Женам не умащать кожи в бане.

Наши общие для мужчин и женщин бани ведут только к распутству, потому что зрение обнаженного тела собой порождает желание. В бане наши женщины с себя как бы смывают и чувство стыдливости. Те же из них, которые еще не дошли до такой степени бесстыдства, хотя не допускают к себе чужих мужчин, зато моются при пособии своих слуг, донага раздеваются перед рабами, заставляют их мыть себя, робкому желанию дозволяя по крайней мере осязание. Приведенный в баню к госпоже служитель в наглости своих желаний торопится раздеться, но несмотря на все своё негодяйство делает это застенчиво. Древние атлеты тоже стыдились совсем обнажать мужское свое тело; они вступали в состязания опоясанные бедренным прикрытием и свидетельствовали таким образом о своем приличии. А нынешние женщины вместе с одеждой освобождаются и от чувства стыда, желают своими прекрасными формами рисоваться, но и сами того не желая, доказывают тем свою нравственную опущенность, потому что именно через обнажение своего тела они свидетельствуют о наполненности своей души страстными желаниями, подобно тому как у одержимых водяной болезнью кожа повсюду переполняется влажностью. У тех и других с первого же взгляда легко признать болезнь. Мужья потому должны подавать женам должный пример, соблюдая перед ними приличие; в их обществе раздеваясь, должны они похотливых взглядов избегать. Потому что, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал (Мф. 5:28). Дома, следовательно, должны они соблюдать благонравие перед родителями и прислугой, на улице — перед встречными, в бане — перед женщинами, в одиночестве — перед самим собой, а повсюду — перед Логосом, который всюду присутствует и без которого ничто не начало быть (Иоан. 1:3). Тот остается без греха, кто верит, что где бы он ни был. Бог повсюду присутствует при нем.

6. Христианство есть истинное богатство

В пользовании богатством, следовательно, должно разумность соблюдать; из человеколюбия должно щедродательными быть, не скряжничать, но и в расточительность при этом не должно вдаваться; деятельность благородная не должна вырождаться в эгоизм и тщеславие. Пусть никто между нами не говорит чего–нибудь вроде этого: «Лошадь этого человека стоит 15 талантов или же его поместье, его раб или его золотая утварь; а сам он не дороже трех копеек». Представляй себе жен без украшений, господ без рабов, и ты найдешь, что господин ничем не отличается от слуги ни в походке, ни во взорах, ни по языку: так схожи они с рабами; если чем и различаются они от слуг, то разве сравнительной телесной слабостью, состоя болезненными уже вследствие своего воспитания. Лучшим и славнейшим учением постоянно должно быть считаемо это: «Муж добрый, мудрый и праведный собирает себе сокровища на небе. Он обращает свое земное имущество в деньги и раздает оные бедным, получая за то непреходящее сокровище там, где нет ни моли, ни воров ". Такой поистине блажен, хотя бы он малозначителен был, слаб и бесславен; он становится собственником богатства величайшего и истинного. А кто несправедлив и столь же заносчив, как. и богач, одевающийся в золото и пурпур и презиравший Лазаря, то хотя бы он богаче был и Кинюры, и Мидаса, тот несчастен, бытие тот проводит жалкое и истинной жизнью не живет.

Богатство, мне кажется, походит на змея: если кто еще издали различить его верно не сумеет, как он, вися на кончике хвоста, качается в воздухе, не причиняя никому опасности, то он обвивается около руки того и умерщвляет. Точно так же и богатству присуще замечательное свойство: при неискусном и неопытном прикосновении к нему оно змеем изворачивается, обвивается около собственника и его умерщвляет. А если кто им распоряжается великодушно и рассудительно, тот, это ядовитое животное поражая волшебством Логоса, остается невредимым. На эти истины люди богатые не обращают достаточного внимания; оттого они не могут похвастаться истинным богатством. Драгоценны не драгоценные камни, не серебряная утварь, не одежды, не телесная красота, а добродетель. А она состоит в пользовании разумом, в котором Педагог даровал нам принцип для деятельности. Разум же этот не любит роскоши; он является искренним слугой Логоса и славит умеренность, дочь мудрости. Примите учение мое, говорит Он, а не серебро; лучше знание, нежели отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею (Притч. 8:10–11). И опять: Плоды мои лучше золота и золота самого чистого и пользы от меня больше, нежели от отборного серебра (Притч. Сол. 8:19).

Должно различать эти два рода богатств и чем они один от другого отличаются. Можно быть обладателем больших материальных благ, и все же походить на наполненный золотом грязный кошель. Муж же праведный представляет собой поистине прекрасное явление, потому что красота состоит в благоупорядоченности, в распоряжении имуществом и пользовании им смотря по нужде и обстоятельствам. Иной сыплет щедро и ему еще прибавляется (Притч. 11:24); о такого рода людях написано: Он расточил, роздал нищим; правда его пребывает во веки (Пс. 111:9). Не тот богат, кто владеет имуществом и его бережет, а тот, кто им делится; даяние, а не обладание нас осчастливливает. Но щедролюбие есть плод душевной настроенности; истинное богатство заключается, значит, в душе. Только люди добрые могут быть считаемы за истинно богатых; но добрыми могут быть лишь христиане. Чувство человека неразумного и разнузданного не может быть расположено к добру; не может он поэтому и распространить около себя добра; христиане же способны к тому; их праведность есть истинное богатство и Логос драгоценнее всякого другого сокровища. Он — произведение не стад и полей, а дар Божий, богатство негибнущее, приобретаемое ценой лишь душевной преданности Ему; Он есть сокровище, нас поистине осчастливливающее; нам доставляет Он истинное блаженство. Ибо если Логос (разум) становится чьим–то достоянием, то не стремится тот ни к чему недостижимому; напротив, цели своих стремлений он достигает; по каждому справедливому желанию получает он от Бога удовлетворение. И не становится ли он тогда обладателем многого, даже всего? Сокровища непреходящего, ведь, становится он обладателем, а именно. Бога. Просите, ~ говорится, — и дано будет вам; стучите, и отворят вам (Мф. 7:7). Но если боящемуся Его Бог ни в чем не отказывает, тогда богобоязливый является, значит, обладателем всей вселенной.

7. Умеренность — вот верные на жизненном пути расхожие деньги христианина

В удовольствиях утопающее сладострастие есть злосчастнейший утес для человека. Жизнь изнеженная и бессодержательная, какой преданы столь многие, противоречит чувству истинной красоты и несогласна с простыми, скромными радостями человека, истинно образованного. Человек есть существо, самой природой обращенное горе, себя ставящее выше прочих и стремящееся к обладанию красотой единой и вечной, творением которой он является. Жизнь же, посвященная чреву, не есть что–либо возвышенное; напротив, она постыдна, омерзительна, смешна; погоня за удовольствиями есть нечто, совершенно чуждое Божественной природе; удовольствия чрева напоминают воробьев, половые — свиней и козлов. Грубость крайняя считать такие удовольствия за какое–то благо. А что касается сребролюбия, то оно сводит людей с правого жизненного пути, заглушает в них чувство приличия и отвращения к делам постыдным. Еще бы! Богач подобно животному желает только много есть, много пить, быть не лишенным чувственных удовольствий; он имеет средства к удовлетворению всякого рода желаний. И вот почему столь немногие из них делаются наследниками царства Божия, открытого однако же для всех (Мк. 10:24). Для них счастье в многоядении. Ибо для какой же иной цели приготовляется столько кушаний, как не для наполнения желудка одного какого–нибудь человека? Доказательством отвратительности этой гастрономической страсти состоят отхожие ямы, принимающие экскременты обедов. На самом же деле к чему бы держать столько кравчих для разливания разнообразных вин, если для утоления жажды достаточно стакана воды? К чему столько сундуков для сохранения роскошных одежд? К чему эта золотая домашняя утварь? К чему множество других элегантных вещей? Не для удовлетворения ли взоров ненасытных, не для приманки ли воров и других преступников? Лучше пусть милость и истина да не оставляют тебя, говорит Писание (Притч. 3:3). В пророке Илии мы имеем прекрасный образец умеренности. Когда он под кустом сидел в пустыне и, умирая от голода, ждал себе помощи лишь от Бога, то ангел принес ему печеную лепешку и кувшин воды (3 Царств. 19:6). Вот какой завтрак послал пророку Господь. Мы же, ходящие путями истины, тем свободнее должны быть от всякой бесполезной ноши. Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, говорит Господь (Лк. 10:4), т. е. не приобретайте никаких богатств, сберегаемых в кошелях. Не наполняйте хлебом ваших житниц, подобно тому как сеятель наполняет свои пазухи зерном, а разделяйте его между нуждающимися. Наконец, не накупайте себе лошадей и рабов, назначение которых перевозить багаж богатых и затруднять их передвижение, почему аллегорически и назван он обувью. Далеки, следовательно, мы должны быть от обременения себя бесполезной утварью, золотыми и серебряными кубками, кучей бесполезных слуг. Прекрасной и правой нашей свитой должна быть та, на которую наш Педагог указывает нам, уча нас самим себе служить и довольствоваться малым. Если хотим быть принятыми Логосом, то мы должны идти к Нему путем. Им для нас проложенным. А если у кого есть жена и дети, то и они никого не могут затруднять на его святом пути, если он научит их с тем же постоянством, с каким сам следует за своим Путеводителем, и их идти. Жена, любящая мужа, должна приготовиться к совместному путешествию с ним. Умеренность, соединенная с нравственной, никогда себе не изменяющей устойчивостью — вот верные расхожие деньги на пути к небу. Мерой для каждого обладания должна служить потребность, подобно как для обуви мерой служит нога. То же, что выходит за эти пределы — а это так называемая элегантность, будет ли она состоять в утвари или в одеждах — все это в путешествии будет лишь затруднять нас, а не служить нам поддержкой и не быть нашим украшением. Восходя к небу с напряжением (Мф. 11:12; Лк. 16:16), мы можем опираться при этом на посох благотворительности; она же, будучи обращаема нами в сторону нуждающихся, может быть и нашим отдыхом на пути. Богатством своим человек выкупает жизнь свою, говорит Писание (Притч. 13:8), т. е. если кто богат, то благотворительность спасет его. Как ключевой источник, и, вычерпан будучи, наполняется до прежней своей меры, так и щедролюбие само себя умножает и пополняет. Человеколюбие есть именно никогда не иссякающий источник; сколько бы ни поило оно жаждущих, молоко у него, как к высосанной груди и выдоенному вымени, обыкновенно опять приливает. Тот не беден, кто владыкой мира. Божественным Логосом, покровительствуем; никогда он не нуждается в необходимом. Ибо состоять под покровительством Логоса это именно, ведь, и значит не иметь никаких излишних потребностей и в то же время иметь подле себя постоянный источник для всякого рода довольства. А если кто захотел бы утверждать, что–де он видал, как праведник часто куска хлеба не имеет, то, возражаю я, что бывает это редко и только там, где нет другого праведника (который нуждающемуся помог бы). И все же и на этот случай читаем слово: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4:4), которое есть истинный хлеб, ибо является пищей, нам посланной с неба (Иоан. 6:23 и т. д.). Доколе держится Бога, праведник никогда, следовательно, ни в чем не терпит недостатка. В чем он нуждается, всего того он может просить и все то получать от Отца вселенной (Мф. 7:7–8), но и сам собой он может питаться, Сына Его в себе имея. Так не ощущает он ни в чем недостатка. Логос, наш Педагог, наделяет нас богатством и именно богатством, ни в ком не возбуждающим зависти, потому что мы не имеем излишних потребностей. Кто богат этим богатством, тот становится наследником Царства Божия.

8. О том, что главная сила истинного и здравого учения в образцах и примерах

Если кто–нибудь из вас от роскоши совершенно откажется и будет вести простой образ жизни, то научится он легче переносить и невольные затруднения, потому что добровольные труды для него сделаются постоянной школой упражнений, подготавливающей его к перенесению ударов судьбы; и если бы кто оказался в нужде среди различных ужасов и печальных обстоятельств, то они уже не будут для него неожиданностью. Потому–то нам и сказано, что своим: отечеством мы не должны считать эту землю: земными благами мы должны пренебрегать. Простота образа жизни есть благонадежнейшее и действительнейшее из всех благ; это — неисчерпаемая касса, из которой выдачи производятся только для удовлетворения крайних нужд и по мере потребности.

О совместной жизни супругов, о том, что должно пользоваться лишь своими собственными услугами, о домохозяйстве, о держании прислуги, равно как о брачных часах и о приличии, какое должны соблюдать женщины, мы подробно рассуждали в беседе о браке. О добром же воспитательном методе мы должны еще кое–что сказать в форме дополнительного эскиза в начертанной нами картине христианской жизни. Большая часть того, что могло быть на этот счет сказано, уже изложено; педагогика набросана; остальное на этот счет мы присоединим здесь.

Немаловажное значение в домостроительстве нашего спасения имеют примеры. Вот, говорится в трагедии,

Супругу Улиссову не убил

Телемак; да и она не уходила от одного мужа к другому;