\\296//

глава 5 Как Господь наш один без греха был искушаем

Итак, Господь наш Иисус Христос, по словам апостола (Евр 4, 15), был искушаем во всем, подобно нам, кроме греха, т. е. без возбуждения страсти. Он вовсе не испытал жала плотской похоти, которым мы бессознательно и неизбежно уязвляемся, поскольку Его зачатие не подобно человеческому, без семени, как образ зачатия Его объясняет архангел: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим (Лк 1, 35).

глава 6 Об образе искушения Господа от дьявола

Спаситель, имея нетленный образ Божий и подобие, должен был также искуситься в тех страстях, в которых Адам был искушен, когда был еще в невинном состоянии, т. е. в чревоугодии, тщеславии, гордости. Ибо это — чревоугодие, по которому он съел плод запрещенного дерева; это — тщеславие, когда говорится: откроются глаза ваши; это — гордость, о которой говорится: и вы будете, как боги, знающие добро и зло (Быт 3, 5). Итак, в этих трех страстях и Господь Спаситель был искушаем. Это — чревоугодие, когда дьявол говорил Ему: скажи, чтобы камни сии сделались хлебами; это — тщеславие: если Ты Сын Божий, бросься вниз; это — гордость, когда, показывая Ему все царства мира и славу их, говорил: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне (Мф 4, 3, 6, 8, 9). Спаситель допустил дьявола с искушением, чтобы Своим примером научить нас, как мы должны побеждать искусителя, именно теми же способами, какими Он отразил искусителя. И тот и другой называются Адамом. Тот первый послужил к падению и смерти; а Этот первый — к воскресению и жизни. Через того весь род человеческий осуждается, а через Этого весь род человеческий освобождается. Тот образуется из грубой, невоз-\\297//деланной земли; а Этот рождается от Девы Марии (1 Кор 15, 22, 45, 47). Итак, Иисусу Христу надлежало перенести сказанные искушения, а больше не было надобности переносить[60]. Ибо победивший чревоугодие не мог быть искушаем похотью, которая происходит от пресыщения, как корня, которою и первый Адам не был бы искушаем, если бы, обольщенный лестью дьявола, не принял сперва породившую ее страсть. И поэтому о Сыне Божием не говорится, что пришел в плоти греха, но — в подобии плоти греховной (Рим 8, 3); потому что в Нем хотя была плоть истинная: Он ел, пил, спал, истинно терпел мучения (на кресте), но греховной наклонности ее, которая произвела преступление, Он не имел. Ибо Он не испытывал огненного жала плотской похоти, которое по устроению природы уязвляет нас против нашего желания; Он принял только подобие нашей природы. Когда все, относящееся к нашей обязанности, Он истинно исполнил, понес все слабости людского рода, то думалось, что Он подвержен и этой страсти, так что из–за человеческих слабостей казалось, будто Он в своей плоти носит семя и этого греха. Наконец дьявол искушает Его только в тех (страстях), в которых обольстил и первого Адама, предполагая, что Он, как человек, также и в прочих страстях будет обольщен, если бы удалось искусить Его в том, чем низложен был первый Адам. Но побежденный в первой борьбе, он уже не мог нанести Ему второй болезни (т. е. возбудить плотскую похоть), которая происходит от корня начального порока (т. е. чревоугодия). Ибо видел, что Спаситель не имеет начальной причины этой болезни, и было напрасно ожидать от Него плода греха, семян или корней которого Он никак не принял. Евангелист Лука последним искушением называет следующее: если Ты Сын Божий,

\\298// бросься вниз (Лк 4, 9). Здесь можно бы понимать страсть гордости. А в том, что дьявол, показывая все царства вселенной во мгновение времени, обещал Ему их (Там же, 5–7), можно бы понимать страсть сребролюбия, потому что после победы над чревоугодием, будучи не в силах искусить Его похотью, перешел к сребролюбию, которое, как он знал, есть корень всех зол. Но, будучи опять побежден, не смея уже внушать Ему никакого порока из тех, которые за ним следуют (ибо он знал, что они происходят от его корня и подстрекательства), перешел к последней страсти — гордости, которою после победы над всеми пороками можно искушать даже совершенных, от которой, как помнил, и сам он, когда был Люцифером, и многие другие ниспали с неба без подстрекательства предыдущих страстей. Итак, с этим порядком, который описывается у евангелиста Луки, и само подстрекательство и образ искушений, с которыми хитрейший враг приступал и к первому и ко второму Адаму, представляются сообразными. Ибо тому (первому Адаму) он говорит: откроются глаза ваши; этому (второму Адаму — Иисусу Христу) показывает все царства мира и славу их; там говорит: будете, как боги; здесь: если Ты Сын Божий.

глава 7 О действии тщеславия и гордости без посредства тела

О прочих страстях (рассказ о которых заставило пересечь изъяснение чревоугодия, или искушение Господа), рассудим в том порядке, в каком предположили. Тщеславие и гордость без всякого посредства тела обыкновенно совершаются. Ибо какую нужду они имеют в телесном действии, когда, без стеснения и без вожделения, из–за одной воли — снискать похвалу и достигнуть славы человеческой, доводят до падения плененную душу? Или какое телесное действие имела древняя гордость вышесказанного Люцифера, которую он зачал только в душе и помышлении, как говорит пророк: А говорил в сердце

\\299// своем: взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему (Ис 14, 13). Он какие имел никакого подстрекателя к этой гордости, так и совершение порока и падение его произошло от одного помышления.

глава 8 О сребролюбии, которое чуждо нашей природе, и какое различие между ним и природными пороками

Сребролюбие и гнев хотя не одной природы (ибо первое вне нашей природы, а второй, по–видимому, начальное семя имеет в нас), однако происходят подобным образом: большею частью извне получают причины возбуждения. Ибо те, которые еще слабы, часто жалуются, что впали в эти пороки по раздражению или подстрекательству некоторых, и извиняют себя тем, что они по вызову других предались гневу или сребролюбию. Что сребролюбие вне природы, это ясно видно; потому что не имеет в нас главного начала, которое бы относилось к участию души или плоти, или сущности жизни. Ибо известно, что ничто не принадлежит к потребности нашей природы, кроме ежедневной пищи и пития; все прочие вещи, с каким бы старанием и любовью ни хранились, чужды человеческой потребности, как это видно из употребления в самой жизни; потому сребролюбие, как существующее вне природы нашей, искушает только холодных и худо расположенных монахов. А свойственные нашей природе страсти не перестают искушать даже опытнейших монахов и пребывающих в уединении. Что это совершенно истинно, доказывается тем, что мы знаем некоторых язычников совсем свободных от страсти сребролюбия[61], потому что они не приобрели этого порока употреблением и обычаем. Мы

\\300// уверены, что также и первый мир, бывший до потопа, очень долго не знал неистовства этой страсти[62]. Она также и в каждом из нас, при истинном самоотвержении, побеждается без всякого труда, когда, оставив все имущество, так держимся правил киновии, что не позволяем оставить себе ни одного динария[63]. В свидетели мы можем представить многие тысячи людей, которые, в короткое время расточив все свое имущество, до того истребили эту страсть, что уже не подвергаются никакому искушению от нее. Но от чревоугодия они не могут оградить себя, если не будут вести борьбу с особенной осмотрительностью сердца и воздержанием тела.

глава 9 Печаль и уныние рождаются без всякого внешнего возбуждения, не как прочие страсти

Печаль и уныние, как выше сказано, обычно рождаются без всякого внешнего возбуждения. Ибо они часто и весьма жестоко удручают всех уединившихся и в пустыне пребывающих без всякого сообщения с людьми. Истинность этого легко докажет опытом всякий, пребывавший в уединении и испытавший борения внутреннего человека.