3. Когда наконец общему всех Богу угодно было воззвать его из настоящей жизни и поставить в лик ангелов, то и это произошло не просто, но вызывает его грамота царя, подвигнутого к тому Богом, — вызывает его не в близкое какое–либо и соседнее место, в самую Фракию, чтобы и галаты, и вифиняне, и киликийцы и каппадокийцы и все живущие близ Фракии узнали наше сокровище, чтобы епископы всей земли, взирая на святость его, как на первоначальный образец, и получив в нем очевидный, ясный пример служения в этом достоинстве, имели верное и яснейшее правило, по которому должно устроять церкви и управлять. Тогда многие из многих мест вселенной стеклись туда, как ради величия города, так и по причине пребывания в нем царя; епископы же церквей все созваны были туда царскими грамотами, потому что церкви, оправившись от долгой войны и бури, начинали пользоваться миром и тишиной. Поэтому тогда прибыл туда и он (святой Мелетий). И как при трех отроках, когда они имели быть прославленными и увенчанными, погасив силу огня, поправ гордость властителя и обличив всякий вид нечестия, сидели зрители со всей вселенной, (сатрапы же и власти высшие и местные со всей земли были созваны по другой причине, но сделались зрителями и этих подвижников), так точно случилось и теперь, чтобы составилось для блаженного блестящее собрание зрителей: присутствовали созванные по иной причине епископы, управлявшие церквами всей земли, и созерцали этого святого. Когда же они насмотрелись на него, и верно познали его благочестие, мудрость, ревность по вере и всякую совершенную в нем добродетель, подобающую священнослужителю, тогда Бог воззвал его в Себе.

Случилось же это и из жалости в нашему городу. Если бы он здесь испустил дух, невыносимо должно бы было стать бремя этого несчастия.

Когда город встречал святое тело его, то, хотя и в таких обстоятельствах сетовал и сильно рыдал, но скоро оставил этот плач как по сказанной причине, так и по другой, о которой намереваюсь сказать.

Именно: человеколюбивый Бог, сжалившись над нашей скорбью, скоро указал нам другого пастыря [10], который с великой точностью сохраняет черты предшественника и представляет образец всякой добродетели, который, по вступлении на престол, тотчас сложил с нас печальную одежду и угасил скорбь, а память о блаженном возобновил еще более. Боль исчезла, уныние совершенно устранено, а любовь воспламенилась еще сильнее, хотя обыкновенно этого не бывает и при потере самых любимых. Когда кто–нибудь потеряет любимого сына или жена — уважаемого мужа, то, доколе сохраняет о нем живую память, и скорбь более сильно снедает душу; а когда время проходя смягчит скорбь, то вместе с силой скорби угасает и живость воспоминания. С этим же блаженным было напротив: уныние уже совершенно изгнано, а память о нем не исчезла вместе с печалью, но еще больше возрасла. И свидетели этому — вы, которые, спустя столько времени (после его кончины), как пчелы сот, окружили тело блаженного Мелетия. Побуждением к тому было не естественное расположение к нему, но здравое суждение ума: поэтому память о нем и не угасла с его смертью и не ослабела от времени, но увеличивается и более возрастает не только в тех из вас, которые видели его, но и в невидевших. Это–то и удивительно, что даже и те, которые были еще очень молоды при его жизни, сами воспламеняются любовью к нему. Таким образом вы, старцы, имеете преимущество перед невидевшими его в том именно, что были вместе с ним и наслаждались святым общением; а невидевшие имеют то преимущество пред вами, что, не видев этого мужа, оказывают любовь к нему не менее вас, видевших его. Будем же молиться все вместе, начальники и подчиненные, жены и мужи, старцы и юноши, рабы и свободные, — имея самого блаженного Мелетия участником этой молитвы (а ныне у него большее дерзновение и более горячая любовь к нам), чтобы эта любовь в нас возрастала, и чтобы всем нам удостоиться подобно тому, как здесь находимся близ его гробницы, так и там иметь возможность быть близ его вечной обители, и получить уготованные блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава и держава во веки веков. Аминь.

ПОХВАЛЬНАЯ БЕСЕДА

о святом мученике Лукиане [11]

Малочисленность слушателей сравнительно с предшествующим праздником; увещание постоянно посещать церковь и разъяснение пользы для души от пребывания в церкви. Мученичество — крещение. Мучение св. Лукиана голодом, тяжесть этого рода муки. Единственный ответ мученика на суде: я — христианин. Значение этого ответа в устах христианина. Увещание презирать роскошь и смело исповедовать Христа.

ЧЕГО боялся я вчера, то и случилось, сбылось ныне: когда прошел праздник, ушел с ним вместе от нас и народ, и собрание у нас сделалось меньше. Я знал вполне, что это случится, однако не отменил поэтому поучения, так как хотя не все, слушавшие вчера, оказали повиновение, но не все и непослушны оказались; а это не мало для нас в смысле утешения. Поэтому и сегодня я не уклонюсь от поучения, так как если и не чрез нас, то чрез вас во всяком случае они услышат сказанное. Подлинно, кто мог бы в молчании перенести такую беспечность их, или извинить и оправдать тех, которые, видев столько времени мать свою (церковь)

Здесь и богатый не сможет презирать бедного, слыша из божественных Писаний, что «всякая плоть — трава, и вся слава человеческая [12] — как цвет полевой» (Ис. 40:6), и бедный, увидев другого богатым, не предастся зависти, слыша и сам слова другого пророка: «не бойся, когда богатеет человек, когда слава дома его умножается: ибо умирая не возьмет ничего; не пойдет за ним слава его» (Пс. 48:17–18). Такова природа этого богатства: оно не сопутствует имеющим его, не переселяется отсюда вместе с приобретшими его, не защищает, когда они бывают судимы там и подвергаются наказаниям, но совершенно отлучается от них смертью, а многих покидало и прежде смерти; пользование им неверно, наслаждение ненадежно, приобретение опасно. Но не таковы свойства добродетели и милостыни; это сокровище неприкосновенно. Откуда известно это? Тот, кто любомудрствовал о здешнем богатстве и сказал, что не снидет с ним слава его позади его, он же и о сокровищах милостыни, всегда пребывающих и никогда не похищаемых, научил нас, сказав так: «Он расточил, роздал нищим; правда его пребывает во веки» (Пс. 111:9). Что может быть удивительнее этого? Собираемое погибает, а расточаемое остается целым, — и весьма справедливо, так как одно принимает Бог, а из руки Божией никто не может похитить, другое же сохраняется сокровищах человеческих, где подвергается многим козням, где много зависти и недоброжелательства. Итак, возлюбленный, не ленись проводить здесь время, потому что, если какая–нибудь скорбь возмущает тебя, здесь она прогоняется; если — житейские заботы, они убегают; если — безумные страсти, они погасают; а с торжища, от зрелищ и из других внешних собраний мы возвращаемся домой, обремененные множеством забот, скорбями и болезнями душевными. Если ты постоянно будешь проводить время здесь, то непременно сложишь с себя и то зло, какое ты получил отвне; а если станешь уклоняться и убегать, то и те блага, какие ты приобрел от божественных Писаний, непременно потеряешь, мало-помалу расточая свое богатство во внешних собраниях и беседах. А что это справедливо, постарайтесь, вышедши отсюда, повидать небывших здесь сегодня, и вы увидите, сколько различия между вашим благодушием и их душевным расстройством. Не так прекрасна и приятна невеста, сидящая в брачном чертоге, как дивна и славна душа, являющаяся в церкви благоухающей духовными ароматами. Кто приходит сюда с верою и усердием, тот выходит с бесчисленными сокровищами; как только он откроет уста, тотчас исполняет присутствующих всяким благоуханием и духовным богатством; и хотя бы постигли его бесчисленные бедствия, он все перенесет легко, получив здесь от божественных Писаний достаточное побуждение к терпению и любомудрию. И как стоящий постоянно на скале смеется над волнамн, так и участвующий постоянно в (церковных) собраниях и орошаемый божественными изречениями, утвердив себя как бы на скале правильного суждения о вещах, не увлечется ничем человеческим, ставши выше напора житейских дел. Получив великую пользу и душевное утешение не только от поучения, но и от молитвы, и от отеческого благословения, и от общего собрания, и от любви братий, и от многого другого, он таким образом возвращается, принося домой бесчисленные блага. Посмотри же, какого вы сподобитесь сегодня благословения, и какую те понесут потерю. Вы уйдете отсюда, получив награду мучеников, а они, кроме того, что лишатся этой прибыли, потерпят еще другой вред, навлекши на себя от бесполезных занятий большую кучу забот. Как «кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника» (Мф. 10:41), так и принимающий мученика во имя мученика получит награду мученика; а прием мученика — собираться в память его, участвовать в беседе о его подвигах, дивиться совершенному им, соревновать добродетели, передавать другим доблести его. Таково угощение мучеников; так принимают этих святых, — так и вы поступили сегодня!

2. Итак, вчера Господь наш крестился водой, а сегодня раб крещается кровью; вчера отверзлись врата неба, сегодня попраны врата ада. Не удивляйтесь, если я мученичество назвал крещением: и здесь Дух витает с великим обилием, и бывает изглаждение грехов и дивное некое и чудное очищение души, и как крещаемые — водой, так претерпевающие мученичество омываются собственной кровью, что случилось и с этим (мучеником Лукианом). Но прежде речи об убиении его, необходимо сказать о коварстве диавола. Увидев ясно, что мученик посмевался всякому наказанию и мучению внешнему и что, и печь разжегши, и яму ископав, и колесо приготовив, и подняв на дерево, и свергнув в пропасть, и бросив на зубы зверей, не смог он преодолеть любомудрия святого, (диавол) придумал другой, жесточайший способ и постарался изыскать такое мучение, которое было бы и самым резким и вместе самым продолжительным. Так как из наказаний невыносимые доставляют весьма скорое избавление, а более продолжительные причиняют меньшую боль, то он постарался найти наказание, совмещающее то и другое, и продолжительность и чрезвычайную, невыносимую боль, чтобы и силой, и продолжительностью времени сокрушить твердость души мученика.

Что же он делает? Он предает святого сего голоду. А ты, услышав о голоде, не оставляй этого слова без внимания; это самая жестокая из всех смертей; свидетелями тому — испытавшие голод; не дай Бог нам испытать его; мы хорошо научены молиться, «чтобы не впасть в искушение» (Мф. 26:41). Он (голод), как бы палач какой, сидящий внутри утробы, терзает все члены, сильнее всякого огня и зверя пожирая со всех сторон тело, причиняя постоянную и невыразимую боль. И чтобы знал ты, каков голод, (скажу, что и детей) часто съедали матери, не вынесши силы этого зла. И пророк, оплакивая это бедствие, сказал: «Руки мягкосердых женщин варили детей своих» (Плач. 4:10). Матери ели тех, кого родили, и чрево родившее делалось гробом для рожденных им детей, и голод побеждал природу, или вернее — не природу только, но и волю; но мужества этого святого он не победил. Кто не изумится, услышав это? Что в самом деле сильнее природы? Что переменчивее воли? И однако, чтобы ты знал, что нет ничего сильнее страха Божия, воля оказалась тверже природы; матерей посрамляло это мучение и заставляло забывать болезни рождения, а этого святого не могло уронить; не преодолела его любомудрия, и не победила его мужества эта казнь, но пребывал он тверже всякого адаманта, услаждаясь благими надеждами, восхищаясь поводом к подвигам, имея достаточное утешение в самой причине борьбы, особенно же слушая постоянно слова Павла: «в голоде и жажде, на стуже и в наготе» (2 Кор. 11: 27); и еще: «Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои» (1 Кор. 4:11), так как он знал, верно знал, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4).

Однако праведник победил и эту хитрость, и чем диавол думал ослабить его мужество, это более всего и укрепило его к подвигам: он не только не потерпел ничего от взгляда на идоложертвенное, но еще более стал отвращаться от него и гнушаться. И что мы испытываем по отношению к врагам, — чем больше мы смотрим на них, тем больше ненавидим их и отвращаемся, — это же испытал он тогда в отношении к той мерзкой жертве: видя ее, он еще больше гнушался и избегал ее, и постоянное созерцание возбуждало в нем еще более ненависти и отвращения к предложенному. Хотя голод и сильно вопиял внутри и повелевал коснуться предложенного, но страх Божий отводил руки и заставлял забыть самую природу; смотря на скверную и проклятую трапезу, (мученик) вспоминал о другой, страшной и исполненной Духа трапезе, и так воспламенялся, что избрал лучше перенести и вытерпеть все, нежели вкусить тех скверных снедей. Вспоминал он и о трапезе трех отроков, которые, будучи в молодости взяты в плен и лишены всякой защиты, в земле чужой и стране варварской показали такое любомудрие, что мужество их воспевается доныне. Тогда как иудеи, и собственной владея землей, предавались нечестию, и в храме находясь, служили идолам, эти юноши, отведенные в варварскую страну, где идолы и повод ко всякому нечестию, постоянно соблюдали отеческие обычаи. Если же пленники и рабы, и юные, говорит он, прежде благодати показали такое любомудрие, то какого прощения будем достойны мы, если не сможем опередить их даже и в той же самой добродетели?

3. Размышляя обо всем этом, он посмевался злобе диавола, презирал его козни и не поддавался ничему видимому. Поэтому, когда нечистый тот увидел, что ни в чем ему никакой нет пользы, то ведет его опять в судилище и пытая предлагает непрерывные вопросы. А он на каждый вопрос отвечал одно только: я христианин; и когда палач говорил: какого ты отечества? — я христианин, отвечал он; какое у тебя занятие? — я христианин; кто предки? — он на все отвечал: я христианин, одним этим простым словом поражая голову диавола и нанося ему постоянные одну за другой раны. Хотя он обладал и внешним образованием, но верно знал, что в таких состязаниях нужно не риторство, а вера, не сила слова, а боголюбивая душа; достаточно, говорит, одного слова, чтобы обратить в бегство все полчище диавольское. Для тех, которые не тщательно вникают в дело, этот ответ покажется, пожалуй, неуместным; но кто остановит на нем внимание, тот усмотрит и из него мудрость мученика. Сказав: я христианин, он объяснил этим и свое отечество, и род, и занятие, и все. Каким образом? Я говорю: христианин не имеет города на земле, но вышний Иерусалим: «вышний Иерусалим, говорит (апостол), свободен: он — матерь всем нам» (Гал. 4:26). Христианин не имеет занятия на земле, но посвящает себя вышнему образу жизни: «наше же жительство, говорит (апостол), на небесах» (Флп. 3:20). Христианин имеет своими сродниками и согражданами всех святых: мы «сограждане святым, говорит (апостол), и свои Богу» (Еф. 2:19). Таким образом он (мученик) одним словом с точностью указал, кто он, откуда, и от кого, и чем обыкновенно занимался. С этим словом он и жизнь кончил, и отошел, понесши ко Христу залог в целости, и потомков убеждая своими страданиями — быть твердыми и не бояться ничего, разве только греха и отречения.