Следует знать, что речь о ста сорока четырех девах допускает анагогическое толкование, но сейчас излишне перебивать настоящее рассуждение и излагать научающие нас тому же о язычниках пророческие слова.
II. 9. «Но какое имеет отношение все это к нам?» — спросишь, читая написанное, ты, Амвросий[251], воистину человек Божий (1 Тим. 6, 11) и человек во Христе (ср. 2 Кор. 12, 2), стремящийся к уже не человеческому, но духовному бытию.[Члены] колен, возносящие Богу десятины и начатки через левитов и священников, имеют не только начатки или десятины, в то время как левиты и священники, пользуясь только десятинами и начатками, возносят Богу десятины (полагаю также, что и начатки) через первосвященника[252]. 10. Что касается большинства из наших, приближающихся к Христову учению, посвящающих себя в основном житейскому и приносящих Богу малые дела, то их можно было бы назвать, скорее, [членами] колен, мало подающими[253] священникам и скудно питающими служение Богу; напротив, подлинно посвятивших себя Божественному Слову и одному лишь служению Богу уместно называть левитами и священниками согласно превосходству их деятельности в этом.
11. <Пре>восходящие же <всех> и как бы имеющие первенство в своем роде будут, пожалуй, первосвященниками по чину Ааронову, а не по чину Мельхиседекову (ср. Евр. 7, 11). Если же кто‑нибудь воспротивится этому [сравнению], считая, что мы поступаем нечестиво, прилагая к человеку имя архиерея, поскольку часто Великим Иереем прорекается Иисус, как например: «Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия» (Евр. 4, 14), — то следует ответить ему, что апостол делал отличие, говоря, что пророк сказал о Христе: «Ты иерей вовек по чину Мельхиседекову»[254], — «а не по чину Ааронову» (Евр. 7, 11). Следом за ним и мы говорим, что люди могут быть архиереями по чину Ааронову, а по чину Мельхиседекову — Христос Божий.
12. Итак, раз мы в течение всей жизни и всей нашей деятельности, посвященной Богу, стремимся к лучшему (ср. Евр. 11, 16), желая иметь всю ее начатком многих начатков (если только мы не ошибаемся, так считая), — то чем [более] важным следовало заниматься после нашей друг с другом телесной разлуки[255], как не исследованием Евангелия? Ведь должно смело утверждать, что Евангелие является начатком всего Писания. 13. Поэтому какой иной должен был быть начаток деятельности после нашего возвращения в Александрию, как не [обращение] к начатку Писания?Но нам необходимо знать, что не одно и то же — начаток и первые плоды (ср., напр., Исх. 34, 26 и Втор. 26, 2), ибо начаток приносится после, а первые плоды — до сбора урожая (ср. Чис. 18, 12–13; 28, 26; Исх. 23, 16 и др.).
14. Итак, не погрешил бы называющий первыми плодами Писания, распространенного во всех Божиих церквах и уверенных в его Божественном характере (είναι θείων), Моисеев закон, а начатком — Евангелие. Ибо после всех плодов бывших вплоть до Господа Иисуса пророков прозябло совершенное Слово.
III. 15. Если же кто‑нибудь воспротивится идее [подобного] изъяснения начатков, говоря, что за Евангелием следуют Деяния и Послания апостольские, а потомуде невозможно удержать истолкованное выше о начатках, что начаток всего Писания — Евангелие, — то должно возразить, во–первых, что в дошедших Посланиях чувствуется образ мыслей мужей мудрых во Христе, им Помогающем, но нуждающихся, для того чтобы им поверили, в свидетельствах, заключенных в Законе и Пророках, так что апостольские слова, мудрые и достойные веры и с большим успехом достигающие цели, не похожи на: «Так говорит Господь Вседержитель» (2 Цар. 7, 8 [ср. 2 Кор. 6, 18]). 16. И по словам Павла: «Все Писание Богодухновенно и полезно» (2 Тим. 3, 16), — подумай, включает ли он [в него] свои собственные письма; или не [кажется], что «я говорю, а не Господь» (1 Кор. 7, 12); «я повелеваю по всем церквам» (1 Кор. 7, 17); «как страдал я в Антиохии, в Иконии, в Листрах» (2 Тим. 3, 11) и тому подобное, написанное им порой, * * * [являет] власть * * * апостольскую, но не беспримесную чистоту Богодухновенных словес?
17. К этому, далее, следует прибавить, что Ветхий Завет, не указывающий на «Грядущего» (ср. Ин. 1, 15.27 и т. д.), а [только] провозвещающий, — не Евангелие, тогда как весь Новый Завет является Евангелием, и не потому лишь, что он [Новый Завет] говорит подобно началу Евангелия: «Се Агнец Божий, вземлющий грех мира» (Ин. 1, 29), — но и поскольку содержит разные славословия и учения Того, из‑за Которого Евангелие есть Евангелие.
18. Наконец, раз Бог поставил в Церкви апостолов, пророков и евангелистов, пастырей и учителей (ср. Еф. 4, 11)[256], то когда мы исследуем, какова задача (έργον) евангелиста — а именно, не только поведать, как Спаситель исцелил слепорожденного (ср. Ин. 9, 1), воскресил смердящего мертвеца (ср. Ин. 11, 39), какие чудеса сотворил, но и побудить к вере касательно Иисуса, что отличает евангелиста, — тогда мы не замедлим назвать Евангелием написанное апостолами.
19. Возражающему же против второго объяснения, что мы не хорошо назвали весь Новый Завет Евангелием, ибо Послания не надписаны так, следует ответить, что часто в Писании два и более [предмета] называются одинаковым именем, относящимся преимущественно к одному из них. Так, Спаситель говорит: «Не называйте [никого] Учителем на земле»[257], — [а] апостол — что в Церкви поставлены и учители (ср. 1 Кор. 12, 28; Еф. 4, 11). 20. Следовательно, эти последние не будут Учителями в точном значении евангельского выражения. Так же Послания не будут Евангелием в буквальном и полном смысле слова, если сравнить их с повествованием о делах Иисуса, страданиях и речах Его.И все же Евангелие — Начаток всего Писания, и начаток всей нашей желаемой в будущем деятельности мы посвятим Начатку Писания.
IV. 21. Я думаю, что хотя суть четыре Евангелия, — словно элементы веры Церкви, из которых состоит весь мир, примиренный во Христе с Богом (как говорит Павел: «Бог был во Христе, мир примиряя Себе» [2 Кор. 5, 19]), — мир, чей грех взял Иисус (ибо о мире Церкви написано: «Се Агнец, вземлющий грех мира» [Ин. 1, 29]), — начатком Евангелий является [Евангелие] от Иоанна, исследуемое нами по твоей просьбе по мере сил, умалчивающее[258] о Родословимом [другими евангелистами] (τον γενεαλογουμενον) и начинающее с Того, Род Которого невозможно изглаголать (άπο του άγενεαλογήτου).
22. В самом деле, Матфей, обращаясь к [евреям], ожидающим [Сына] Авраамова и Давидова, говорит: «Книга родства Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова» (Мф. 1, 1); и Марк, [хорошо] зная, что пишет, повествует: «Начало Евангелия» (Мк. 1, 1), — конец которого мы обретаем, скорее, у Иоанна * * * — Слово, [бывшее] «в Начале» (Ин. 1, 1), Бога Слово. Но и Лука * * * все‑таки сохраняет величайшие и совершеннейшие слова об Иисусе для [ученика], припавшего ко груди Иисуса (Ин. 13, 25), так как никто из них не явил так полно Божества Его, как Иоанн, вложивший в уста Его: «Аз есмь свет мира» (Ин. 8, 12); «Аз есмь Путь и Истина и Живот» (Ин. 14, 6); «Аз есмь Воскресение» (Ин. 11, 25); «Аз есмь Дверь» (Ин. 10, 9); «Аз есмь Пастырь добрый» (Ин. 10, 11); и в Откровении: «Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний» (Откр. 22, 13).
23. Итак, должно осмелиться сказать, что как Евангелия — начаток всего Писания, так и Евангелие от Иоанна — начаток всех Евангелий, смысл которого никто не может понять, не «припавши ко груди Иисуса» (Ин. 13, 25) и не взяв от Иисуса Марию, ставшую и его матерью. И чтобы другому стать Иоанном, ему должно быть таким, чтобы на него, словно на Иоанна, указал Иисус как на Иисуса. Ибо если у Марии, согласно мыслящим здраво о Ней, не было иного сына, кроме Иисуса[259]; Иисус же говорит матери: «Вот, сын Твой» (Ин. 19, 26), а не: «Вот, и сей сын Твой», — это все равно что сказал Он: «Вот, сей есть рожденный Тобой Иисус». И любой совершенный — «уже не он живет, но в нем Христос» (ср. Гал. 2, 20), и когда «живет» в нем «Христос», то говорится о нем Марии: «Вот, Сын Твой» Христос.
24. Нужно ли еще говорить, каким необходимо быть уму нашему, дабы мы смогли достойно истолковать слово, сокрытое внутри глиняных сокровищниц (ср. 2 Кор. 4, 7) простой речи, когда письмена могут быть прочитаны всяким, а слово — слышимо всеми, имеющими телесный слух, и осязаемо чрез звук? Поистине, собирающийся в точности понять Евангелие должен сказать: «Мы же имеем ум Христов, дабы знать дарованное от Бога» (1 Кор. 2, 16.12).
25. О том, что весь Новый Завет — Евангелие, можно привести еще слова Павла, где он говорит: «Согласно евангелию моему» (Рим. 2, 16). Ибо, хотя писания Павла не являются для нас книгой, называемой обычно Евангелием, — все, что он проповедовал и говорил, было Благовестием. А то, что он проповедовал и говорил, то и писал; следовательно, написанное им есть Евангелие. 26. Но если писания Павла были Евангелием, то и Петра — Евангелием, и вообще все, чем устраивалось пришествие (έπιδημίαν) Христа и подготовлялся и создавался Его приход (παρουσίαν) для душ, хотящих впустить Слово Божие, стоящее у двери, стучащее (ср. Откр. 3, 20) и желающее войти в души.