10. И вот, чтобы наделить их тяжелыми и подвластными страданиям членами, и в то же время, поскольку они не смогли бы пребывать в пустоте, когда тяжесть тел тянула бы их вниз, Бог решил прежде создать им обиталище и место для пребывания. 11. Итак, с невыразимой доблестью и могуществом Он совершил прекрасное творение мира. Подняв вверх легкие элементы и опустив вниз тяжелые, Он создал землю и небо. 12. Нет необходимости говорить сейчас подробно обо всем, поскольку мы уже вели речь об этом во второй книге.[683] Итак, Он поместил на небе светила, гармоничность которых, яркость и весьма упорядоченное движение были устроены во благо живущих. Земле же, которую Он захотел сделать обителью [человека], дал способность рождать и производить на свет различные плоды, чтобы она из обилия плодов, хлебов и трав давала всякого рода пропитание. 13. Когда же было создано все, что относится к сотворению мира, Бог создал человека из самой земли, которую изначально приготовил ему в качестве обители. То есть Он вдохнул и вселил Дух Свой в земное тело, чтобы человек, созданный из различных и противоположных элементов, вмещал [в себе] как добро, так и зло. 14. И как сама земля была способна рождать плоды, так и тело человека, которое было создано из земли, получило силу рождать и способность производить потомство, чтобы, поскольку созданный из тленной материи человек не мог жить вечно и по истечении срока жизни умирал, то человек, которого Он сотворил слабым и тленным, повторялся бы из поколения в поколение.

15. Почему же Бог создал человека слабым и смертным, если ради него создал мир? Во–первых, чтобы бесконечно рождались души и наполняли всю землю своим множеством. Во–вторых, чтобы предложить человеку добродетель, т. е. терпение ко злу и тяготам, с помощью которой он мог бы обрести награду бессмертия. 16. Поскольку же человек состоит из двух частей, из тела и души, одна из которых земная, а другая небесная, человеку предназначены две жизни: одна временная, которая отведена телу, а другая вечная, которая относится к душе. 17. Рождаясь, мы получаем эту [временную жизнь], ту же [вечную] достигаем в трудах, чтобы бессмертие не доставалось, как чуть раньше мы сказали, без всяких усилий. Эта земная жизнь является как бы телом и потому конечна, та же небесная является как бы душой и потому не имеет предела. Эту первую мы получаем, не зная о ее обретении, ту вторую — зная, ибо она достается не по природе, а по добродетели, поскольку Бог захотел, чтобы мы готовили себе [вечную] жизнь в жизни [преходящей]. 18. Для того Он дал нам эту текущую жизнь, чтобы мы или из‑за пороков утрачивали ту истинную и вечную, или заслуживали ее добродетелью. В этой телесной жизни нет высшего блага, поскольку она как дана нам божественной необходимостью, так и будет вновь отнята божественной неизбежностью. То, что имеет конец, не имеет высшего блага. 19. Высшее благо заключено в той духовной жизни, которую мы обретаем по своим заслугам, ибо она не может иметь ни зла, ни конца [во времени]. Это доказывает природа и сущность тела.

20. Ведь прочие животные наклонены к земле, ибо являются земными [существами], и не обретают бессмертия, которое от неба. Человек же прямо смотрит в небо, ибо ему обещано бессмертие. И все же он не достигнет его, если оно не будет даровано [ему Всевышним] Богом. Ведь не было бы никакой разницы между справедливым и несправедливым, если бы всякий рожденный человек становился бессмертным. Стало быть, бессмертие — не следствие природы, но плата и награда за добродетель. 21. Наконец, человек не сразу, как рождается, начинает ходить прямо, но сначала на четвереньках, так как сущность тела и этой текущей жизни у нас общая с бессловесными животными. Затем, исполнившись сил, он выпрямляется, язык его становится способным говорить, и человек перестает быть бессловесным животным. 22. Так же и человек рождается смертным, а затем становится бессмертным, когда начинает жизнь от Бога, т. е. начинает следовать справедливости, которая заключена в поклонении [истинному] Богу, поскольку Бог заставил человека подняться для созерцания неба и Себя. Это происходит тогда, когда человек, очищенный небесным омовением, оставляет младенчество со всеми пороками прежней жизни и, укрепившись от божественной силы, становится человеком завершённым и полным.[684] 23. Следовательно, поскольку Бог предложил человеку добродетель, то хотя душа и тело объединены [в человеке], все же они противоположны друг другу и борются друг с другом. Блага души являются злом для тела, а именно — уклонение от богатств, запрещение наслаждений, презрение к боли и смерти. Равно и блага тела являются злом для души, а именно — жадность и стяжательство, через которые домогаются богатства, и прелесть различных наслаждений, изнеженная которыми, душа погибает. 24. Потому необходимо, чтобы праведный и мудрый человек пребывал среди зла, чтобы твердость его стала победительницей над злом; неправедные же люди — в богатстве, в чести и у власти. Ибо эти блага телесные и земные, а подвластные им люди ведут земную жизнь и не смогут достичь бессмертия, ибо предают себя наслаждениям, которые враждебны добродетели. Итак, эта временная жизнь должна быть подчинена той вечной, как тело — душе. 25. Стало быть, кто предпочитает жизнь души, тому необходимо пренебречь жизнью тела; нельзя подняться вверх иначе, как презрев то, что внизу. Кто же будет ценить жизнь тела и обращать страсти свои к земле, не сможет достичь той, более высокой жизни. 26. Кто предпочитает хорошо жить вечно, должен плохо жить до срока и подвергаться всяким тяготам и трудностям, пока пребывает на земле, чтобы обрести божественное и небесное утешение. А кто предпочел хорошо жить временно, будет плохо жить в вечности, ибо будет осужден по воле Божией на вечную муку, поскольку предпочел небесным благам земные. 27. Кроме того, Бог стремится, чтобы Он чтился и прославлялся человеком как Отец, чтобы человек стяжал добродетель и мудрость, которые одни лишь дают бессмертие. Ведь поскольку никто, кроме Бога, не может их дать, ибо ими владеет [один] Бог, то за благочестие, которым бы человек прославлял Бога, Он дает ему такую награду, чтобы человек вечно был блаженным и вечно пребывал у Бога и вместе с Богом.

6.1. Рассмотрим же теперь весь замысел кратко и сжато. Для того был сотворен мир, чтобы родились мы. Мы рождаемся для того, чтобы познать Творца мира и нашего Родителя — Бога. Для того мы познаем Бога, чтобы почитать Его. Мы Его чтим для того, чтобы обрести в качестве награды за труды бессмертие, ибо почитание Бога состоит в великих трудах. Для того мы обретаем награду бессмертия, чтобы, став подобными ангелам, вечно служить Всевышнему Отцу и Господу и жить в вечном царстве Бога. 2. В этом высший смысл, в этом скрытый замысел Божий, в этом тайна мира, которой чужды те, кто, преследуя сиюминутное наслаждение, предают себя земным и преходящим благам и души, рожденные для небесных благ, погружают, словно в грязь и нечистоты, в смертоносные удовольствия. 3. Рассмотрим же теперь, обладает ли хоть каким‑то смыслом поклонение богам.

Ибо зачем ветра гонят тучи? Зачем сверкают молнии? Зачем земля приносит плоды и кормит всех? Зачем, в конце концов, погибает вся природа вещей, и тем не менее нет нехватки в вещах, которые поддерживают жизнь человека, если все это пустое, если мы умираем окончательно, если нет в нас никакой выгоды для Бога? 5. Если бы, что и сказать нельзя и подумать, могло случиться так, чтобы все было устроено без какого‑либо смысла, — в действительности же, то, что ты видишь, обладает великим смыслом, — то какой может быть смысл в тех заблуждениях порочных религий и в том убеждении философов, согласно которому души смертны? Конечно же, никакого. 6. Ведь что они могут сказать относительно того, зачем боги столь усердно дают в свое время всякие блага? Неужели для того, чтобы те приносили им хлеб, чистое вино, воскуряли им благовония и жертвовали кровь животных? Эти дары не могут быть приятны бессмертным [богам], поскольку являются тленными; они не могут быть полезны не имеющим тел, поскольку предназначены для нужд тела. И все же, если боги всего этого требуют, то могли бы и сами себе всё это дать, когда бы захотели. 7. Итак, умирают ли души или живут вечно, какой смысл заключен в поклонении богам или тем, кеми был сотворен мир? Зачем, когда, на какой срок и ради чего были созданы люди? Зачем они рождаются, умирают, снова рождаются и снова умирают? Что боги могут обрести от почитания тех, кто после смерти превращается в ничто? Что это почитание дает, что сулит, что достойного обещает людям или богам? 8. Даже если души сохраняются после кончины, что боги делают и сделают ли в их отношении? Зачем им множество душ? Из какого источника сами они получили начало? Каким образом, почему и откуда их так много? 9. Так выходит, что если ты отступишь от той сущности вещей, которую мы выше открыли,[685] пропадет всякий смысл, и все обратится в ничто.

7.1. Поскольку философы не открыли этой сущности, они не смогли открыть и истину, хотя почти видели и чуть не открыли то, на чем зиждется сама сущность. Но различные философы различным образом обнаруживали все это, не связывая причин, следствий и смысла, чтобы постичь и разъяснить ту сущность, которая все объемлет. 2. Впрочем, не трудно доказать, что почти вся истина разделена по философам и школам. Поистине, мы не развенчиваем философию так, как это обычно делают академики, которые намереваются ответить на все, а это оказывается, скорее, насмешкой и глумлением [над всеми]. Но мы покажем, что не было ни одной столь сумасбродной школы и ни одного столь пустого философа, которые бы не увидели хоть чего‑то истинного. 3. Однако пока они безумствуют в стремлении противоречить и пока защищают свои ложные [убеждения] и низвергают истинные [идеи] других, они не только отнимают истину у других, которую, как они полагают, сами нашли, но и уничтожают ее своим заблуждением. 4. Ибо если бы нашелся кто‑нибудь, кто бы разбросанную по отдельным философам и рассеянную по разным школам истину собрал воедино, в одно целое, тот бы, конечно, оказался согласен с нами. Но этого никто не может сделать, кроме того, кому открыто и известно истинное, но это может знать лишь тот, кто получил знание от Бога. 5. Ибо нельзя иным образом отвергнуть то, что является ложным, и выбрать и принять то, что истинно. Но даже если бы кто‑нибудь случайно сделал это, то это был бы только тот, кто усерднейше занимался философствованием. И хотя он не мог бы защитить истинное с помощью божественных свидетельств, все же истина сама просияла бы собственным светом. 6. А потому невероятным является заблуждение тех, кто, открыв для себя какую‑либо [философскую] школу и посвятив себя ей, остальные [школы] признают в качестве ложных и пустых и вооружают себя к борьбе и, не зная ни того, что должны защищать, ни того, что следует опровергать, без разбора начинают все, что ни встретят, опровергать. 7. Из‑за этого ретивого их [друг с другом] несогласия не осталось ни одной философии, которая бы приблизилась к истинному знанию, ведь вся истина была по частям разбросана между ними.

8. Платон говорил, что мир создан Богом. То же самое говорят пророки и то же самое явствует из песен Сивилл. Стало быть, заблуждаются те, кто утверждают, что все возникло либо само по себе, либо когда собрались воедино [некие] мелкие частицы, поскольку такой мир, столь превосходный, столь великий, не мог ни возникнуть, ни организоваться, ни упорядочиться без какого‑либо рассудительного Творца. К тому же сам разум, на котором, как они признают, все стоит и которым все управляется, показывает, что и у тонкого ума есть создатель. 9. Стоики утверждают, что мир и все, что в нем есть, был создан ради людей. То же самое нам открывают и Божественные Писания. Значит, заблуждался Демокрит, который полагал, что все вылезло, подобно червям, из земли без всякого творца и без всякого смысла. 10. Разумеется, то, зачем был сотворен человек, является божественной тайной, и поскольку Демокрит не мог ее знать, то свел человеческую жизнь на нет. 11. Аристон[686] рассуждал, что люди рождены, чтобы стремиться к добродетели. То же самое нам предсказывали и тому же самому нас учили пророки. Лгал, стало быть, Аристипп, который подчинял человека, словно животное, наслаждению, т. е. злу. 12. Ферекид[687] и Платон считали, что души бессмертны. Это положение принадлежит и нашей религии. Следовательно, заблуждались Дикеарх и Демокрит, которые говорили, что душа умирает и разлагается вместе с телом. 13. Стоик Зенон учил, что существует преисподняя и что обитель благочестивых отделена от нечестивых, что именно благочестивые обитают в безмятежных и приятных местах, а нечестивые несут наказания в местах сумрачных, в грязи и ужасных пропастях. Это же нам открыто показывают и пророки. Следовательно, ошибался Эпикур, который полагал, что это является вымыслом поэтов, и объяснял, что те казни преисподней переносятся в этой жизни.[688] 14. Итак, философы коснулись всей истины и всей тайны божественной религии, но, изобличая других, были не в состоянии защищать то, что открыли, ибо каждому в отдельности [свой собственный] разум оказывался недостаточным, и то, что они узнали истинного, они не смогли суммировать, как сделали мы выше.[689]

8. 1. Итак, есть одно высшее благо — бессмертие, для обретения которого мы изначально созданы и рождаемся. К нему мы стремимся, именно к нему обращена человеческая природа, к нему ведет нас добродетель. Поскольку мы открыли, в чем заключается благо, остается сказать нам также о самом бессмертии. 2. Доводы Платона, хотя и весьма способствуют делу, все же недостаточно прочны для достижения и доказательства истины, поскольку он ни смысла великой тайны не связал воедино, ни высшего блага не открыл. Ибо хотя он верно полагал о бессмертии души, все же рассуждал о нем не как о высшем благе. 3. Мы же можем вывести истину из более прочных доказательств, ибо обнаружили ее не благодаря шаткой догадке, но узнали ее из божественного наставления. 4. Платон рассуждал так: «Вечно то, что само себя знает и постоянно движется; поскольку же само начало начала не имеет, оно не будет иметь и конца, так как не может лишиться самого себя».[690] Этот аргумент дал бы и безмолвным животным вечность, если бы Платон не добавил о разумности. 5. Итак, чтобы избежать этой общности, он прибавил, что не может случиться так, чтобы душа человеческая не была бессмертной, удивительная способность которой к открытиям, быстрота мышления, легкость в постижении и обучении, способность помнить прошлое и предвидеть будущее, знание бесчисленных вещей и искусств, которого лишены прочие живые существа, являются божественными и небесными. 6. Так как начало души, которая принимает столько всего и столько содержит, не находится на земле, ибо в душе нет ничего смешанного или слепленного из земли,[691] то необходимо, чтобы в землю обращалось то, что в человеке тяжелое и подвержено разложению, а то, что тонкое, легкое и, конечно, не подвержено разложению, освобождаясь из обиталища тела, словно из темницы, отлетало на небо, к своей природе. 7. Это сжатое изложение мысли Платона, которая у него самого выглядит пространнее и богаче. Этой мысли еще раньше придерживались Пифагор и его учитель Ферекид, который, как говорит Цицерон, первым стал рассуждать о вечности души.[692] 8. Хотя все они отличались красноречием, все же в споре этом большим авторитетом обладали те, кто утверждали противное этой мысли, прежде всего Дикеарх, затем Демокрит и, наконец, Эпикур; настолько, что сам предмет, о котором они спорили между собой, подвергали сомнению. 9. В конце концов Туллий, представив все их суждения о бессмертии и смерти, пришел к выводу, что они сами не знали, что истинно. «Какие из их суждений истинны, — говорит он, — пусть рассудит какой‑нибудь бог».[693] И вновь в другом месте: «Поскольку каждое из этих положений высказано весьма просвещенным мужем, нельзя угадать, какое из них верное».[694] 10. Однако нам, кому истину открыло само божественное вдохновение [divinitas], не нужно угадывать.

9.1. Итак, вечность душ можно доказать и обосновать другими доводами, которые не приводили ни Платон, ни кто‑то другой. Мы укажем их кратко, поскольку речь наша стремится к истолкованию великого суда Божьего, который случится на земле с приближением конца времен. 2. Прежде всего, поскольку человек не может видеть Бога, Бог, чтобы все‑таки на этом основании не подумал кто, будто Он не существует, среди прочих чудесных творений Своих, — ибо сокрыт Он от смертных глаз, — сотворил также много таких вещей, сила которых хотя и очевидна, существо [substantia] же, тем не менее, не видно. Например, голос, запах, ветер, чтобы на основании и примере этих явлений мы, хотя Бог и недоступен взору, все же по Его силе, действиям и творениям увидели Творца. 3. Что яснее голоса, мощнее ветра или резче запаха? Поскольку же они переносятся по воздуху, достигают наших органов чувств и воздействуют на них своей силой, то различаются не зоркостью глаз, а воспринимаются другими частями тела. 4. Так же и Бог должен постигаться нами не через зрение или какое‑то другое немощное чувство, но должен постигаться глазами разума, когда мы видим замечательные и удивительные труды Его. 5. Тех же, кто утверждал, что нет никакого Бога, я не назвал бы не только философами, но и людьми, ибо они, подобно бессловесным животным, состоят из одного лишь тела, ничего не видя душой и относя все к чувству тела, ибо они полагали, что не существует того, что не видно глазам. 6. И поскольку они воспринимали то, что противно доброму и приятно злу, то верили, что все родилось случайно и что мир организован природой, а не Провидением. Отсюда уже они доходили до вздора, который необходимо приводил их к следующему суждению. 7. Если Бог бестелесен, невидим и вечен, стало быть, не потому, вероятно, душа умирает, что не видна после того, как покидает тело, ибо известно, что есть что‑то ощущаемое и действующее, что не воспринимается зрением. 8. Но потому, что трудно воспринять, как душа может сохранять чувство без тех частей тела, которые отвечают за чувствование. 9. Что же Бог? Неужели легко понять, каким образом Он остается полным сил без тела? Если они верят, что существуют боги, которые, если существуют, являются, как бы то ни было, бестелесными душами, то необходимо, чтобы человеческие души существовали по такому же принципу. Ибо на основе собственно разума и знаний становится ясно, что между человеком и Богом есть некоторое сходство.

10. Наконец, достаточно серьезен и тот довод, приводимый Марком Туллием, из которого можно сделать вывод о бессмертии души. «Ибо нет, — говорит он, — ни одного другого живого существа, которое бы имело хоть какое‑то представление о Боге, и религия является почти единственным, что отличает человека от бессловесных животных».[695] Поскольку она свойственна одному только человеку, она доказывает, что мы стремимся к тому будущему, того будущего жаждем, то будущее чтим, которое нам приятно и которое нам близко. 11. Неужели кто‑

Ибо человек знает, что высшее благо для себя следует искать наверху, и, помня свое сотворение, в ходе которого Бог создал его исключительным, созерцает своего Создателя. Это созерцание [Гермес] Трис–мегист весьма справедливо назвал боголюбованием, которого нет ни у одного бессловесного животного. 12. Поскольку разумность, которая дана только человеку, является не чем иным, как познанием Бога, ясно, что душа не погибает и не разлагается, но сохраняется навсегда, так как ищет и почитает Бога, Который вечен, и [как бы] по принуждению [собственной] природы она знает, и откуда возникла, и куда вернется.

13. Крометого, немаловажным является тот довод в пользу бессмертия, что один человек пользуется небесным началом. Ведь в то время как природа [всех] вещей состоит из двух начал, которые борются и соперничают друг с другом, из огня и воды, первый из которых принадлежит небу, а второй — земле, прочие животные, поскольку являются земными и смертными, используют только земное и тяжелое начало, и лишь человек использует огонь, т. е. легкое, высшее, небесное начало. 14. Те элементы, которые являются тяжелыми, тянут вниз к смерти, а те, которые легкие, поднимают к жизни, ибо жизнь находится вверху, а смерть — внизу. И как свет не может быть без огня, так и жизнь не может быть без света. Огонь, стало быть, является [неотъемлемым составляющим] элементом света и жизни. Из этого становится ясным, что человек, который его использует, был создан бессмертным, ибо человеку свойственно то, что дает жизнь.

15. Добродетель, также данная одному лишь человеку, является великим аргументом в пользу того, что души бессмертны. Добродетель противоречила бы природе, если бы душа умирала. Ибо добродетели вредит сущая жизнь. Ведь эта земная жизнь, общая у нас с бессловесными животными, стремится к наслаждению, в разнообразных и приятных плодах которого она находит удовольствие, и избегает боли, суровость которой ранит природу живых существ неприятными ощущениями и способна привести к смерти, которая разрушает живое существо. 16. Так вот, если добродетель удерживает человека от тех благ, которые жаждутся по природе, и побуждает к перенесению боли, которая избегается по природе, стало быть, добродетель является злом и противна природе, и необходимо считается глупцом тот, кто ей следует, ибо он сам себе вредит, избегая сущих благ и стремясь к боли без упования на большую выгоду. 17. В самом деле, в то время как нам дано получать удовольствие от приятнейших наслаждений, не покажемся ли мы лишенными чувства, если предпочтем жить в унижении, в нужде, в презрении, в бесчестии, и даже не жить, а мучиться и угасать от боли, и если мы ничего более ценного от перечисленных тягот не добьемся, с чем бы могло сравниться отвергнутое наслаждение? 18. Если же добродетель не является злом и если она поступает правильно, что отвергает порочные и отвратительные наслаждения, и мужественно, что не боится ни боли, ни смерти, лишь бы выполнить долг, стало быть, неизбежно стремится к какому‑то большему благу, чем те, которые она отвергает. Но на какое еще благо можно надеяться после смерти, если не на вечность?

10. 1. Перейдем теперь к тому, что противно добродетели, чтобы и на этой основе сделать вывод о бессмертии души. 2. Все пороки временные, ибо важны для настоящего момента. Вспышка гнева гасится в результате осуществления мести. Наслаждение тела служит концом сладострастию. Жадность притупляет или изобилие тех вещей, которых она вожделела, или появление других желаний. Тщеславие ослабевает после того, как добивается почестей, к которым стремилось. Так же и прочие пороки не могут оставаться и длиться [вечно], но заканчиваются, добившись того, к чему стремились. Вот и угасают, и вновь вспыхивают. 3. Добродетель же является постоянной, беспрерывной и не может удалиться от того, кто ее однажды принял. Ибо если бы она прервалась, если бы когда‑нибудь мы могли лишиться ее, сразу же появились бы пороки, которые постоянно противостоят добродетели. 4. Стало быть, добродетели вовсе не было, если она уходит, если когда‑либо удаляется. Если же она нашла себе постоянное обиталище, то она необходимо присутствует в каждом поступке и не может надлежащим образом прогонять и обращать в бегство пороки, если не будет крепкой душа, которая стоит на постоянной страже. 5. Следовательно, само постоянство добродетели доказывает, что человеческая душа, если примет добродетель, останется [в вечности], ибо как добродетель является постоянной, так и человеческая душа лишь принимает добродетель. 6. И вот поскольку пороки противоположны добродетели, неизбежно различна и противоположна вся их сущность. Ибо пороки являются движениями и волнениями души, а добродетель, наоборот, спокойствием и кротостью души. Ибо пороки являются временными и краткими, а добродетель является вечной, постоянной и всегда одинаковой. Ибо плоды пороков, т. е. наслаждения, равно как и сами пороки, кратки и преходящи, а результат добродетели и награда за нее непреходящи. 7. Ибо выгода от пороков проявляется в настоящем, а от добродетели — в будущем. Так получается, что в этой жизни не существует никакой награды за добродетель, поскольку добродетель существует все время. 8. Ведь подобно тому как за пороками, когда они завершаются при осуществлении их, следуют наслаждение и плоды их, так и вслед за добродетелью, когда она завершается, наступает вознаграждение. Добродетель же завершается только со смертью [человека], ибо высшее ее назначение заключается в принятии смерти. Следовательно, награда за добродетель приходит после смерти. 9. Наконец, и Цицерон в Тускуланских беседах, хотя и с сомнением, но все же признает, что высшего блага человек достигает только после смерти. Он говорит: «С твердой душой, коль скоро это суждено, следует подходить к смерти, в которой, как мы уже знаем, и высшее благо пребывает, и нет никакого зла».[696] Итак, смерть не уничтожает человека, но ведет к награде за добродетель. 10. «Кто же, —говорит тот же Цицерон, — оскверняет себя пороками и преступлениями и порабощен наслаждениями, тот осужден нести наказание»,[697] которое Божественные Писания называют второй смертью. Она является вечной и исполнена тяжелейших мучений. 11. Ибо как две жизни установлены человеку, из которых одна является жизнью души, другая — тела, так и две смерти определены: одна—относящаяся к телу, которой неизбежно подвержено все в соответствии с природой, другая — относящаяся к душе. Эту смерть получают за преступление, а избегают благодаря добродетели. Как эта жизнь является временной и имеет известные границы, поскольку является жизнью тела, так и [переживаемая нами] смерть является временной и имеет известную границу, поскольку относится к телу.