будто при бедности не бывает искушений, то пусть знает тот, что враг подстерегает, чтобы низложить и бедного, и нищего (Пс. 36:14;10:9).

Нет необходимости распространяться также и о том, как многие вследствие беспутного пользования богатством наследовали себе долю в месте мучения совместно с богачом (Лк. 16:22). И как многие потеряли право на Небо, бедность переносили малодушно, вели себя при этом так, что поведение их приличествовало более рабам и людям из низших классов общества, нежели себя вели как подобало то святым (Еф. 5:3). Между тем и средину занимающие между богатством и бедностью далеко не защищены от того, чтобы и при своем посредственном имуществе не грешить. Здоров ли кто телесно и силен и по причине своих здоровья и силы считает себя свободным от всякого искушения — но кому более, как не здоровому и сильному, свойствен грех осквернения храма Божия (1 Кор. 3:17)?

Если никто не решается ясно говорить об этом, то, без сомнения, потому лишь, что и без того это всем понятно. И какой больной избежит искушения осквернить храм Божий, пребывая во время болезни в праздности и весьма легко склоняясь к мыслям о предметах нечистых? Но к чему говорить я буду и о том, что, кроме тех нечистых мыслей, его тревожит, если он со всею предусмотрительностью не охраняет своего сердца (Притч. 4:23)? Потому что, страданиями осиливаемые и не в состоянии будучи переносить болезней мужественно, уже весьма многие признавались, что они болели тогда гораздо более душою, чем телом; а многие себя и вечным стыдом покрыли, потому что из страха перед бесчестьем они устыдились благородного ношения имени Христова (Лк. 9:26). Может быть, кто–нибудь полагает, что он тогда от искушений покой будет иметь, когда будет в почете от людей, но не к тем ли обращено это жесткое слово: Они уже получают награду свою (Мф. 6:2), — не к тем ли, которые почетом своим у народных масс гордятся как неким благом? Ужели не полно укоризны это слово: Как можете вы веровать, когда друг от друга принимаете славу; а славы, которая от единого Бога, не ищете (1 Ин. 5:44)? Нет нужды перечислять и грехи высокомерия, в какие впадают считающие себя благородными, равно как так называемые простолюдины, в своей беспомощности практикующие перед мнимо знатными отделяющую от Бога льстивую низость, на которую те, не питая к низшим себя истинной дружбы, отвечают лицемерием, прикрывающим лишь недостаток благороднейшего в человеке — любви.

Таким образом, вся жизнь человеческая на этой земле, как выше упомянуто, есть время искушения. Потому мы должны молиться об освобождении от искушения не в том смысле, чтобы вовсе не быть искушаемыми, — потому что это невозможно, особенно для жителей земли, — но чтобы в искушении нам не падать. Побеждаемый же от искушения, по моему мнению, есть тот, кто впадает в него и запутывается в его сетях. В эти–то сети ради уловленных в них и вошел Спаситель; и, зря чрез сеть, как говорится в Песне песней (Песн. 2:9), отвечает Он попавшимся в нее и впавшим в искушение и взывает к ним как к своей невесте:

Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди (Песн. 2:10).

В подтверждение, что всякое время для человека есть время искушения, хочу я добавить еще следующее. Даже и тот, кто занят Законом Божиим день и ночь, и слово: Уста праведника истощают мудрость (Притч. 10:31) — кто старается исполнить в совершенстве, — даже и тот не свободен от искушений. Для чего потому буду я перебирать все множество людей, которые, посвятив себя изучению божественных писаний, ложно поняли изречения в законе и пророках и стали питать мнения нечестивые и произвольно измышленные или вовсе глупые и смешные; что за польза произойдет от изложения подобных заблуждений, в которые впали весьма многие и из таких людей, которых нельзя упрекнуть в нерадивом отношении к изучению Писания? Это же самое случилось со многими при изучении ими апостольских и евангельских Писаний, потому что в своем безрассудстве они создали в своем воображении другого то Сына, то Отца, нежели о каких учат и каких согласно с истиной приемлют (писатели Священного Писания]». А кто о Боге и Его Помазанике имеет неправильное понятие, тот от истинного Бога и Его единородного Сына отпал; молитва же к мнимым Отцу и Сыну, которых его неразумие измыслило, остается недействительной. А это потому с ним случилось, что не принял он соображение искушения при изучении Священного Писания и к борьбе, ему тогда угрожавшей, не был приготовлен.

Мы должны, следовательно, молиться не о том, чтобы не подвергаться искушениям, — потому что это невозможно, — а о том, чтобы не быть от искушений осиливаемым, как происходит это с теми, которые в искушениях запутываются и ими побеждаются.