11. Об обуви

Подобным же образом тщеславные женщины и в обуви обнаруживают свою крайнюю глупость. Поистине постыдно украшать сандалии золотыми цветами. Считается за особенный шик, если вбитыми в подошвы гвоздями изображены разные арабески. По заказу некоторых вырезаются на подошвах эротические сцены, дабы оставляемыми следами отпечатлеть на земле свои беспутные мыс» ли. Равнодушно относиться поэтому будем к художествен» но сработанным сандалиям, которые украшаются золотом " жемчугом, к аттическим и сикионским башмакам, к персидским и этрусским сапогам. Кто обращает внимание на природу вещей и их истинное назначение, тот и здесь выбирает естественнейшее. Но целью обуви является прикрытие ног; другая цель ее — ослабление ударов и охрана подошв на жестких горных путях. Женщинам можно позволять белую обувь, если они отправляются куда–нибудь недалеко; в противном же случае должна быть надеваема та, которая смазывается и подошвы у нее должны быть подбиты гвоздями. Но и вообще в большей части случаев их ноги должны быть прикрыты обувью; потому что женщина неприлично обнажать ноги; кроме того, женщины и к поранению ног чувствительнее. Мужчине же можно ходить и с обнаженными ногами, кроме времени, когда ему приходится в качестве солдата выступать в поле. «Ношение обуви» (υποδεδεσJ αι) родственно с «ношением оков» (δεδεσJ αι). Ходить же босиком, это представляет собой превосходный род телесного упражнения, полезно для здоровья, для сообщения себе легкости, когда обувь не предписывается самой нуждой. Впрочем, если мы не в пути или если хождение босиком переносить не в состоянии, то можем носить туфли или легкие подошвы. У аттиков они называются пыльниками, вероятно, потому, что не защищают ноги от пыли. Что можно довольствоваться и легкой ножной обувью, свидетель этого Иоанн (Креститель), говоря, что он недостоин развязать ремень обуви Господней (Мк. 1,7; Лк. 3:16). Ничего лишнего не носил Господь на ногах. Он, собой представлявший для евреев первообраз истинной добродетели и умеренности. Впрочем, что здесь может содержаться и иной смысл, я объясню это в другом месте.

12. О том, что не должно заботиться об украшении себя драгоценными камнями и золотом и удивляться таким украшениям

Удивляться темноцветным и бледно–зеленым камням или пузырькам океанской пены (жемчужинам, перлам) или иным земным высевкам представляет из себя нечто детское. Питать склонность к прозрачным камушкам, к странного цвета одеждам и разноцветному стеклу свойственно людям глупым, в то одевающимся, что в глаза бьет. По этой причине дети, завидев огонь, идут к нему; его блеск приманивает их, и в своей неопытности не обращают они внимания на опасность прикосновения к нему. Подобное нечто для глупых из женщин представляют из себя драгоценные камни, на шнурки нанизанные или же в цепи составленные: аметист, опал, яспис и топаз, потом милетский

Смарагд, драгоценнейший из всех товаров.

Но драгоценному перлу особенно посчастливилось; он нашел особенно легкий доступ себе в уборные женщин. Он образуется в устричной ракушке, имеющей сходство с пинной; величиной он будет с большой рыбий глаз; и околдованные столь жалкой ракушкой жены не стыдятся столь страстно добиваться ее, между тем как они могли бы украшать себя драгоценным священным камнем. Божественным Логосом, который в некоторых местах Писания (Мф. 13:46) и называется перлом. Это блистающий столь ясным светом Иисус, назирающее это око воплощенное; это лучи от себя испускающий Логос, плоть нашу через возрождение ее водой соделавший драгоценной.

И ракушка эта, рождающаяся в воде, покровом плоти является и уже из этой развивается перл. И то знаем мы, что Иерусалим небесный стеной из драгоценных камней окружен (Откр. 21:18 и далее); а двенадцать ворот этого небесного города, из драгоценных камней сложенные, означают, думаю, повсюду слышимый голос апостолов. Драгоценные камни имеют разные цвета, это–то в них и драгоценно; остальная земная материя, ценности не имеет; и с правом город святых — это здание духовное, символически представляется окруженным стеной из таких камней; в великолепии же цветов камней, в неподражаемости их, нужно видеть славу Духа Святого, непроходимость и святость Его существа.

Ближайшим образом Бог оставил открытым вещи необходимые для всех, каковы вода и воздух. А что не необходимо, то сокрыл Он в воде и в земле; почему–то муравьи должны золото копать и грифы стеречь его, и море скрывает перлы. Вы же добиваетесь того, что вовсе не необходимо. Смотри, вот все небо открыто, и вы не ищете Бога; долото же в земле сокрытое и драгоценные камни у вас копают в горных рудниках осужденные на смерть преступники. Вопреки Писанию Вы действуете; оно ясно взывает: ищите асе прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложатся вам (Мф. 6:33). И хотя и все нам даровано и все дозволено, хотя и все нам позволительно, говорит апостол, до не все полезно (1 Кор. 10:23).

Бог создал человечество для братского общения, сам прежде всего пожертвовал своим Сыном и Логоса, все доставляя всем, даровав в общее достояние для всех. Все, следовательно, должно быть общим, и богатые не должны желать более иметь, чем другие. Слово: «У меня драгоценности есть, почему же не должна я себе доставлять удовольствие ими», следовательно, не человечно, не есть оно слово братское. Более соответствует христианской любви другое слово: «У меня есть это: почему же не должна я с нуждающимися поделиться»? Такой человек совершенен и исполняет заповедь: люби ближнего твоего, как самою себя (Мф. 19:19). Вот истинное удовольствие, вот драгоценное сокровище. Что тратится на удовлетворение суетных склонностей, то убыток, а не расхода значение имеет.

Знаю, что Бог дал нам наслаждаться, но только в пределах необходимого, и по Его воле наслаждение должно быть общим. Это не в порядке вещей, чтобы один в изобилии жил, тогда как многие терпят нужду. Намного славнее благодетелями многих быть, нежели в великолепном доме жить! Намного умнее свое имущество на людей издерживать, чем на золото и драгоценные камни! Намного полезнее украшать себя друзьями нежели бездушными, хотя и ценными (золотыми и серебряными), вещами! Кому увеличенное поместье столько пользы принесет, сколько расточение благодеяний! В заключение должны мы еще и то возражение отклонить: «Кто же будет наслаждаться богатством, если все бедность выберут?» Люди, отвечаю я, из богатства употребление делающие бесстрастно и без различия. И если этого нельзя достичь, чтобы все благоговели перед мудрой умеренностью, то должно по крайней мере к тому стремиться, чтобы согласно с потребностью это происходило и чтобы от излишества отказывались. Вообще, к такого рода пустякам, как женские наряды следует пренебрежительно относиться, подобно тому как вообще и всем миром мы пренебрегаем. Жена должна внутри украшенной быть, и женская красота должна внутри обнаруживаться (Рим. 7:22; Еф. 3:16); красота и ненавистность обнаруживаются только в душе ведь. Потому только добродетельный есть «человек» поистине «прекрасный и добрый» и в качестве единственно прекрасного должно быть признаваемо лишь доброе; лишь добродетель своей красотой свет проливает и на тело; она как цветок собой украшает его; она обнаруживает очаровательность умеренности, потому что добрые нравы, как луч света, собой освещают и форму. Красота каждого растения и каждого животного заключается в свойственных им преимуществах; человека же преимущество состоит в справедливости, умеренности, возвышенности чувств, богобоязливости. Прекрасен, следовательно, праведный, умеренный, вообще, человек добрый, а не богатый.

Даже солдаты ныне желают уже золотые украшения носить; неизвестны им слова поэта:

Он и в битвы ходил златом изукрашенный как глупая девочка

(Ил. II, 872).

Но страсть к нарядам, не заботящаяся о добродетели и только телом занимающаяся и чувство красоты на ничтожные вещи обращающая, совершенно должна быть изгнана из нашего общества. Предъявляя притязания на украшение тела тем, что к его субстанции не относится, она порождает собой лживость и развивает обманность характера; не нечто честное, простое, истинно детское она представляет собой, нет; а высокомерие, чувственность, надутость. Жены потемняют истинную красоту, когда они накладывают на нее тень золотых украшений. Они не знают, что делают с собой, сами себя сковывая тысячью золотых цепей, ибо рассказывают, что и у варваров преступники сковываются золотыми цепями. Богатые женщины, сковывая себя золотом, мне кажется состоят дружками им. Или разве эти колье (Ис. 3:19; Иез. 16:11), не представляют из себя ошейников и на грудь ниспадающие цепи разве не заменяют собой оков? У аттиков они прямо и называются оковами. Украшения, надеваемые на предстопный сустав, Филимон называет в «Сюнефебе» противоречием красоте женской ноги: