63. Кто же, по мнению Астерия, сказал: «Я есть Сущий», — Сын или Отец? Ибо он, обращая взгляд на человеческую плоть, которую приняло Божественное слово, и из‑за нее так фантазируя, сказал, что имеются две ипостаси: Отца и Сына. Он так отделяет Сына Божиего от Отца, как кто‑нибудь, пожалуй, отделит сына человеческого от [его] природного отца.

66. Ибо невозможно, чтобы три сущие ипостаси были соединены в одной Монаде, если прежде Троица не получила начало от Монады. Ибо святой Павел сказал, что соединяется под одной главою (Еф. 1, 10) в Монаду то, что в единстве [благодаря единству] ничем не отличается от Бога. Ибо в единстве только Слово и Дух отличаются от Бога [сохраняют Свою индивидуальность].

67. Если Слово кажется изошедшим из Самого Отца и пришедшим к нам, а Святой Дух, как признал и Астерий, «исходит от Отца» (Ин. 15, 26), а Спаситель со Своей стороны говорит о Духе, что Он «не от Себя будет говорить, но будет говорить то, что услышит, и грядущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин. 16, 13–14), то не ясно ли и явно здесь неизреченным Словом изображается Монада, расширяющейся в Троицу и не терпящая никоим образом разделения? Ведь если Слово исходит от Отца, да и Сам Дух считается исходящим от Него, а Спаситель говорит о Духе: «Он от Моего возьмет и возвестит вам», то разве не очевидно, что [здесь] открывается некая скрытая тайна? Ибо, если Монада, будучи неделимой, расширяется в Торицу, как он может то говорить о Духе, что Тот исходит от Отца, то говорить: «Он от Моего возьмет и возвестит вам», то, дунув на учеников, изрекать: «примите Духа Святого» (Ин. 20, 22)? Если Дух исходит от Отца, каким образом объявляется, что Он от Сына принимает это служение? Ведь если, как говорил Астерий, имеется два раздельных лица, необходимо, чтобы или Дух, исходящий от Отца, не нуждался в получении от Сына служения (ведь все исходящее от Отца неизбежно является совершенным и никоим образом не нуждается в помощи другого), или чтобы, если Он получает благодать от Сына и из Его силы извлекает и распределяет ее, Он уже не исходил от Отца.

68. Если же Евангелие [сообщает], что [Господь], дунув, сказал ученикам: «Примите Духа Святого», то очевидно, что Дух исходит от Слова. Но как тогда, если Дух происходит от Слова, Он вновь исходит от Отца?

69. Следовательно, не правильно и не подобающим образом он сказал, что есть три ипостаси, заявив это не однажды, а дважды.

72. Ведь Астерий доказывал, что Отец и Сын одним и тем же являются только потому, что они во всем согласны. Ведь он говорил так: из‑за полного согласия в словах и делах Я и Отец — одно (Ин. 10, 30).

73. Следовательно, если Он глаголет: «Я от Отца изошел и пришел» (Ин. 8, 42), а также: «И слово, которое вы слышите, не Мое, но пославшего Меня Отца» (Ин. 14, 24) и: «Все, что имеет Отец, Мое» (Ин. 16,15), то вполне ожидаемо было Его утверждение: Отец во Мне и Я в Отце (Ин. 10, 38), дабы Слово, изрекающее это, было в Боге, в Слове же — Отец, потому что сила Отца — Слово. Ибо Он — «Божия сила и Божия мудрость», как сказал заслуживающий доверия свидетель (1 Кор. 1, 24). Не из‑за полного согласия[443] во всех словах и делах, как говорил Астерий, Спаситель изрек: «Я и Отец — одно», но из‑за невозможности для Слова быть отделенным от Бога или для Бога–от Своего Слова. Поэтому, если Астерий, желая узнать истину без обращения ко второму домостроительству [по плоти], полагает, что Спаситель изрек это из‑за [Своего] согласия во всем [с Отцом], необходимо напомнить ему, каким образом иногда можно видеть бросающуюся в глаза несогласованность [между Ними]. Это нам показывают и речения [Спасителя]. Какое согласие [с Отцом может быть] в час страстей у Того, Кто говорит: «Отче, если возможно, да минует Меня чаша сия», прибавляя: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 39). Ибо слова «да минует Меня чаша сия» не характеризуют сказавшего их как единодушного [с Отцом], а следующее за ними высказывание не содержит, как кажется, ничего, что указывало бы на согласие [между ними]. Ведь Он говорит: «Да будет не Моя, но Твоя, Отче, воля» (ср.: Мф. 26, 42; Лк. 22, 42). Ты слышишь, что буква указывает на бросающееся в глаза несогласие желающего и нежелающего. Ибо тот факт, что Отец желал, ясен из того, что случилось желаемое Им; а то, что Сын не желал, явствует из того, что Он просил об избавлении [от этого]. И вновь Он говорит: «Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5, 30). Каким же образом [Астерий] может утверждать, что Спаситель изрек: «Я и Отец–одно», подразумевая [Свое] согласие во всем [с Отцом]?

75. Ведь Он Сам признает, говоря: «Отец во Мне и Я в Отце». То, что Он изрек это не по простодушию и не опрометчиво, ясно и из другого изречения. Ибо апостол, сказав: «один Господь, одна вера, одно крещение», продолжил: «один Бог, Который над всеми и через всех и во всех» (Еф. 4,5–6). Ты видишь, что и здесь не отрицается согласие [между Отцом и Сыном], но удостоверяется [Их] тождество. Ведь, сказав: «один Господь», потом добавил: «один Бог», дабы всякий раз, когда он будет упоминать одного Господа, подразумевался и Отец, и когда он будет говорить об Отце, свидетельствовалось о том, что Слово Божие не вне [Отца].

80. Так что если кто‑нибудь такое скажет, утверждая, что имеется первый и второй Бог, как написал воспользовавшийся этими словами Наркисс (ведь даже [пророк,] говорящий: «сотворим человека по нашему образу и подобию», избегает [этих слов]), что Он и Отец Его суть двое, то мы слышали свидетельство и Самого Господа, и Священного Писания. Итак, если на этом основании Наркисс желает разделять в потенции Слово от Отца, пусть он знает, что пророк, написав о словах Бога: «сотворим человека по нашему образу и подобию», добавил: «и сотворил Бог человека».

85. Каким образом они, свернув на тот же самый путь, что и внешние, — на путь наихудший, намеревались учить и писать иначе[, нежели те]? Ведь Евсевий говорил так же, как Валентин и Гермес, а Наркисс — как Маркион и Платон.

88. Однако, если необходимо сказать правду об Оригене, следует заявить, что он, отойдя от философских учений и решив обратиться к рассмотрению божественных вопросов до того, как основательно постиг Писание, приступив к сочинительству из‑за большего, чем подобало, честолюбия и приверженности языческому образованию, был увлечен философскими положениями и неправильно написал из‑за них некоторые вещи. Это очевидно: ведь Ориген, помня об учении Платона и о различии у него начал, написал книгу о началах и назвал так свое сочинение. Убедительнейшим же доказательством этого служит тот факт, что начало своего изложения он составил не из чего другого, как из высказываний Платона. Ведь, начиная, он написал так: «Уверовавшие и убежденные». Точно такое же речение ты можешь найти в «Горгии» Платона[444].

92. Итак, очевидно, что до принятия нашего тела Слово Само по Себе не было образом невидимого Бога. Ибо образу подобает быть видимым, чтобы посредством его могло быть видимым то, что нельзя было увидеть прежде.

94. Поэтому совершенно очевидно, что образом невидимого Бога святым апостолом была названа присоединенная к Слову плоть, дабы через видимое было явлено невидимое. «Образ, — говорит апостол, — есть Бога невидимого». Теперь понятно, что, когда [Слово] приняло плоть, созданную по образу Божиему, Оно поистине стало образом невидимого Бога. Ибо, если мы удостоены через этот образ познать Божие Слово, мы должны верить этому Слову, говорящему посредством образа: «Я и Отец — одно». Ведь никому невозможно познать ни Слово, ни Отца Слова без этого образа.

103. Ибо прежде, чем что‑либо было сотворено, существовал некий покой, естественно, когда Слово пребывало в Боге. Ведь если Астерий считает, что Бог является Творцом всего, ясно, что он согласится с нами, что Бог, никогда не получая начало [Своего] бытия, был всегда; сотворенное же Им возникло из не существовавшего. Ибо я не думаю, что Астерий, если кто‑нибудь скажет, что имеется нечто извечное, поверит этому, будучи полностью убежденным, что и небо, и земля, и все находящееся на небесах и на земле сотворено Богом. Если он так считает, то ему придется согласиться и с тем, что, кроме Бога, не было ничего другого. Итак, Слово, пребывая в Отце, обладало собственной славой.