По этой причине люди отвергли естественную любовь другъ къ другу, и точатъ мечъ, и собираютъ боевые ряды, и какъ звери какіе вступаютъ въ битву другъ съ другомъ съ великою свирепостью. А следующее за этимъ кто и разскажетъ? Сильныя укрепленія ниспровергаются осадными орудіями, города берутся приступомъ, жены уводятся, дети порабощаются; страна опустошается и разграбляется; терпятъ нападеніе даже и деревья, подобно людямъ провинившимся; (происходитъ) большое избіеніе цветущихъ возрастомъ, и потоки крови текутъ отъ несчастныхъ телъ; богатство побежденныхъ — награда для победителей. Ко всему этому — рыданія вдовства и слезы сиротъ, оплакивающихъ вместе и отцовъ и свободу. Недавній обладатель большаго богатства выпрашиваетъ ломоть хлеба, протягивая правую руку. И имевшій много рабовъ–ткачей и домá, полные одеждъ, — одетый въ рубище исполняетъ должность слуги, нося воду для необходимыхъ потребностей, выскребая навозъ изъ конюшни и прислуживая при постыдныхъ обязанностяхъ. Безчисленное множество и другихъ золъ, которыя сразу и обнять невозможно. А всего этого началомъ, причиной и корнемъ — желаніе бóльшаго, неправедная любовь къ чужимъ именіямъ. Если–же бы кто–нибудь эту страсть людскую истребилъ, то ничто не препятствовало бы, чтобы въ жизни водворился глубокій миръ, войны и возмущенія были изгнаны отъ людей, и все возвратились къ естественной пріязни и дружбе. Посему и Господь нашъ заботливо врачуетъ эту болезнь своими увещаніями, то объявляя: не можете служить Богу и мамоне (Лук. 16:13), то выставляя жалкимъ богача того, имевшаго на следующій день умереть, a воображавшаго себе, что будетъ долго наслаждаться роскошью (Лук. 12:20) — то, въ другомъ месте, поучая, что совершенъ тотъ, кто предоставивъ нуждающимся все, что имеетъ (Матѳ. 19:21), обратится добровольно къ нестяжательному любомудрію, — матери и сожительнице добродетели.

Но, мне кажется, нужно послушать и молчащихъ (теперь), которые обыкновенно возражаютъ противъ учителей следующимъ образомъ; какъ же мы будемъ добывать средства къ жизни, если будетъ оставлено въ пренебреженіи стяжаніе имуществъ? какъ будемъ удовлетворять потребностямъ? какъ будетъ уплачиваться долгъ? какъ и ссуда будетъ даваться просящему, если все мы будемъ бедняками по твоему увещанію? Неверующаго — это слово, неразумная речь — того, кто не ведаетъ, что Владыкою мы имеемъ Бога, распорядителя жизни, доставляющаго созданному имъ живому существу что нужно для употребленія — и необходимый достатокъ пищи, и потребную одежду. Ибо Промыслъ Божій объемлетъ собственныхъ своихъ тварей, и богатящагося верою никогда еще не постигало несчастіе бедности. Одинъ примеръ изъ Священнаго Писанія выставивши въ доказательство сейчасъ сказаннаго, — я думаю — достаточное представлю свидетельство.

Въ Исторіи Царей описана некая женщина вдова, сильно тяготившаяся бедствіемъ одиночества (4 Цар. 4:1 и след.). Осаждалъ ее заимодавецъ сребролюбивый и человеконенавистный, отнявшій (у нея) въ качестве залога детей, которыхъ только и имела вместо всего мать. Когда же въ безвыходное положеніе поставили ее неблагопріятныя обстоятельства, и никто изъ имевшихъ золото не оказывалъ состраданія, пошла она къ тому, кто имелъ человеколюбіе и веру. Это былъ Елисей пророкъ, мужъ бедный земными вещами, но изобиловавшій невещественнымъ богатствомъ, — мудрецъ изъ земледельцевъ, бездомный, не имевшій своего очага, носившій одно только платье, — недавно, правда, получившій наследство, но наследство — изъ дешевой милоти и еще — невидимаго благословенія, ниспосланнаго съ огненной колесницы (4 Цар. 2:14). И онъ–то именно не отослалъ просительницу безъ удовлетворенія, не отказалъ въ помощи на томъ основаніи, что не было у него просимаго, и не сказалъ какихъ–нибудь малодушныхъ и чуждыхъ веры словъ, какъ одинъ изъ многихъ: откуда у меня деньги, чтобы заплатить (твой) долгъ? Но какъ превосходнейшій врачъ, и при отсутствіи лекарствъ, онъ нашелъ во вдохновенныхъ мысляхъ врачеваніе для недуга и сказалъ: «что естъ у тебя въ доме, женщина» (4 Цар. 4:2)? Припомни, не осталось ли тамъ хоть немного чего–нибудъ; ведь никто не бываетъ настолько беднымъ, чтобы ужъ совсемъ ничемъ не владеть. Когда же она сказала, что есть глиняный сосудъ и въ немъ небольшой остатокъ масла, то онъ сказалъ: приготовь мне множество сосудовъ. Она приготовила, a онъ при ея помощи наполнилъ ихъ, и — долгъ былъ уплаченъ заимодавцу. И женщина отошла, нашедши исходъ изъ бедности: такъ какъ весьма малое количество масла, о существованіи у нея котораго она сказала пророку, умножилось сверхъ ожиданія, наполнило все приготовленные сосуды и тогда только перестало литься, когда уже не было сосуда для принятія его, такъ что даръ былъ соразмеренъ съ нуждою. По–истине масло это не было плодомъ растенія, a было возращено Божіимъ милосердіемъ. Это знаніе пріобретайте, если можете, о вы, — отъ восхода солнца и до запада — цари, вельможи, богачи! Мудрецы мірской мудрости, стяжите даръ пророка изъ земледельцевъ, — даръ, который неотъемлемо оставался у получившаго его, тогда какъ пріобретенія вашего старанія подвержены безчисленнымъ опасностямъ утраты и отъ разбойниковъ, подкапывающихъ стены, и отъ тиранновъ–грабителей, и отъ доносчиковъ злоумышленныхъ, и отъ моря потопляющаго, и отъ земли, трескающейся разселинами. Но да будетъ надеждою и сокровищемъ для людей десница Божія, которая извела народъ изъ Египта (Исх. гл. 14 и пр.), и въ пустынной стране даровала изобиліе благъ, которая Аввакума представила къ Даніилу (Дан. 14:36), — которая спасла Измаила, исторгнутаго изъ объятій матернихъ (Быт. 21:19), — которая помогала людямъ во все роды, — и которая, наконецъ, пять хлебовъ ячменныхъ преисполнила какъ бы въ огромную жатву (Іоан. 6:9), дабы каждый хлебъ наполнилъ желудки тысячи алкавшихъ людей и сверхъ того — корзину остатковъ. — Богу нашему слава во веки вековъ. Аминь.

Печатается по изданію: Святаго Астерія Амасійскаго Беседа противъ корыстолюбія. / [Переводъ съ греческаго и примечанія М. Д. Муретова.] // Журналъ «Богословскiй Вестникъ», издаваемый Московскою Духовною Академiею. Сергiевъ Посадъ: «Типографiя А. И. Снегиревой». — 1892. — Томъ I. — Мартъ. — с. 457–475.

Слово обличительное против празднования Календ

Т. е. — против празднования «Новаго Года».

Два праздника совпали вместе во вчерашний и нынешний день, — (праздники) не согласные и сродные, а напротив во всем друг другу враждебные и противоположные. Один — праздник внешней безпорядочной толпы, собирающий большия деньги для мамоны и влекущий за собой другаго рода мелочную торговлю — праздную и непристойную. Другой — праздник святой и истинной религии, научающий единению с Богом и добродетели чистой жизни. Поелику же многие, предпочитая суетную роскошь и занятие, отстали от церковнаго собрания; то вот мы постараемся словом отогнать от душ эту глупую и вредную забаву, как некое сумасшествие, влекущее за собою смерть среди смеха и шуток. Благовременно было бы мне взять за образец в пользовании речью Соломона. Ведь и он, советуя юношам непоколебимо блюсти себя от сетей невоздержания, — с целию придать своему наставлению более силы и внушительности, — олицетворяет невоздержание в образе зазорной женщины: предавая позору каждый из его пороков, он таким путем выставляет его перед увлекающимися достойным отвращения [4]. Так и я, показавши в речи суетность человеческаго праздника, попытаюсь отклонить любителей его от ложнаго увлечения.

Итак, относительно (каждаго) всенароднаго праздника (наблюдается) такой обычай и закон, чтобы во–первых была ясная цель торжества, и затем — чтобы была общая радость у всех, а не так, чтобы часть веселилась, другая же пребывала в печали и горести. Ибо это свойственно не празднику, а скорее — войне, где по необходимости победители величаются победой, а побежденные оплакивают поражение. Относительно же этих дней (праздника Календ) не ясно и первое, для чего т. е. совершается празднество: ибо басен, взаимно опровергающих одна другую, разсказывается много, а вернаго ничего. А затем, не много вижу я и радующихся, печальных же много, хотя эти последние и прикрывают свою печаль благовидною личиной, так что все я вижу исполненным шума и смятения, и толпа безразсудно волнуется.

Воспоминание и радость по случаю новаго года. Какая же радость, человек? Прежде всего, если поразмыслить о внешнем виде этого сходбища, то каков он? как подозрителен и чужд дружества! Слабым и нежным голосом выходит из уст приветствие, затем следует лобзание, подход к получению: целуются уста, а любятся деньги, на вид — благорасположение, на деле же корысть. А где дружба чистая и искренняя, там и благожелания безкорыстны и безмездны. Итак, много золота разносится и раздается всюду: но настоящаго и приличнаго повода к получению и не существует, и не высказывается. Это — не брачное торжество, когда вызывают на щедрость тщеславнаго жениха. Милостынею я не могу называть расточительность; ибо ни один бедняк (ею) не освобождается от своей несчастной доли. Сделкою никто не назовет то, что происходит (на празднике Календ); ибо большинство (тут) ничем друг с другом не обменивается. Подарком назвать уже совсем не справедливо; потому что тут с даянием связана принудительность. Чем же в таком случае мы назовем и праздник, и затраты, производимыя на нем? Я не нахожу. Скажите же вы, ревнующие о нем; дайте отчет, подобно тому как мы даем — относительно истинных и по–божески совершаемых торжеств. Рождество мы празднуем, так как в это время Бог показал нам Богоявление во плоти. Праздник светов [5] совершаем, потому что по отпущении грехов мы как бы из некоей мрачной темницы прежней жизни возводимся к (жизни) светлой и невинной. Красуемся же опять и радостно торжествуем мы в день Воскресения, ибо оно являет нам нетление и преобразование в лучшее. Так празднуем мы эти праздники, так и все следующие. И всякому вообще человеческому делу предшествует известное основание; а у чего нет причины и цели, то — пустяки и болтовня.

О неленость! все бродят, разинув рты, в надежде (получить) что–нибудь друг от друга. Давшие печалятся, получившие не удерживают (полученнаго), ибо получка переходит от одного к другому: принявший от своего подвластнаго передает ее высшему себя. Неустойчиво золото этого дня, как игральный мяч, быстро перебрасываемый от меня к другому. Это новый какой–то способ приношения даров и общественной благотворительности, связанный с принудительным взносом. Ибо высший и знатный ожидает (подарка), а низший выпрашивает: и все как бы по ступеням движутся к лону более имущих. И что бывает при слиянии вод, то можно наблюдать и ныне. Ибо и там маленький ручеек, источая струи, соединяется с следующим за ним и большим, который в свою очередь скрывается в еще более обильном, несколько же небольших потоков, соединившись вместе, становятся притоком соседней реки, эта — другой большей, та — следующей — до тех пор, пока наконец последняя не вместит свою воду в глубине и широте морской.

Праздник этот, ложно так называемый, полон тяготы; так как и выход на улицу затруднителен и пребывание дома не спокойно. Ибо простолюдины — нищие и скоморохи со сцены, разделившись партиями по разрядам, безпокоят каждый дом. И подлинно уж поздравляют и шумят, оставаясь у ворот с большею настойчивостью, чем собиратели податей, пока наконец осаждаемый в доме, выведенный из терпения, не выбросит серебро, которое он имеет, но которым не распоряжается. Поочередно подходя к дверям, они сменяют друг друга, и до поздняго вечера нет ослабы этому злу: артель следует за артелью, крик — за криком, казнь — за казнью.

Праздник этот прелестнейший бывает у людей причиною долгов и процентов по ним, — поводом к обеднению и началом несчастий. А если кто–нибудь, вследствие недоверия к его состоятельности, не найдет заимодавца, то терзается, как царских податей не уплативший, — плачет, как лишенный имущества, — вопит, как попавшийся разбойникам, прячется, бичует себя. Если же хоть что–нибудь есть в доме для пропитания жены и несчастных детей, выбрасывает и это, и сидит голодный со всею семьей в веселый праздник. Новый закон дурнаго обычая — праздновать печаль и называть торжеством бедность людскую.