Далее, когда кто–либо, с тех пор как он вполне вошел в разум, когда и кто верил, что люди, которых он знал, живут без искушений? И какое это такое время можно указать, в которое нечего было бы бояться греха, потому что не надлежит борьбы [с ними]? Беден ли кто, тот пусть оберегается, как бы не украсть и потом не употреблять имени Божия всуе (Притч. 30:9). Если, напротив, богат кто, то и он страшиться должен, потому что среди изобилия он может сделаться лжецом и в своей надменности сказать: Кто видит меня (Притч. 30:9)? Не был ли уже и Павел при своем богатстве во всяком учении и во всяком познании (1 Кор. 1:5) не совершенно свободен от опасности погрешить самопревознесением, и не нуждался ли он при этом в некотором жале, которым сатана удручал его, дабы он не превозносился (2 Кор. 12:7)? Но, если кто и добрую совесть имеет, и возвышен над злом, читай тот во 2–й книге Паралипоменон рассказываемое об Езекии, о котором здесь повествуется, как он пал через свое высокомерие (2 Пар. 32:25—31). Если же на том основании, что мы не распространились о бедных, а особенно на том основании, что бедный, по Соломону, никакой угрозы [от разбойников] не слышит (Притч. 13:8), кто–либо предался бы беззаботности, как будто при бедности не бывает искушений, то пусть знает тот, что враг подстерегает, чтобы низложить и бедного, и нищего (Пс. 36:14;10:9).

Нет необходимости распространяться также и о том, как многие вследствие беспутного пользования богатством наследовали себе долю в месте мучения совместно с богачом (Лк. 16:22). И как многие потеряли право на Небо, бедность переносили малодушно, вели себя при этом так, что поведение их приличествовало более рабам и людям из низших классов общества, нежели себя вели как подобало то святым (Еф. 5:3). Между тем и средину занимающие между богатством и бедностью далеко не защищены от того, чтобы и при своем посредственном имуществе не грешить. Здоров ли кто телесно и силен и по причине своих здоровья и силы считает себя свободным от всякого искушения — но кому более, как не здоровому и сильному, свойствен грех осквернения храма Божия (1 Кор. 3:17)?

Если никто не решается ясно говорить об этом, то, без сомнения, потому лишь, что и без того это всем понятно. И какой больной избежит искушения осквернить храм Божий, пребывая во время болезни в праздности и весьма легко склоняясь к мыслям о предметах нечистых? Но к чему говорить я буду и о том, что, кроме тех нечистых мыслей, его тревожит, если он со всею предусмотрительностью не охраняет своего сердца (Притч. 4:23)? Потому что, страданиями осиливаемые и не в состоянии будучи переносить болезней мужественно, уже весьма многие признавались, что они болели тогда гораздо более душою, чем телом; а многие себя и вечным стыдом покрыли, потому что из страха перед бесчестьем они устыдились благородного ношения имени Христова (Лк. 9:26). Может быть, кто–нибудь полагает, что он тогда от искушений покой будет иметь, когда будет в почете от людей, но не к тем ли обращено это жесткое слово: Они уже получают награду свою (Мф. 6:2), — не к тем ли, которые почетом своим у народных масс гордятся как неким благом? Ужели не полно укоризны это слово: Как можете вы веровать, когда друг от друга принимаете славу; а славы, которая от единого Бога, не ищете (1 Ин. 5:44)? Нет нужды перечислять и грехи высокомерия, в какие впадают считающие себя благородными, равно как так называемые простолюдины, в своей беспомощности практикующие перед мнимо знатными отделяющую от Бога льстивую низость, на которую те, не питая к низшим себя истинной дружбы, отвечают лицемерием, прикрывающим лишь недостаток благороднейшего в человеке — любви.

Таким образом, вся жизнь человеческая на этой земле, как выше упомянуто, есть время искушения. Потому мы должны молиться об освобождении от искушения не в том смысле, чтобы вовсе не быть искушаемыми, — потому что это невозможно, особенно для жителей земли, — но чтобы в искушении нам не падать. Побеждаемый же от искушения, по моему мнению, есть тот, кто впадает в него и запутывается в его сетях. В эти–то сети ради уловленных в них и вошел Спаситель; и, зря чрез сеть, как говорится в Песне песней (Песн. 2:9), отвечает Он попавшимся в нее и впавшим в искушение и взывает к ним как к своей невесте:

Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди (Песн. 2:10).

В подтверждение, что всякое время для человека есть время искушения, хочу я добавить еще следующее. Даже и тот, кто занят Законом Божиим день и ночь, и слово: Уста праведника истощают мудрость (Притч. 10:31) — кто старается исполнить в совершенстве, — даже и тот не свободен от искушений. Для чего потому буду я перебирать все множество людей, которые, посвятив себя изучению божественных писаний, ложно поняли изречения в законе и пророках и стали питать мнения нечестивые и произвольно измышленные или вовсе глупые и смешные; что за польза произойдет от изложения подобных заблуждений, в которые впали весьма многие и из таких людей, которых нельзя упрекнуть в нерадивом отношении к изучению Писания? Это же самое случилось со многими при изучении ими апостольских и евангельских Писаний, потому что в своем безрассудстве они создали в своем воображении другого то Сына, то Отца, нежели о каких учат и каких согласно с истиной приемлют (писатели Священного Писания]». А кто о Боге и Его Помазанике имеет неправильное понятие, тот от истинного Бога и Его единородного Сына отпал; молитва же к мнимым Отцу и Сыну, которых его неразумие измыслило, остается недействительной. А это потому с ним случилось, что не принял он соображение искушения при изучении Священного Писания и к борьбе, ему тогда угрожавшей, не был приготовлен.

Мы должны, следовательно, молиться не о том, чтобы не подвергаться искушениям, — потому что это невозможно, — а о том, чтобы не быть от искушений осиливаемым, как происходит это с теми, которые в искушениях запутываются и ими побеждаются.

Так как в искушение впадает тот, кто им побеждаем бывает, то мнение, будто Бог кого–либо вводит в искушение, его как бы предавая на поражение, оказывается неуместным. Ту же самую нелепость представляет первое вошедшее на ум понимание места: Молитесь, чтобы не впасть в искушение (Лк. 22:40; Мф. 26:41). А именно, если нечто злое представляет собою подвергаться искушению и если мы молимся, чтобы с нами этого не случалось, то не бессмысленно ли думать, что добрый Бог, Который не может приносить злых плодов (Мф. 7:18), кого–либо ввергает во грехи? Здесь полезно будет привести то, что говорит Павел в Послании к Римлянам. Выдавая себя за мудрых, они обезумели и славу нетленного Бога изменили в подобие и образ тленного человека, и птиц, и четвероногих, и пресмыкающихся животных. Потому и предал их Бог в похотях сердца их нечистоте, так что они взаимно сквернили свои тела (Рим. 1:22—24). И несколько далее: Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобным образом и мужчины, оставив естественное употребление женщины, разжигались (Рим. 1:26–27) и т. д. И опять несколько далее: И так как они не заботились Бога иметь в разуме, то предал их Бог превратному уму творить неподобающее (Рим. 1:28).

И я хорошо знаю, что это приводит их в великое замешательство. Другого Бога, нежели Творец неба и земли, в своем воображении они потому ведь и создали, что в законе и пророках многое нашли в этом роде, и потому они преткнулись о мнение, будто бы Тот не благ, Кто изрекает такие слова.

Но из–за изложенного сомнения относительно места: Не введи нас в искушение, ради которого мы привели слова апостола, теперь мы должны рассмотреть, не можем ли мы найти разрешение противоречий, которое достойно было бы признания.

Держусь я того мнения, что Богом каждая разумная душа руководится с отношением к ее вечной жизни; а именно, она постоянно сохраняет свободный выбор и соответственно своим собственным решением или вперед движется по пути добра, восходя даже на вершину добродетели, или же она по различным ступеням, начиная с невнимательности, сходит в очень глубокие пропасти порока.

Подобным образом те, которые к израильтянам приметались, некогда возымели страстное желание, сидели и плакали вместе с сынами Израиля и говорили: Кто накормит нас мясом? Мы помним рыбу, которую в Египте ели даром, огурцы, и дыни, и лук [зеленый], и лук репчатый, и чеснок; и теперь мы исхудали. Ничего не видим, кроме манны (Числ. 11:4—6). Потом говорится несколько далее: И услышал Моисей, что народ плачет в семействах своих, каждый у дверей шатра своего (Числ. 11:10). И опять несколько далее Господь говорит Моисею: И ты должен сказать народу: освятите себя, [очиститесь] наутро и будете есть мясо. Так как вы плакали пред Господом и говорили: Кто накормит нас мясом; хорошо нам было в Египте: то и даст вам Господь мясо и будете есть мясо. Не один день будете есть, не два дня, не пять дней и не двадцать дней, целый месяц будете есть, пока оно не пойдет у вас из носа и не сделается для вас отвратительным за то, что вы презрели Господа, Который посреди вас, и не доверяли Ему, и плакали пред Ним, и говорили: зачем это мы вышли из Египта (Числ. 11:18—20)? Теперь мы посмотрим, целесообразно ли привели мы этот рассказ для разрешения трудности, заключающейся в месте: Не введи нас в искушение — и в словах апостола (Рим. 1:23–28).

В своем страстном желании чужеземцы плакали в среде Израиля и сыны Израиля с ними (Числ. 11:4). Ясно, что доколе желанного они не имели, то никакого отвращения к тому не получали и не могли заглущить в себе своей страсти; а когда любвеобильный и милосердный Бог желанное дал им, то восхотел Он им дать в такой мере, чтобы пожелания более не осталось. Потому говорит Он, что должны они не в течение только одного дня мясо есть (Числ. 11:19); страсть в душе разгоряченной и воспламененной оставалась бы, если бы она получила мясо лишь на короткое время. Но и не на два лишь дня Бог дает им желанное; Он хочет поселить в них отвращение к нему; и потому в словах, которыми, казалось бы, выражается к ним благоволение, для способного судить как бы не содержится никакого обещания, а угроза, а именно когда Он говорит: «И не только в течение пяти дней будете вы мясо есть или в течение двойного количества этих дней или двойного количества этих усвоенного, но дотоле вы будете то мясо есть, — потому что вы в течение целого месяца будете то мясо есть, — доколе мнимое удовольствие и предосудительное постыдное желание мяса не пойдет у вас ноздрями назад в виде рвоты. Таким образом, Я отзову вас из этой жизни свободными от плотских пожеланий; и если вы оставите жизнь в таком состоянии, то чистые от тех пожеланий и помня великие страдания, через которые от них освободились, в состоянии будете или вовсе не впадать в них снова, или, если случаться будет когда–либо через долгие периоды времени, что вы забудете страдания, какие терпели из–за своей похотливости; и в случае, если не присмотрите за собой и разум в советника себе не пригласите, — разум, который совершенно и от всякой страсти освобождает, снова в порок впадете и потом из преданности временному повторно желать будете ваши пожелания видеть удовлетворенными, то в состоянии будете предметом пожеланий пренебречь и, таким образом, снова обратиться к пище доброй и небесной, которой вы пренебрегли, вместо и ее пожелав дурного». Подобное тому, что происходит с этими, происходит и с теми, которые славу нетленного Бога изменили в образ и подобие преходящего человека и птиц, и четвероногих, и пресмыкающихся животных (Рим. 1:23): они оставлены [Богом] и преданы в пожеланиях их сердца нечистоте, так что они сквернят свои тела (Рим. 1:24), они, до мертвого и бесчувственного тела (т. е. идолов) унизившие имя Того, Который все существам, одаренным чувством и разумом, дарует, что они не только чувствуют, но и разумно чувствуют, а некоторым даже и то, что они чувствуют и мыслят совершенно и добродетельно.

И по праву оставивишие Бога и Им оставляются и предаются постыдным страстям (Рим. 1:26): они получают в этом наказание за свое заблуждение, в котором они полюбили схожее с чесоткой удовольствие. Будучи предаваемы постыдным страстям (Рим. 1:26), они за свое заблуждение несут высшее наказание, чем какое несли бы, будучи очищаемы духовным огнем, и нежели какое несли бы принужденные в темнице уплачивать все свои долги даже до последнего кодранта (Мф. 5:26). Потому что, предаваемые постыдным страстям не только естественным, но многим и противоестественным, они себя оскверняют и плотью бывают притупляемы (толстеют, жиреют)